Сердце внезапно словно окатило склизкой, смешанной с ледяным крошевом морской водой, словно коварный прилив внезапно начал тянуть гибкие пальцы к босым ногам. Кай! Так вот он, охотник на волков, Тосканский обольститель! Вечная семья!...
Изящные, почти просвечивающие руки никогда еще не приближались ко мне настолько близко. Кай резко подхватил меня за талию и установил в более или менее свойственное даме положение, почти незаметно, но крепко держа.
- Я, несомненно, желал бы помочь Айседоре дойти. Не находишь ли ты, брат, что было неразумно стравлять их друг с другом, даже не предупредив? И собакам сначала ставят клейма.
- Быть может, Кай, быть может. Я искренне рад твоей внезапной доброте, но смею сомневаться, что твои намерения чисты.
Краем глаза я уловила, что Кай усмехнулся.
- Будь прост и наивен, и мир сам пойдет к тебе в руки. Я лишил жизни сорок бешеных зверей, и поверь, на сегодня по горло сыт и ядом, и кровью. Неужто после долгой тропы я не могу просто побыть почти человеком?- Его очерченные следами пепла и пыли суставы пальцев действительно могли бы подтвердить его слова, но мне доверие казалось донельзя изнеженным чувством, требующим одновременно всех благ. Витиеватых слов и явления со щитом определенно недостаточно.
Я не без труда извернулась в руках Кая, обратив взгляд к Аро. Его лицо было почти безмятежно, только в чуть искривленных губах и сгустившихся тенях у подбородка ясно читался вопросительный знак. Даже красная дымка в глазах снова отступила в приглушенный, почти черный цвет... Аро с пять секунд пристально всматривался в наши сцепленные руки, а затем ласково произнес:
- Айседора, иди к отцу, мое сердечко.
Остаток вечера обещал пройти для меня необычно, ибо я и на секунду не подумала о промедлении. Без особых надежд на какой-либо успех, я слегка оттолкнула руку Кая. Та, словно гадюка, мудрая лесная гадюка в пурпурных пятнах, скользнула прочь. Чувства смешались, и я почти была рада печально рухнуть в объятия Аро. Ледяной поцелуй в макушку показался теплым, как самый расцвет весны, и я крепко прижалась к тому, кого была готова ненавидеть и презирать всей своей жалкой душой. Так-то оно, в сказках... Утроба чудовища место тепленькое, уютное, все не так плохо... На пути всегда встретятся истуканы-сказители, и прорицатели с посеребренными головами. Куда угодно, лишь бы не в кристальный замок Фарфорового Принца.
- Трогательно,- продолжил Кай.- Думается, ради вида такой любви мне стоило проделать такой путь. Только не умертви Айседору ненароком своей нежностью. Ей нужен отдых.
Я отняла лицо от пахнущего книгами и лучшими шведскими чернилами камзола Аро. Зал опустел. Ни Джейн- как она там?-, ни прекрасной Сульпиции, ни даже уже почти привычных Феликса с Деметрием. Лишь слегка растрепанный, но все такой же чарующий Кай, и Аро, оградивший меня темными рукавами от беспокойных лесных воспоминаний.
- Тебе бы лишь об этом и говорить, Кай,- ответил Аро.- Я повторюсь, что ценю твое участие, но почему бы тебе не пойти, и не поприветствовать твою драгоценную Афену? Неужто ты тосковал по ней менее, чем она по тебе?
- И все же, брат.Прими мою помощь. Ведь тебе, полагаю, известно, что мы с Айседорой встречались и прежде.
Объятия Аро напомнили крепко обвивиший хвост старого, никогда не упускавшего свое тигра.
- Ты думаешь, что Дора снова желает выслушивать твои притчи?
- Сегодня их не будет.- Кай медленно играл с серебряной цепочкой , пропуская ее между пальцев, обвивая вокруг запястья.- Все, чего я хочу- загладить собственную вину. Не веришь мне?
Аро почти добродушно засмеялся.
- За последние девятьсот лет ты не давал мне повода изменить это мнение. Но все же я сегодня буду мягок, Кай. Как раз и испытаю тебя, хорошо?
Я дернулась и снова повернулась к Каю, ожидая вновь увидеть поднимающиеся вверх, на манер козлиных рожек фавна, уголки бледных губ. Он казался непроницаемым. Что же, с тем же снежным безразличием он кричал мне вслед свое излюбленное кукольное заклинание. Пусть знает, в этот раз я не собираюсь бежать обратно в грязь. Я узнаю все, мне не холодно, я не боюсь.
- Я согласна, отец, - еле слышно пробормотала я. Добавлю Каю на весы собственных лукавых словечек! Опасно? Опасно. Но жертововать ради знаний приятно, не правда ли, Аро?
- Что ж...- Аро сложил ладони «колыбелью». – Надвигается ночь. И вскоре, Кай, я жду тебя в нашей ночной галерее. И желательно, чтобы Айседора минимально узрела тебя в действии. Пусть тебе лучше приснится что-нибудь единственное в своем великолепии...
На последнюю фразу, определенно адресованную не Каю, я успела ответить лишь кивком. Гибкая рука снова скользнула под локоть, двери распахнулись, и мы побежали...
***
Голубой бархат затрепетал, когда Кай небрежно отодвинул занавесь рукой. Я проводила взглядом мимолетное движение каждой складки, каждый легкий качок ткани, как по железному карнизу ткань отъехала в сторону.
- Прошу,- сладко предложил Кай.
Я не ответила. Кай, спокойно, будто английский лорд на прогулке, направился вглубь комнаты. Я попыталась в точности повторять его шаги, но не вышло. Отчасти, быть может, от медленно, но верно поражающего меня интерьера.
Пол был так отполирован, что казался зеркальным. В глубине высился огромный, почти с Феликса вышиной, белоснежный шкаф. Сделав еще пару шагов, я отметила странные угловатые очертания, а затем в голове заюлила навязчивая догадка: это гроб. Книжные полки были все также выкрашены до состояния идеальной белизны. То и дело на глаза попадались двери, которых было определенно слишком много даже для величайшей обители чтецов. Вдоль одной из стен, на блестящих крюках, рядами висели меховые, кожаные, бархатные, расписные, на любой вкус плащи, а также завязано хитроумными узлами не меньше трех дюжин шарфов. Я никогда не думала, что юноша- охотник по призванию- способен обставить все с таким безупречным, пусть и немного зловещим, вкусом. Кай умело прятал свои отличительные черты.
Кай приблизился в белоснежному гробу, с глухим «буммм» установил его на полу и откинул крышку. Затем, насвистывая, взбил подушки, отшвырнул в сторону собственный камзол, и развалился на атласном днище.
-Нравится?- участливо спросил он.- Братья никак в толк не возьмут, зачем мне этот гроб. А я тебе вот что скажу- он здорово обеспечивает уединение. Крышку захлопнул, и раз! Хочешь-размышляй, хочешь-стихи сочиняй, хочешь- еще чего выдумай...
Внезапно Кай вскочил, и прежде чем я успела что-либо сообразить, я оказалась прижатой к прохладной стенке, а Кай , насмешливо улыбаясь, играл с прядью моих волос.
- Добрый вечер тебе, мой цветочек! Поболтаем, как в старые времена?
Внутри- быть может, в сердце, быть может, где-то возле желудка, екнуло. Искушенная в разных родах болезней, я приготовилась к спасительной дурноте. Мне казалось, что пальцы Кая не щекочут мое лицо и шею, а сковали все, сшили все ощущения вместе. Боязно, безнадежно, но в то же время приятно... Ведь если подумать- какая честь быть убитой! Какой поворот- быть избранной для богомерзкого акта! Почему Смерть не может быть милым джентльменом?
Но-это-растроит-отца. Жить-дальше-ради-родных. Я бы поспорила на все сказки Матушки Гусыни, что еще ни один вампир не читал таких моих мыслей. Что же...
- Тебе снова спеть, Кай?- послушно произнесла я.
Кай хитро прищурился и по-кошачьи передернул плечами- красивый жест. Он придвинулся еще ближе, его лицо было такой же гибкой маской, как и прежде.
-Спой, цветочек, развей тишину,- прошептал он знакомые слова.
Не сработает, Кая мне не одолеть, не утечь сквозь его руки так просто. А может, все же попробовать?
-Леди Элис...- завела я, стараясь придать усталому голосу чистоты.
- Нет-нет-нет,- Кай, поморщившись, прикрыл мне рот ладонью.- Будь любезна, никаких Элис, никаких первых жертв, и твоих милых ninna-nanna мне тоже не надо. Спой что-нибудь печальное.
Первая жертва? Я узнавала его непосредственный, почти ленивый тон, с которым он плел сказания о лишь ему очевидных вещах. Мои нехитрые песенки его не удивят. Забавно, должно быть, знать столько про жизнь, когда ты уже давно мертв.
- И цветы о смерти зацветут весною, лишь бы чтоб снова стать бренною землей, только б не завяли раньше, чем морозы, лишь бы доборолись до возрождения... Ваша смелость сражает меня.
Быстрая песня с тревожными словами, но Элена, цыганка, лучшая певица всего поселка, за свой ведьмовской нрав и побита, и чуть ли не коронована, учила, что эти строки нужно петь весело, как соловей, и ни в коем случае не опускать глаз.
- Жизнь лишь только мертвой цикады тень.
Кай казался спокойным, и, по-прежнему напоминая довольного жизнью своенравного кота, что-то хаотично творил с моими волосами, приобняв меня за шею.
- Что ты делаешь?- осмелилась спросить я.
-Ммм... Такая сообразительная девочка, как ты, должна бы уже давно понять, что я плету косичку. Очень симпатичную косу. В Греции девушки их частенько плели из мокрых локонов...- Мою храбрость Кай уж точно давно расплавил и закрутил улиткой.
- ...Плели на свадьбы, пиры, торжества и игрища, человеческие жертвоприношения. За неповиновение их, бывало, обрезали.
Я молча вглядывалась в тени волос, окутавшие его мраморную шею. Кай двигался все медленее, медленнее, почти уже прекращал. То-то будет? Что он скажет дальше? Смерть любопытным.
- Вот и все!- провоизгласил Кай.- Но твои я бы в жизни, к слову, не осмелился обрезать. Слишком нежные...- Кай, полусидя, раскачивался взад и вперед, его взгляд словно пытался пригвоздить меня к стенке гроба.- У тебя волосы- как черное облако. Твоя кожа бела, как у дочери Посейдона, твои губы- купцы бы сожгли свои лучшие кораллы при виде этих губ. Твое тело- как медоносный цветок... И несомненно, Дора, от такой жертвы не откажется сам Аид, сам царь мертвых и проклятых.
Клац!!!- зубы щелкнули в паре дюймов от моего левого уха. Меня всю передернуло, по горлу пронесся и застрял между губ с трудом сдержанный визг, а Кай громко расхохотался. Он смеялся, смеялся, будто гвардеец с товарищами на городской улочке, и этот радостный чистый смех отражался от стенок погребального ящика, снова и снова окутывая меня, как силки.
-Ха-ха-ха! Боишься? Никогда этого не понимал. Вы, кукольники, запираете людей в собственном сознании, а боитесь самых обычных вещей.- Кай показал зубы, и прыснул, когда я трусливо зажмурилась.- Послушай-ка кое-что ласковое, vittima*.
Раскрыть лепестки, ничего не происходит... Мне будет больно, больно будет моему тайному дару, голубому кристаллу, а мне так надо узнать больше, связать еще узелков для мистических нитей. Терпение.
- Возьми серебряную цепь в свой рот, надень ожерелье из роз, этой ночью еще кто-то новый умрет, ты жалок до слез.- Кай, кажется, и не собирался всаживать мне в грудь кинжал или рвать меня зубами. Но слова ранят стежки памяти, я словно слышала эти греховные рифмовки уже когда-то.
-Я-темный гроб, телом я назовусь, ведь душа все трепещет внутри. Я учу наизусть ваши жизни , под луною, на крыльях зари, оживаю... И пугает меня хуже тьмы, то что вы меня бросите все. Ну, ко мне, станем мы одним целым, ну, сюда, в мою сеть.
Я тихо дышала, пытаясь вдуматься в смысл отрывистой песни, бывшей удивительно к лицу Каю, если, конечно, мелодия может быть именно к лику, а не к губам или к гортани. Уже не в первый раз мне казалось, что руки Кая живые сами по себе, и вот они танцуют, едва касаясь шерстяной поверхности моего жакета. Холод. Они ныряют внутрь.
Что?...
- Нравится?- спросил Кай.
Нельзя. Я так не хочу. Ладони рыскают по лифу, повертев пару секунд атласные пуговки, я слышу мерзкий царапающий звук... Ткань рвется, и ладонь, тяжелая, как чугунный утюг, ложится мне на грудь, на родное эхо сердца...
-Это песня твоей предшественницы.- Боги, пусть он прекратит, пусть отпустит! Пусть он прекратит свои загадки! Не могу!
-Пожалуйста, пусти!- крикнула я. Рот сразу же зажала другая ладонь.
-Тшшш!- сердито зашипел Кай.- Для чего я тебя, по-твоему, сюда привел? Для чего я вообще тогда оставил тебя в живых в том лесу? Думаешь, я только сижу и жду, пока милашка вроде тебя сама прыгнет ко мне в руки? Claro! **
Кай так крепко сжимал мои губы, что я не могла их разлепить, дабы попытаться его как следует цапнуть. А с другой стороны, если я буду дергаться, это еще больше разозлит Кая. Вот его ногти чертят неясные кружочки на моих бедрах... Чуть-чуть надавит- и шрамы останутся навсегда. Когда Феликс швырнул меня на богатую постель, похожую на жертвенник, у меня долго зудела спина, а на плечах разползлась болезненная синева. Все в этой семье очень сильны.
- А хочешь узнать, почему, Айседора? Хочешь?- Я осторожно кивнула.
- Хорошо. – Кай снова стал почти дружелюбным, а стальная ладонь похлопала меня по груди.
- Ты не первая, отнюдь не первая, кого я нашел. Кукольники интересовали меня... Дай-ка подумать... Девятьсот пятнадцать лет. Точно. Первой была девушка с сиамским близнецом ручного сращения, из далекого Таиланда- тогда он назывался как раз Сиам, я счел это немного забавным. У вас способности нередко проявляются, пока вы еще человечки. И с ней так же было, с Саовапха. Так ее звали. Такая милая- кого угодно бы тронула... Использовала свои способности, чтобы облегчить слабому братику боль. Брат был почти паразит, он только и мог, что плести циновки. Да только циновки в котле не сваришь и в ножны не вложишь. Я не мог ее обратить. Я уговаривал, умасливал, я рассказал ей про тысячу чудес, я знал, что будет нетрудно украсть у Аро хирургические инструменты того времени.
О да, это ты умеешь.
- Что бы ей была всего одна рука, с ее даром и вампирской мощью? Но она отказалась. Чтобы защититься от демонов, она убила вначале брата, а затем себя. Глупышка...
Был после нее еще один, из России шестнадцатого века. Юный обращенный, Кирилл, талантливый певец. Он был, не постыжусь тебе сказать, идеален. Он был красив, умело и расчетливо убивал, ценил искусство и закон, и впитывал в себя все, что только мог разузнать- от смертного ли, вампира ли , или даже от дитяти Луны, вервольфа. Он быстро захватывал власть, и ходили слухи, что он, превратив товарища-Гришку Скурата- подобрался близко к русскому царю Ивану. Это был великолепный Кукольник, он был совсем еще свежий, кровь собственная еще в радужках виднелась, а уже подчинял себе целые палаты.
Но увы,- Кай сокрушенно покачал головой,- Не мне было сломить его славянский дух. Этот разбойник сорвался с цепи, как только понял, что придется подчиняться. Я должен был понять, ведь он разорвал на куски собственного создателя по истечении пары недель. И мне пришлось повторить с ним этот фокус, а ведь ему было всего-то восемь месяцев.
-Так-то!- усмехнулся Кай. – Ужасно много хлопот с вами, с кукольниками. Однако, все того стоит. Тебе понравилась песенка про розы? Та, кто настрочила ее, была верной помощницей.
И все-таки, где я слышала эти рифмовки? Про тело-гроб, лунный свет и сеть... Где-то слышала, где-то, где было темно, печально, и одиноко. Эти слова будто издевались надо мной заодно с Каем.
- Анжела Одетта, обращена лично мной. Храбрая была девчонка, и вполовину не так сильна, как русский юнец, но зато амбициозна и о... Какая она бывала в ярости! Если я ее злил, она расшибала волю жертвы в лепешку, лишь чтобы доказать, что она сильнее, чем я. Именно она, цветочек, заманила к нам твою мать, она нередко пела ей, чтобы та не слишком кричала. А как только я отступился для дальнейших изучений, Анжела закатила скандал. Взяла и убила у всех на виду, на самой искусной площади. Наш закон это запрещает. Сможешь представить себе ее финал, Дора?- Молчание.
- Ну а теперь появилась ты. Такая удача! В ближайшие триста лет я и не надеялся на новый экземпляр. Так что, цветочек...
Перед глазами мелькнула белая вспышка- и вот Кай навис надо мной, больно прижимая голову к днищу. Надо было понять, понять с самого начала, что он собирается делать. Я ныряла из одной ловушки в другую, я все больше запутывалась... Он, охотник, желает своего триумфа над подбитой ланью. Как доказать?
- Слушай внимательно,- полился в уши, словно живое серебро, холодный голос. – Вспомни все, что я тебе сказал. Вспомни хорошенько. Они все не знали, что такое преданность, и не желали знать, хотя узы Саовапха были крепче некуда. И что же? Одна перерезала себе горло. Двое других сейчас летают пеплом над чьими-то головами. Неужели ты хочешь такой судьбы, мой цветочек? Знай, я очень многое на тебя возлагаю. Будь цветочком, радостью, солнышком... Но будь мне верна!!!
Кай залепил мне хорошую пощечину по губам, но я была почти что рада, что он наконец перестал сжимать мне рот, и разлившийся жар был все же лучше, чем монотонный, зловещий холод. Мне захотелось нахально улыбнуться ему краем рта, но лучше бы подождать, пока Кай завершит свою торжественную речь. Пора брать пример с Аро и учиться легкому безумию, ведь только благодаря ему может быть не так страшно.
- Я буду, Кай. Ты снова куда-то меня позовешь?- И опять знакомые, произнесенные однажды слова. Я не удержалась.
-Хорошая девочка. Ну, уж тогда я тебя не держу. Уж в чем-чем, а в недоверии меня обвинить нельзя.- Кай поднялся и протянул мне руку, словно и не держал пальцы в опасной близости от сердца пару мгновений назад.- Подъем, Айседора. Я покажу тебе дорогу.
Я встала, одернула жакет, еще не до конца веря собственной удаче. Как бы захватывающе бы ни было быть убитой, жизнь- приятный дар. Завитки кудрей, действительно заплетенных Каем в косичку, кололи мне спину.
- Тебе в эту дверь. Бегом по лестнице и выйдешь аккурат в Затененный Проход. Если не ошибаюсь, тебе туда, там у нас комнаты для людей- если таковых посчастливится найти.- Кай кивнул мне. – И не сердись, Айседора. Ты еще навряд ли увидишь меня таким, так что не бойся темноты... Просто будь преданна.
Я нажала на посеребренную ручку, почти что теплую под замерзшей рукой.
-Доброй ночи, Кай.
-Счастливого пути.
Скрип несмазанной двери разорвал тишину, словно шаловливый котенок-занавески. Я направилась к темным гранитным ступеням, чуть поблескивающим в свете канделябра. В первый раз за долгое время одна, без неизменной черной тени за плечами, отслеживающей каждое случайное движение. Еще один взгляд назад, всего один маленький взгляд...
Но что я там увижу? Не больше, чем Орфей, когда он обернулся, грешник, полюбоваться на свою Эвридику преждевременно. Тень мертвой цикады. Кай стоит, будто прожигая взглядом мой затылок, хотя лишь Боженька знает, что он видит. Больше, куда больше, чем я. Еще шаг- и я растворюсь в темноте для себя, но не для него. Он всегда будет знать, где я, хотя в самых укромных местах меня, рыдающую и дрожащую, находил только Деметрий. Ну чем не волшебство?
На губах снова задрожала безмятежная улыбка, и я не спеша стала подниматься. Дверь за мной замкнулась тихо, словно не желая прерывать бесконечную тарантеллу мыслей...
***
Добиралась я тихо, не спеша, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на причудливый изгиб перил, а то и обвить его собственной рукой. В узкие бойницы проникал синеватый ночной свет, и сквозь прищуренные глаза я видела посеребрянную листву лавров, «благородников», как их называли на Сицилии.
Вскоре тьма начала рассеиваться, и я вышла в коридор, по которому еще утром мчалась с Корин. Вот и гобелены на стенах, вот и ржавчина на третьем окне справа. Я никогда не интересовалась, как выглядит дверь в мою темницу, но нашла ее почти сразу. Было не заперто, и я бездумной птичкой впорхнула внутрь, туда, где царил тот же уютный мрак, что и на лестнице.
Я упала на кровать, зарывшись лицом в розоватые кружева покрывала. Буду лежать, как кукла, чуть потрепанная, но милая, и приветливо улыбнусь, как только кто-то заведет меня маленьким серебряным ключиком. Тарантелла мыслей потихоньку замедлялась, оставляя лишь легкий жар на щеках, и вскоре уже звучала как колыбельная. Я снова прищурила глаза, пытаясь разглядеть что-то во мраке, не получилось. Безмолвие....
- Не спишь, lamia? У-у-у-у, сейчас как Господина позову, уж он-то тебе втолкует, что человечкам ночью нужно спать!- Я не могла не восхититься ловкостью Феликса, поскольку при его благородном росте спрятаться было бы нелегко даже в такой черноте, как в мешке из-под репы, в котором меня однажды пронес кузнец Гэбриэл мимо пожилых сеньоров, ищущих девиц « для работы в уважаемом доме».
-Ой-ой-ой,- заговорчищески зашептала я,- Ой-ой, не надо, пожалуйста, я уже засыпаю. Сию минуту засну, а господина не надо!- Я завертела головой, пытаясь разглядеть Феликса хотя бы по очертаниям.
- Не в ту сторону смотришь, lamia, я справа!- подсказали из мрака.- А засыпать погоди, какая же юная сеньорита прямо на покрывале почивает? Иди-ка сюда.- Что-то скользнуло у меня под коленками, и через мгновение я сидела на руке Феликса, как на небольшой ветке. Шуршание доложило мне, что другой рукой стражник заботливо расправлял постель.
- Ну ты и крошка, ламия!- Феликс присел и я послушно скользнула на простыню. – Повезло же, что ты вампир на четверть, волноваться о женитьбе не надо, а то тебя бы замуж пришлось бы за китайца выдавать.
Я натянула одеяло до самого подбородка, и повернулась к окну. Сквозь щелочку портъер снова брезжил робкий новорожденный свет, разве что не розовый, а чистый, сапфировый синий.
- Феликс... Пожалуйста, не могли бы вы чуть раздвинуть занавеси?
- Да сколько угодно.- На секунду тень поглотила окно, а затем свежий синий свет ворвался в комнату, окрашивая в задумчивость все вокруг. Прямо напротив окна, у самой глубинки горизонта, сияла звезда...
- Довольна, ламия? А теперь на бочок. Хочешь, чай усыпляющий принесу, у господина им для жертв все полки забиты, господин у нас просто ангельски добр.
- Нет. – Я улыбнулась так широко, как только могла, смутно понимая, что Феликс в темноте видит превосходно.- Спасибо вам, Феликс. Простите меня, я уже сплю. Заблудилась... Устала...
- Ну и молодец, ламия, вот и молодец. Меня, кстати, не столько много, чтоб выкать. Ты это лучше для господина Кая побереги, он это любит. Будешь хорошей девочкой- завтра подскажу, как себя вести, чтоб он на медленном огне не пожарил.
Несколько быстрых шагов, шорох плаща, тихий сквозняк- свечи в коридоре кто-то потушил... Я свернулась в теплый клубок и крепко прижала к себе подушку.
- Доброй ночи.
- Доброй ночи, Феликс,- прошептала я, не зная, слышит он или нет.- Это, наверное, вампиру оскорбление, но вы тоже добрый.
Звезда приветливо подмигивала из своей ультрамариновой ложбинки, порой лучики будто запутывались в кристаллах, украшающих занавески, и рассыпались кучей маленьких камушков- я забыла, как они называются, но помнила, что ими можно разрезать железный засов.
Я смотрела на звезду, а она- на меня. Звезда, ты теперь мой маленький свидетель, запомни же, что я сейчас полусонно пролепечу...
Тут есть любовь. Я заслужила объятия и ледяной поцелуй в макушку, заслужила, потому что я – Безмолвная Кукла...Отец, папа. Приятные слова. Кто знает, может быть, я к ним вскоре приучусь. Я готова быть куклой-чаровницей, готова принять каждого в мир колыбельной маленькой Элис, моей проводницы в этот странный мир кровавой нежности. Аро, я сделаю все, что вы скажете. Я слабая. Пусть ваш голос обманчив, а ваши сладкие слова могут обернуться приговором- я в вас нуждаюсь.
Может, когда-нибудь я буду такой же, как вы.
У меня есть вы и Феликс, есть Корин, которую бы надо проведать. А в глубинке я, как чистейшая призма снежинки, буду хранить свой главный секрет. Вечные души матери, Лучианы, и Элис. Мое сердце- их пепел, так благослови Боженька наш союз. Renovatio.***
Я узнаю... Я вспомню... Я буду идеальной Still Doll.
*vittima- жертва.(итал.)
** claro!- в испанском и итальянском языках используется как «ага, как же!».
*** Renovatio- обновление.(лат.)
я наконец-то дождалась продолжения) Хм, необычно написано, но очень интересно)
Спасибо.
Очень интригующе. С нетерпением буду ждать продолжение 
Порви там всех))) *в хорошем смысле*))
)