20 июня, 1802 год.

Оно было высоко, так высоко, что даже от фантазии о полете вверх, по невидимой спирали, за границу эфирных облаков, становилось дурно. Солнце казалось болезненным недокормышем, путаясь в утреннем тумане, и все равно- высота, величие, благородная кровь юного принца. Уколешь булавкой- и вытечет вся до капельки, вытечет, а красота останется...

- Ламия? Ламия-я-я-я!

Трепет собственных ресниц напомнил чьи-то черные, зловещие крылья, ласкавшие, однако, каждое приблудшее дитя. Каким бы утонченным и изнеженным не было солнце, все же приходилось жмуриться.

- Айседо-о-ора!

Ну что же ты кричишь, пусть и не так громко для человеческого уха, но цикада, этот живой гротеск, бесформенное существо, испуганно вспорхнула с ближайшей травинки, прекратив свою печальную песню. Сам ведь сверг меня в эти беспроблудные заросли.... Постой, сам?

- Феликс!- Я резко села. Покалывание в плечах и шее свидетельствовало, что я лежала в кусте шиповника.

- С возвращением!- хмыкнул Феликс, проводя большой, сильной ладонью по целому легиону люпинов. – Право, я думал, что хуже сеньориты Джейн не бьется никто, но, верно, ошибся.

Я нащупала сквозь ткань плотный колючий узел, и, свято храня обет деревенским обычаям, уперлась в него башмаком и дернула за зацепившийся подол. Подол с легким потрескиванием освободился, целый, хоть и окаймленный целой мозаикой шипов. Я отряхнулась с виноватым видом.

- За это время,- беспечно молвил Феликс,- я бы успел оторвать твою голову, как цветок с стебля. А если бы это была не ты, а, предположим, эта милая девушка, что пришивает Господину воланы на мантию, я был бы уже на полпути к Сан-Джиминьяно, чтобы пообедать в одиночестве. Ламия, кто же учил тебя драться?

- У меня не было иного учителя, кроме сэра Ланселота и лесных зверьков,- ответила я, печально двигаясь ближе к куче мха- на нее было бы определенно мягче падать.- Ты, наверное, знаешь, что женщины дерутся лишь с неверными мужьями? Я имею в виду там... На Сицилии.- Грезы о тумане и робком румянце солнца стремительно таяли.

- Но тут, у благородных Вольтури, все иначе!- Феликс ухмыльнулся.- Только Господину не говори, что я тебя сражаться учу.

- Почему?

-Потому, ваше чудачество, что стоит ему приготовиться к насильственным действиям, так он самых одаренных по безопасным местам распихивает, как кукол по коробкам. Господин-то порой будет еще страннее тебя. Не удивлюсь, если он сейчас за нами с дерева подглядывает

Я подняла глаза на рощу, на медленно покачивающиеся рыжеватые ветки, будто и впрямь ожидая увидеть на одной из них крепко вцепившегося Аро . Это был не тот кусочек леса, в который я не так давно бежала, сломя голову и все ясные чувства. Здесь было куда прохладнее и темнее, но мы с Феликсом не успели пройти и ста метров, как очутились на милой опушке, окутанной томным запахом увядающих цветов.

- Быть может, продолжим? Мне понравилось.

Феликс хмыкнул.

- Слушай, а ты, часом, господину Каю заодно не родственница? Чуть суставы себе не порасшибала, а ей- «понравилось». Уж ради тебя он бы расстарался, наизнанку бы вывернул. По себе знаю...

- Все равно. Я раньше только читала, про то, как можно причинить боль самому, своим телом.

Боль... Она со временем перестала мне казаться чем-то, достойным называться «страхом». Да, неприятно чувствовать, как острая ветка сдирает кожу с руки и тянет когти к сочащимся из плоти каплям. Неприятно даже вспоминать, как в голую ладонь почти изящно входит железная игла... Но порой боль, что я видела в глазах деревенских собратьев, обрушивалась и на меня, как шальная волна. И эта боль, боль чужого, животная, безнадежная боль- вот что было страшно. А за физическую в любом случае полагалась награда- красивый узор, вышитый на пяльцах, или, быть может, спасенный из замка прекрасный юноша.

- Раз желаешь, ламия, то куда нам противиться! Но подожди, покувыркаться ты еще и в палаццо успеешь. А сейчас Господин вот-вот на горизонте должен возникнуть. Ты же не забыла, что я тебя сюда для него привел?

Компетентный Феликс придерживался мнения, что слишком рано прийти всегда к месту. Лишнее время мы решили использовать с умом, немного поучив меня сражаться и заодно как следует позабавив моего охранника. Мои тактики в основном состояли из присядок, уверток, прыжков и бесчисленных кувырканий, неминуемо ведущих к очередному десятку синяков, и пока что Феликс находил меня крайне слабым солдатом.

- А теперь сиди, как и положено порядочной леди. Он вот-вот будет здесь.- Феликс довольно плюхнулся на причудливо сплетенные корни толстенного дуба. – Ты уж только молчи о наших забавах, договорились?

- Как скажешь.- Я села рядом на корточки, ощущая себя, как двухмесячным лисенком. Я только училась видеть, слышать, чуять, как требовала вампирская кровь в моих жилах. Пока что все смешивалось, и я представляла, одновременно прислушиваясь к дроби дятла и провожая взглядом падающий лист, как у разума разъезжаются толстенькие неуклюжие лапки.

Птица, имени которой я не знала, описывала кривые дуги над поляной, прорезая воздух как иглой своим «Ки! Киии! Киии!» Эти пронзительные всхлипывания я слышала в лесу с самого детства, но так и ни разузнала что это за крикунья, ни запомнила ее оперения. Безликая черная тень.

Дуга, вторая, третья... Что она ищет, танцуя и плача одновременно? Четвертая, пятая, она летела плавно, но глаза уже начинало саднить.

- Айседора!- Неизвестность внезапно заговорила голосом Феликса и дернула меня за ворот рубашки. – Сядь прямо и притворись, что держишь благородную позу. Господин идет.

Я устремила взгляд в чуть неровные ряды стволов, гладких от природы итальянских деревьев. Вон там, в глубинке нужно искать... Должны зашептать листья, должны сердито вскрикнуть сломанные ветки, где-то рядом с плотной веткой должен внезапно сгуститься мрак.

Что-то темное и неуловимое мелькнуло, и вжик!- Аро медленно вышел из перелеска. Плащ на нем был легкий, светлее обычного. В руке он держал что-то знакомое, очень знакомое, уже раз испытанным чувством повеяло аж с другого конца поля... Не получилось встретить его, как подобает.

Получив еще один ласковый тычок от Феликса, я встала окончательно. А теперь- не спутать. Аро чрезвычайно не любил опущенных взглядов и подбородков, уткнувшихся в грудь. Приветствие стражи было изящным и коротким, как трель самодельной флейты.

Бледная рука замерла в ожидании. Интересно, откажет ли он мне? Пусть Аро уже десятки раз трепал меня по коленям, проводил бледным пальцем по моим губам, брал мое лицо в ладони и прижимал меня к груди, но я еще никогда не осмеливалась сама, лично, как на равных с его Стражниками, преподнести ему на блюдечке все идеи, сомнения и то, что намедни приснилось в сгущающихся сумерках.

Феликс говорил мне, что Аро умеет читать души всего лишь через одно прикосновение.

Аро усмехнулся.

- Доброго дня, Феликс, и тебе, милая Айседора, здравствуй. - Феликс, уже давно стоявший возле облюбованного дерева, похожий на специально прилагавшийся к нему темный дух, в свою очередь повторил приветствие.

- Айседора, ты с ним сговорилась?- поинтересовался с насмешкой Аро.- Никогда не понимал этой семейной монархии, когда дочь должна падать перед отцом ниц.

- Додумалась я не сама, но Феликс здесь тоже не при чем. Я просто хотела показаться вежливой, Аро.

Аро мягко улыбнулся, и очередной луч, сбежавший из-за небесной завесы, на мгновение осветил его слишком нежные для мужчины щеки персиковым.

- Куда уже больше казаться? Так и знай, в стражу я тебя не пущу. Хотя, черный был бы очень тебе к лицу.- Коралловый взгляд остановился на моих полуоткрытых, торчащих коленках.- А крой плаща закрыл бы твою девичью угловатость- ты ведь так и не пожелала получше есть.

Я виновато повела плечами.- Не пустите, потому что я слабая?- Я стыд для деревенского сестринства, что уж там для изнеженных глаз бессмертного. Мягкая глина- вот что я, поставьте только меня рядом с Корин или Хайди, а о неудержимых вроде Феликса и Деметрия уже и говорить неловко.

Я бросила прощальный взгляд на дерево, под которым примостился Феликс- нет, под которым теперь остались лишь чуть углубившиеся тени на примятом сушняке. Опоздала.

- Нет, Айседора, причина в ином. Но я сейчас пришел не для того, чтобы топтать этот милый лужок. Я бы очень хотел, чтобы ты помогла мне собрать сонных трав.

А вы знаете, Аро, что ажур ваших слов- лучше самой красивой колыбельной? В него верю даже я, хотя я-доказательство очередной вашей вины. И все равно я вас почти что...

- С радостью,- тихо отозвалась я.

- Как в воду глядел, что ты не откажешься.- Закутанной в плащ рукой Аро поманил меня, и я повиновалась. А в соседней у него было зажато в пальцах оно, знакомое...

- Что найдешь- класть сюда. Дерево черемухи, сплетена «в три ряда».

Мамина корзинка!!!
***

Сухая трава шуршала под подошвами ботинок, но шелест становился глуше и глуше, таял и угасал, пока окончательно не уступил легкому поскрипыванию валежника. Только обрывки, завитки этого шелеста перекликались наверху, среди листьев, как будто там тоже кто-то устроил прогулку.
Кудри Аро отливали благородным изумрудным цветом в лесном полумраке. Он легко перешагивал через поваленные стволы и с какой-то немного детской аккуратностью обходил заросли земляники. Его будто стеклянные руки слегка покачивались в такт ходьбе, пальцы левой нежно обвили блестящую плетеную ручку, правой- покоились на моем плече.
Я по привычке старалась идти шаг в шаг. Я успешно перепрыгивала через все преодоленные им препятствия, на ботинках блестела роса от постоянного сворачивания в сторону бесконечного зеленого ковра. Но в ушах, словно отдаленный плач ребенка, тихим эхом раздавался вопрос, вопрос, погубивший однажды и то, что делало меня хорошей девушкой, и то, без чего мой невинный рассудок не мог признать черемуховой корзинки.
Для сонных ли трав мы отправились в это маленькое путешествие на двоих? Быть может, так когда-то Аро вел и мою мать, оставив слова, зная, что тайная магия лесных цветов сделает все за него. Какие странные фантазии, Дора.
Травы... Что о них должна знать каждая умелица? Благословенные послания, яды или лекарства, или просто розовый стебель в волосах для красоты. Собирать их достойна каждая, у кого на сердце доброта, будь ты из ледников или с Юга, будь твоя голова черна или льняна, мудрая ли ты мать или девчушка, сама крохотная, как цветочек... Осторожно травы нужно брать, мягко, кончиками пальцев, под самый корешок. Аромат пусть голову дурманит, не бойся, скоро отойдет. Сушишь ты или свежими в ход пускаешь, варишь ли для приворота или хочешь сделать повкуснее чай, то за всеми деталями помни- лишь ласку от сердца ценят травы, и в руках злого сникнут.
...Белые пальцы пробежались по поверхности лепестка, покрытой светлым пушком.
- Мелисса лекарственная. Совсем молодой побег, нам должен прийтись как раз. Как ее прозвали в Сицилийских деревнях, Айседора? Мне помнится, что лимонной травой?
- Так точно. Можно еще пчелиной мятой.- Интересно, а может ли прочитать Аро о том, как одновременно страшно и весело идти с пучками мелиссы окольными тропками, мимо беспокойных ульев, ведь пчелы просто влюблены в ее запах? - Вы заварите листья четвертинками, с медом пополам?
Аро засмеялся.- Это идея. Но лучше мы с тобой все это измельчим и распределим по заварке. Но до этого нам предстоит еще путь.
Я дышала спокойно и размеренно, стараясь пропитаться витающими в прохладном воздухе сладкими запахами. Как чувствует себя человек, теплый живой человек, которого дружелюбный незнакомец вывел из бескрайних катакомб, с улыбкой вручил чашку сумасводительного отвара... Но слишком голодно блестят его глаза, слишком ледяные у него руки, чтобы ему поверить. И судьба человека зависит от каких-то восьми глотков. Говорят, если будешь собирать травы с одной-единственной мыслью, они станут еще более могущественны, исполнив желание взамен на предельную концентрацию.
- Гляди... – Руки Аро дрогнули.- Черника, шиповник. Здесь нам тоже нужны будут листья. У тебя нежнее пальцы, так что окажи честь довериться в этом тебе.
Аро опустился на землю, плащ разметался вокруг него, словно громадный черный лепесток. Аккуратно, почти с любовью он срывал хрумкие стебельки мелиссы и укладывал на плетеное дно лукошка. На секунду мне подумалось- а вдруг его глаза были бы зелеными? Вдруг он бы устало откидывал с лица свои длинные волосы, смеясь над тем, что иногда путает мелиссу с молодой крапивой, а дома нас бы ждала мать?
Один за другим листья укладывались на правую ладонь и в передник. Как ни странно, я совершенно не боялась уколоться, хотя буквально в трех метрах от меня мурлыкало себе под нос какую-то песенку кое-что пострашнее набухших розовых рубцов.
Две зеленые горки опустились рядом с стеблями мелиссы, уже успевшими загородить четверть дна. Аро на мгновение закрыл глаза и глубоко вдохнул.
- Когда я был жив, пахло по-другому... Нам с тобой остались лишь корни смородины и валерианы. Пройдем чуть дальше, хорошо?- На его плаще даже пятен от травы не осталось.
- А ромашки?- Аро бросил на меня удивленный взгляд, что мне в определенном смысле польстило-какое удивление переборет трехтысячелетний опыт?
- Camomillas? В них восхитителен баланс цвета, их аромат непревзойден, но я в жизни не слышал, что бы они нагоняли сон.
- А у нас на острове их собирают всегда. Вы просто...- Это уже как-то неудобно- обвинить человека в собственной смерти.- Вы просто немного другой, вы не умеете спать. А если бы вы умели, вы бы поняли, как прекрасны ромашки. – Я подвинулась к Аро ближе, глядя в его странно широко раскрытые глаза, пытаясь увидеть в них отражение собственных однажды испытанных чувств. – Вы просто вдыхаете запах, и он такой мягкий, нежный, сладкий. Вкуса почти никакого.
- Как будто по щеке погладили?- туманно отозвался Аро.
- Да, да, примерно так.
- И не страшно, что заснешь навседа?
- Нет. Ни разу не страшно.
- Похоже, у цветов тоже есть чему научиться,- вздохнул Аро.- Мне бы очень хотелось иметь этот дар... Лишать страха, тревоги. Он, верно, полезен.
- Вы научитесь. Ромашки живут только несколько недель, а вам отпущено на вечность больше.
- Не все так просто, драгоценная Айседора.
Корни были выкопаны, сухая черная грязь была мягко стряхнута в ее первоначальное пристанище, и рядом с зелеными горками теперь покоились миниатюрные лабиринты, на которые тоже словно ангел дохнул.
Аро с гордым видом оглядел собранные богатства. Его взгляд обежал уголки листьев, изгибы корешков, но мое сердце решительно отказывалось понимать- как может его испытание быть пройдено, если ромашки забыты? Пальцы соприкоснулись.
- Убедила. Перед ближайшем же приемом найду твои цветы и попробую... Вспомнить.
Вампир был удивлен, вампир принял мой совет. И все равно- я прекрасная, хоть и горькая, жертва.
- Айседора, моей жене как раз нужен такой цветок. Быть может, станешь им?
Что случилось с прекрасной Сульпицией?

*** 
Без шести минут полночь.
Ажурные стрелки больших напольных часов застыли у самой верхушки циферблата, словно сомневаясь: стоит ли брать на себя ответственность завершить день или нет. Полночь была как беспомощный зародыш, маленький темный пульсирующий комок, вскормленный соками прошедшего дня. Лишь откроются глаза под склизкими белыми веками- и вдруг эмбрион превратится в бледную красавицу Ночь.
Пусть я и не была одной из стражи, но среди тех платьев, которыми меня одарил Аро, утомленный видом самодельных штанов, был соответствующий черный наряд. Это необычное одеяние позаимствовало самые ценные характеристики нарядного платья и плаща одновременно. Его рукава и подол оканчивались мягкими оборками, шерстяная ткань скрывала и подростковую худобу, и формирующуюся женственность. Широкий капюшон бросал на лицо легкую тень. Забавно. Плащ умело маскировал испуг. Как будто его всепоглощающая чернота- мое маленькое убежище. Надо идти.
Я скользнула мимо двери прямо по коридору. Когда-то давно, в детстве, когда я читала сказки о вампирах, мне всегда представлялось, что обязательно в каждом углу должно быть по таинственному силуэту, обращающему холодный взгляд на нежданного гостя. Но холлы паллаццо, как и обычно, были пусты. Только вечерняя промозглость медленно прогуливалась по мрачным закоулкам.
Я спешила по направлению к Восточной Башне- именно там жила Сульпиция. Я немного недоумевала, почему она не обитала в одних покоях с Аро, как следовало бы мужу и жене. А может, оно и к лучшему. Я бы в жизни не осмелилась войти в вымощенную черным камнем обитель Аро... Стук- стук, стук-стук, звонко цокали башмаки по гранитным ступеням. Большинство дверей, мелькавших мимо меня, были словно вделаны в стену. Как же оттуда выходить? Если войти можно, то прыгать на пролет, чтобы вернуться- обрежешься так, что и у Байрона не прочитаешь.
Запыхавшись, я остановилась. Как раз вовремя- в ту же секунду одна из дверей, розового дерева, так резко распахнулась, что я едва успела уклониться.
- Что ты здесь вынюхиваешь?- Афенодора стояла в проеме, поджав свои пугающе красные губы.- Зачем явилась?
Мои губы тоже сомкнулись, крепко, чтобы не выпустить ни звука. Рискованно, верно, приглашать вампира в дом, но еще страшнее явиться к нему без приглашения. Осталось надеяться, что стук сердца ответит сам за себя, что Афенодора отпустит глупую заблудшую человечку.
- Зачем ты прячешь лицо? – властно бросила Афенодора.- Дай мне на тебя посмотреть.-Бежать по лестнице дальше теперь нет смысла. Судьба ли мне сегодня добраться до Сульпиции?
- Капюшон долой!
Холодеющими пальцами я медленно потянулась к краю капюшона, заклиная Афенодору оказаться столь же отдаленной от Земли, сколь многие члены стражи, чтобы все человеческие лица казались ей одинаковыми, чтобы она спутала меня с кем-нибудь еще...
Сердито крякнули старые петли, и на этот раз мне не удалось избежать телесных столкновений- распахнувшаяся над головой дверь как следует наподдала по уже схватившим край капюшона пальцам. Не смея поднять взгляда, я уставилась на то, как от костяшек к бледным ногтям ползет густая краснота.
- Афена, в чем твое недовольство? Разве кто стучал в наши двери без спросу?
Увольте, сеньорита- скорее дверью настучали мне.
- Здесь бродят чужие и скрывают лица.- Афенодора словно процедила слова сквозь мелкие блестящие зубы. – Это ли позволительно человечьим созданиям?
- Не позволительно никому,- Я окончательно узнала сильный, грудной Каталонский напев. - Если только они не присланы ко мне. Позволь мне, chiquitita.
Сульпиция легко подсадила чуть оторопевшую меня наверх и бросила на Афенодору долгий взгляд. Ее дверь располагалась чуть выше той, из которой выступила Афенодора, обе были и вправду вделаны в стену, а их соседки располагались по всей длине коридора неровно, словно шашки в середине игры, и отчего-то на разных уровнях. Уж не проводят ли таинственные жены время, ползая от одной к другой, будто паучихи? Что за странный замок странного владыки...
-Извините,- негромко сказала я Афенодоре, смутно подозревая, что крайне удачно спряталась за чью-то юбку.
В ответ послышался фырк, и рыжеволосая сеньора исчезла еще быстрее, чем появилась. В коридоре вновь воцарилась глухая темнота, и через пару молчаливых секунд Сульпиция потянула мощную дверь на себя.
- Ты извиняешься за то, что не дала вновь испытать радость унизить?- тихо спросила она.
- Нет.
- Тогда за что?
В полумраке я наконец различила ее лицо, бестелесные, как на иконах, очертания носа, губ, бровей. Невероятной длины и густоты ресницы трепетали, словно сонные бабочки. Сульпиции было словно все равно, какой ответ я выдумаю на вопрос, ей кажущийся предельно простым.
- Верно, это из привычки. На случай, если вдруг что-то пойдет не так.
Дремота растаяла, сонные бабочки внезапно взмыли ввысь- я поразилась, как быстро на лице Сульпиции выступило удивление.
- Ни у кого нет силы по-настоящему тебя оскорбить, кроме тебя же самой. Если попробуешь стать пылью под ногами- все получится. Вот только я бы не стала проводить таких опытов... Хотя, пожалуй, уже провела.
Она развернулась полностью, и по мне прошла благоговейная дрожь. Словно сама Фата Моргана принимает меня в своих блистающих мрачным богатством горницах! Сульпиция была высокой, такой высокой, что убрали бы из роста Аро хоть дюйм, я бы не сомневалась, что она выше его. Волосы падали тяжелым каскадом, неприбранные, хоть и тщательно расчесанные. Глаза Сульпиции влажно блестели, словно неведомый мастер залил их живым серебром*, и я ни разу в своей жизни не видала настолько длинных и прозрачных пальцев.
Ощущение того, что это зловещая Фея показала свой истинный облик, разрушало лишь крестьянское, чуть ли не монашеского покроя платье. Грубый холст, черная шерсть, застежки в виде крестов- при одном виде сердце сладко ныло, вспоминая бесконечные субботние мессы, а из-под локтя Сульпиции выглядывал уже впивавшийся сегодня в сознание предмет. Черемуховая корзинка...
За что?! За что?! За что вы не разломали эти гладкие прутья, не отправили их вместе с прахом в огонь? Зачем вы вернули то, что вам не принадлежит, растравливая память, передавая от мертвых привет? Аро, зачем вы вернули корзинку?!
Истерика была удачно сдержана, у меня только пересохло во рту, и из горла вырвался то ли вхлип, то ли кашель.
- Быть может, мы с тобой сядем?- предложила Сульпиция. На ее губах задрожала улыбка, слабая и болезненная настолько, что приподнялись лишь самые краешки губ.- Пойдем, девочка, пойдем...
В башенной комнате царила красноватая мгла. Кресла, занавеси на окнах, дверцы шкафов- все было задрапировано в красный, самых разнообразных, самых неуловимых и редких оттенков. Ткани были дорогими, и Сульпиция, обряженная в произведение из холстины и дешевого перламутра на отделку, казалось, потерялась среди них.
Сульпиция мягко кивнула мне и опустилась в одно из кресел. Шелк, свисавший с подлокотника, печально зашуршал и сполз на пол, скрыв алым озером мои башмаки.
- Ты можешь сесть прямо на эту охапку, девочка, никого это не смутит. Мы с подругами нередко болтали, сидя на полу, хотя достать такой красоты мне в те времена и не снилось. Садись...
Я аккуратно разложила шелк, удавом свернувшийся на полу, и присела. Сульпиция расслабилась и полулегла в кресле, упершись щекой в подлокотник. И снова наступило молчание.
В глаза Сульпиции смотреть было больно. Лихорадочный блеск, зрачки, расширенные, закрывающие похожую на лунный камень радужку, частый трепет беспокойных век- я была бы облегчена увидеть хоть что-то подобное в ее взгляде. Ее прекрасные глаза были пустые. Живей было когда-то глядеть в пересохший колодец, гадая на суженого... Тоску смертных вылечат ромашки, ну а тоску бессмертной?
- Но ты опять молчишь...- тихо пропела Сульпиция. Откуда-то она очевидно помнила слова моей колыбельной, хотя когда она свидетельствовала нашей с Джейн битве, песня наверняка звучала, словно царапанье гвоздя по деревянной доске, слова противились, не желали покидать раскаленного горла.- Не страшно, я и так знаю, зачем ты здесь мне, девочка.
Сварить приворотное зельице из ласковых слов, и самых древних, милых еще Рапунцель и ведьме Хейзель уговоров, излечить лукавым девичьим поцелуем. Любое волшебство так бесхитростно, так предсказуемо...
- И на твоем горлышке Аро хочет пальцы приютить?- произнесла Сульпиция, будто глядя сквозь меня.- Через твое наконец добраться до моего? Ты ему передай, что не надо, что я послушная теперь... Послушная и очень... Брошенная.
- Вы чего-то боитесь?- Разговор с Сульпицией перетекал хоть и в тихое, но в определенно бездонное русло. Испанская вампиресса, кажется, любила говорить загадками не меньше, чем я, наущенная с детства сказочниками.
- Боюсь окаменеть. Я хочу снова попробовать быть смертной. Хочу устать.- Сульпиция, словно в призрачном жару, заметалась в кресле.- Ты знаешь легенду о Галатее, девочка? Смени Пигмалиона. Я сама желаю узнать, что за песенки могут растопить даже душу из мрамора...
Я молча встала, и, поражаясь собственной дерзости, встала за спинкой кресла, запустив пальцы в богатые драпировки. От Сульпиции пахло дождем, в общей гамме совсем чуть-чуть чувствовался оттенок металла. Это перебивало приторный, уже хорошо знакомый запах вампира, и я глубоко вдохнула, пропуская через себя новую смесь запахов.
«Только что она поклялась тебе в верности. Когда еще на твоих руках прикорнет Королева Бессмертных?» Направляющий голосок внутри, кажется, был очень доволен. Но прежде пусть будет чуть-чуть утешена Сульпиция. Камень не тает, но и молния пронзает его сердце- самая крошечная, холодная, которую так трудно найти и поймать.
- А вы, Госпожа Сульпиция, знаете сказку о Сыне Луны?
- Я по-любому выслушаю твой пересказ...

Предыдущая глава « Оглавление » Следующая глава