«Афанасия! [1] Кому кроме тебя могло это понадобиться?» 

Марку показалось, что от ненависти у него даже потемнело в глазах. Он до боли закусил губу, и из образовавшихся ранок по подбородку потёк яд. 

Про Афанасию в те века среди её прислужников-вампиров ходили разные толки: что она якшалась с богами тёмного царства и пила с ними вино из одного кубка; что она сама была одной из павших с Олимпа на Землю. Но самой интересной и убедительной Марку показалась версия о том, что Афанасия была одной из двенадцати хладных, которые были созданы первым убийцей себе подобных, проклятым небесами и обречённым на изгнание и жажду. Первая дюжина кровососущих получила от сил тьмы могущественные магические дары, несравнимые с ментальными и физическими способностями созданных впоследствии вампиров. Но почти все первородные пали в борьбе за власть и превосходство, в том числе убили и своего породителя. 

Немудрено, что треклятая женщина так поквиталась с возлюбленным! Как известно, бодливой корове боги рогов не дают. Но они вольны поступить и более жестоко — дать ей рога, а потом содрать их вместе со шкурой. Ноги этих существ обмотаны шерстью — их шаги неслышны, их месть всегда неожиданна и, согласно всем правилам, подаётся холодной. Глупо было думать, что такое создание, как она, может по доброй воле выпустить что-то из своих рук. 

Хотя сама Афанасия насмехалась над существованием богов, оракулов и презирала мистерии. «Копошатся черви и нарекают каждую каплю дождя священным именем» — любила говорить она. Но теперь вдовец готов был поверить в кару высших сил, ведь в своей жизни Марк предавал трижды. Отца и божеств, которым отказался служить, бросив храмовое хозяйство ради сомнительных подвигов, азарта и желания увековечить своё имя в мифах и легендах; Афанасию, сделавшую его бессмертным и полюбившую его больше, чем это самое бессмертие; и Аро, объявив названному брату о своём уходе из клана ради уединения с женой.

И вот теперь перед вампиром был тупик. Никакой надежды выйти к свету. Он был обречён бродить в лабиринте своей памяти мимо трёх этих вех, каждый раз возвращаясь к одному и тому же месту.

Подземный холод объял его уже тогда, когда смертельно раненый, совсем обессиливший и не способный больше сопротивляться, он упал навзничь у ног вампирской царицы.

___  

– Ты был самым забавным человеком, которого я только встречала, –  через некоторое время призналась женщина. Марк впервые оказался с ней наедине, без денно и нощно ласкавших её угодников. Она, обнажённая, лежала в массивной терракотовой ванне, а он, подобно остальным её слугам, одетый лишь в набедренную повязку, стоял у одной из статуй. В розовых лепестках и мягком свете стоявших по периметру зала светильников она впервые показалась молодому вампиру красивой. Будто лицо с крупными чертами и широкими чёрными бровями немного смягчилось, а каштановые кудри, выбившись из тугой причёски, сделали плечи женственней.

– Вот так значит? –  уверенно отозвался он. –  Это частичный и очень расплывчатый ответ на один из множества вопросов, которые я хотел Вам задать.

– Подойди, –  ласково позвала Афанасия, и юноша повиновался. – Присаживайся. – Марк опустился на каменный пол и прижался спиной к тёплой стенке ванны, а царица запустила обе руки в его волос и начала пропускать смоляные прядки волос сквозь пальцы. – Я очарована твоей дерзостью! Никто в этом дворце не осмелился бы на подобные реплики — вопросы всегда задаю я, равно как и начинаю любую беседу. Но я готова полностью удовлетворить твоё любопытство. О чём ты хотел говорить со мной?

– Почему мне не удаётся выйти на поверхность? – с толикой возмущения поинтересовался Марк. – Сегодня я вновь заблудился, и мне потребовалось немало времени, чтобы найти дорогу обратно к жилым помещениям — о выходе в город уже речи не шло. Что за шутки такие?

Необъятный дворец и его лабиринты были устроены хитро, и пугали они не только обитающих в них вампиров, но и людей далеко за их пределами. В подземной части обитали бессмертные. В надземной — смертный царь Тавр, который был достаточно умён для того, чтобы оказывать пособничество вампирам и молчать об этом, и достаточно глуп для того, чтобы полагать, что кровососы помогли бы ему в любой битве. С лёгкой руки Афанасии один из предков Тавра распространил слух о том, что в подземельях его дворца обитает зловещее чудовище с телом человека и головой быка. Тогда то и начались жертвоприношения. Юноши и девушки доставлялись из нескольких городов, кровь полилась в пасти вампирам, как из рога изобилия.

– Зачем тебе выходить? Здесь есть всё, что нужно для счастья. Танцы, состязания, игры, кровь. Любая из здешних вампирш может стать твоей. Любое удовольствие. – Царица, кончиками пальцев массировавшая голову Марка, склонилась к его шее, языком стала выписывать на ней неведомые узоры, невесомо касаться его кожи острыми зубами, всё больше распаляясь от его вздохов. – Не выходи из дворца! Не покидай меня даже на миг! – жарко прошептала она, чуть задевая губами его ухо. – Я сразу поняла, что ты особенный. А ведь я пресыщена красотой и наслаждениями, и чтоб удивить меня, нужно вылезти из кожи вон.

Афанасия не лгала. Она искала любой, даже самый непотребный, способ развлечься. Излюбленным занятием изнывающей от скуки царицы было наблюдение за битвами смертных. Ей нравилось являться чуть живым воинам, ублажаться остатками их разгоряченной крови. Это было всё равно, что в далёкой людской жизни срывать плоды смоковницы прямо с дерева или подбирать их с земли, свежие, сочащиеся нектаром, а не ждать, пока их поднесут на блюде. Кроме того, никто помимо этих обречённых не заглядывал ей в глаза с такой надеждой. Часто воины перед смертью называли её приспешницей Зевса, покровительницей, Афиной. Они беспомощно тянули руки к красноглазому существу в белоснежных одеждах. 

– Марк, ты полз среди вспоротых тел и обломков колесниц не ко мне, а от меня, – всё так же снисходительно-нежно продолжала Афанасия. – У тебя в глазах не было ни капли восхищения — только ненависть. Ты до последнего сжимал своё копьё и даже пытался отбиваться. Каким же ты был прекрасным в эти мгновенья! Но теперь ты явно хочешь меня отблагодарить...

Царица жестом поманила юношу к себе в ванну. И когда он встал перед ней в нерешительности, тоже поднялась из воды. Она прильнула неприкрытой грудью к его груди и с плотоядной улыбкой потянула набедренную повязку...

___

На стенах самого большого в подземном дворце зала, испещренного мелкими рисунками, плясали причудливые тени. Почти нагие тела танцующих прыгали и извивались под быстрый ритм, точно в лихорадке. Казалось, что от ударов колотушек о туго натянутую кожу вот-вот рухнет потолок. Афанасия, красующаяся в массивных золотых украшениях посреди хоровода своих приближённых, бросила на Марка недовольный взгляд и двинулась в его сторону. Ему почудилось, будто это не её руки заскользили по его телу, а два питона, готовых удушать и дробить кости.

– Ты мрачнее грозового облака, дорогой... Отчего не танцуешь?

– Оттого что мне больше не суждено увидеть эти облака. - Глаза Марка недобро сверкнули из-под нахмуренных бровей.

Новорожденный вампир точно не знал, сколько прошло времени с момента его обращения. Он больше не имел возможности следить за сменой дня и ночи. Время стало густым и вязким. Оно стало измеряться партиями доставленных во дворец жертв. Даже в покои правительницы, набрасывавшейся на него, словно на обмазанного кровью, он шёл уже без энтузиазма, хотя та была искусной в любом виде утех. Не только любовных. Но влечение Марка очень скоро превратилось в утомление, а объятия стали казаться даже не змеями, а цепями, которые вгрызались не в тело, а в самое его существо. Чувства же Афанасии напротив — вспенивались всё больше. Будущий Волтури точно знал, что в её сердце его власть будет безраздельной. Ещё не совсем поняв суть своего дара, он списал эти знания на вампирскую интуицию.

___

– Зачем ты уничтожил Кассия? – не поднимая глаз, спросила глава вампиров таким голосом, будто ещё не решила, будет ли гневаться или найдёт убийство своего бывшего баловня смешным.

В бычьей шкуре и с кусочком глины, из которого она лепила неуклюжую фигурку, царица выглядела странно. Марк повернулся спиной к её трону и поднёс ладонь к треножнику, на котором томились благовония. Тепло и хвойный аромат немного успокоили его скверное расположение.

– Он сделал всё, чтобы вывести меня из себя. Впрочем, как и все они, – проворчал вампир.

– Им сложно скрывать зависть... В следующий раз, когда кто-то посмеет сказать что-то нелицеприятное, не спеши его убивать — просто вырви нижнюю челюсть и сожги её. Слуга станет ещё более покладистым и будет кормиться с рук, - царица прищурилась, довольная своим чувством юмора. – Не стоит разбрасываться подчинёнными.

Марка раздражали эти поучения свысока.

– Почему они ещё не убили тебя? Им что, всем нравится жить, как скоту в загоне?

На этот выпад Афанасия лишь лукаво улыбнулась:

– Наверное, они очень любят меня, да и я добра к ним.

– Что будет, если мы сплотимся и разорвём тебя? Мы навечно останемся в этих лабиринтах?

Вампир ожидал, что хотя бы сейчас в женщине забурлит ярость, но она лишь прикрыла свою печаль громким смехом, приблизилась к Марку и потянулась ладонями к его лицу. Тот отпрянул и подумал, что, если царица, как нищенка у городских ворот, будет с протянутой рукой выпрашивать его любовь, то это будет самым мерзостным в его жизни в этих подземельях. Уж лучше пусть обращается с ним, как с рабом или даже вещью.

– Отпусти меня! Я вернусь, – пообещал юноша, честно заглядывая в глаза своей любовнице.

– Не отпущу! Не вернёшься, – исковерканным эхом повторила она.

___

Вампир безуспешно пытался разрушить стены и потолок очередного слепого тупика. Он налетал на них с разбегу, наваливался спиной, бил ногами. Но они были такими же неуязвимыми, как его собственное тело.

– Так ты ничего не добьёшься, Марк. 

Она подошла неслышно.

Она не пыталась убрать его руки или ударить в грудь, когда он смертельной хваткой сжал её горло. Даже после того, как по шее вампирши пошла сеточка мелких трещинок, она всё так же привычно улыбалась — загадочно, милостиво и спокойно. И улыбка эта была более сокрушительной, чем любой удар.

– У тебя нет сейчас факела, чтобы сжечь меня, - наконец холодно промолвила Афанасия.

– Чудовище! 

Марк грубо оттолкнул её и понёсся прочь.

– Этот лабиринт бесконечен, и только я знаю верную дорогу. Если будешь столь упрям, то забредёшь в такие дебри, где окоченеешь без питания, – учтиво предупредила царица, не отставая от него ни на шаг.

– Мне безразлично, в каком состоянии быть в твоём Тартаре! Так будет даже лучше! – прокричал юноша.

– Я сделаю тебя царём. Потерпи, мы выйдем на поверхность вместе. Но не сегодня. Сегодня к Тавру из-за моря приплывает другой самодур, и мне надо видеть его.

Марк ещё больше преисполнился возмущения:

– Вместе?! Погонишь меня на выпас, как козла? Я свободы хочу, Афанасия! Хочу уходить от тебя и возвращаться к тебе, когда захочется.

Видимо, на этот раз, слова о возвращении, равно как и страх совсем опротиветь юноше, подействовали на влюблённую деспотшу, как целебный отвар на тяжелобольного. Она переменилась так быстро, что Марк не смог заподозрить, с каким трудом далось ей это решение.

– Хорошо. Следуй за мной.

Из кромешной темноты они снова вышли к тепло освещённым коридорам. В одном из них царица извлекла из сундука отрез льняной ткани, мягкими складками накинула на тело своего любимца и подпоясала, затем они снова углубились во мрак. Они двигались довольно долго, ни разу не взглянув друг на друга. Марк уже начал думать, что в этом кроется какой-то подвох, когда  тьма стала рассеиваться, и, наконец, вампир увидел колонны светового колодца [3]  и долгожданный, живительный солнечный свет. Афанасия с холодной маской равнодушия развернулась и, не проронив ни слова, скрылась из виду. Юноша был приятно удивлён, что с него не взяли никаких обещаний, и даже не сказали о чувствах.

___

Прошёл не один век прежде, чем Марк сдержал слово, однажды неосторожно брошенное той, которую он без зазрения совести оставил. С тех пор много крови утекло, и многое изменилось в их жизни...

...Вампир заприметил свою создательницу ещё издали. Она, конечно же, почуяла его приближение и вышла на портик [4] встречать желанного гостя. Нескольких мгновений хватило на то, чтоб размотать клубок её чувств и привязанностей. Когда вампир рассмотрел эти нити, то его посетили и разочарование, и облегчение одновременно. Это совершила не Афанасия.

– Свободный сокол вернулся к злобному птицелову? – с горькой усмешкой бросила женщина.

– Моя жена убита, и я разыскиваю убийцу, – сквозь сжатые челюсти процедил Марк.

– Но ты пришёл не помощи просить, а свершить месть. Минуту назад твои глаза сверкали так же прекрасно, как в последний день твоей человеческой жизни. – Женщина с вызовом вскинула подбородок. – В третий раз попытаешься меня убить? Что же тебя останавливает?

Марк опустил голову и произнёс уже кротко и печально:

– Дар. Он позволяет мне видеть связи и отношения во всей их полноте. Я теперь знаю, что в произошедшем твоей вины нет.

– Пройдём в дом, Марк. Неприлично разговаривать с посетителем в дверях. Не бойся, лабиринтов здесь нет.

Афанасия неспешно повела его сквозь арочную галерею.

– Я слышал, что не так давно твой дворец был затоплен извержением вулкана, и ты распустила всех слуг. – Бывшая правительница кивнула. – Отчего ты не восстановишь своё царство? Тебе не идёт современная одежда и современное жилище.

– Не вижу в этом смысла. Всё утеряло вкус с тех пор, как ты ушёл. Никакой вулкан не страшен был моему обиталищу — я сама не оставила камня на камне.

– Ты говоришь об этом так непринуждённо, словно об очередной трапезе.

Они вошли в просторный мегарон [5], где вампиры предавались праздному безделью: кто-то играл в нарды, кто-то расчёсывал волос, кто-то рисовал.

– Освободите зал! – скомандовала хозяйка.

Когда все удалились, бывшие любовники присели поближе к пылающему очагу.

– Если всё стало бессмысленным, почему ты не последовала за мной, почему три века назад не оставила свои погребальницы?

Марк подумал, что останься он в лабиринте — никогда бы не испытал он такого окрыляющего счастья, которое дарила ему Дидима. Но и не пришлось бы ему испить этой неутихающей боли. Чувствует ли покинутая им женщина то же самое? Если это так, то она очень достойно держится... 

– Нет ничего более обременительного, чем любящий, но нелюбимый вампир. – Губы Афанасии расплылись в грустной улыбке. – Я бы бросила всё ради тебя, а ты однажды встретил бы свою любовь, и сказал бы мне самые унизительные слова, какие только может услышать женщина. И я оказалась права, ведь ты её встретил...

У Марка внутри всё перевернулось, а на лице невольно проступило мученическое выражение. Афанасия погладила его по плечу в знак поддержки.

– Я найду! Обязательно! Как ты говорила? Вырви челюсть и сожги её... Потом выскоблю ногтями глаза и предам их огню, потом буду отрывать конечности... Нет, этого будет мало! Я сделаю это не с ним, а с тем, кого он любит. На его же глазах!

Во взоре несчастного отплясывало безумство. Вампирша обняла его и погладила по затылку, но он, конечно же, не сделал ни одного движения навстречу её утешающим ласкам.

– Как ты вообще мог такое допустить?

После долгого молчания Марк наконец заговорил, и голос его звучал абсолютно бесцветно:

– Я оставил её буквально на час. Мы собирались отделиться от клана, и мне надо было решить кое-какие дела перед нашим отъездом. А когда вернулся, всё, что нашёл — её запах, обезображенный гарью.  Не осталось ничего. Никаких улик, никаких следов, по которым можно было бы пойти.

– Вот как... Отделиться от клана... – Бывшая царица погрузилась в размышления. – А Аро? Он же видит всё, что скрыто «под кожей». Неужели он не может найти виновного? Ведь ясно, как день, что это свершил кто-то из «своих».

Марк отстранился и помрачнел ещё больше.

– Откуда ты знаешь Аро?

– Меня как-то навещала эта ехидна, которая объявила тебя своим братом. Уговаривал объединиться с ним против Дакийского клана, обещал океаны крови, манил возможностью быть рядом с тобой.

– Втайне от меня! – прошипел вампир. – Подлец!

– Даю голову на отсечение: он всего добьётся и без моей помощи. Мне видится очень странным, что такое существо, как Аро не может тебе помочь.

– К чему ты клонишь?

Афанасия опустила глаза и твёрдо произнесла:

– Знаешь... Мне кажется, что кто-то держит вампиров при себе с помощью заговорённого лабиринта, а кто-то может держать их хитростью и жестокими поступками...

Марк тут же вскочил на ноги, успев в мыслях расчленить свою создательницу.

– Что ты говоришь такое?! Моя жена приходилась ему полнокровной сестрой! Он скорбит так же, как и я! А ты просто лжёшь, чтоб настроить меня против него, чтобы я возвратился к тебе! Но этого не будет никогда! Никогда!

Афанасия не стала останавливать его — звать, хватать за плечи, увещевать, клясться. Она проводила его с печальной улыбкой. И лишь из груди её вырвался не то смех, не то тихие рыдания.

[1] Афанасия – (греч.) бессмертная