За плотные завесы из лилового бархата не проникнет ни один звук. Шум торговли, стук копыт, вопли уличной детворы- все путается в душной паутине тишины. Окно закрыто. В комнате царит безмолвие, потому что так хочет мисс Элис.

Липкие пальцы жара путаются в косах, рисуют влажные письмена на оголенных руках. Сердце, истомленное духотой, гулко бьется в груди, ухая, словно неисправные часы... В камине уютно горят смолистые чурбачки. Тепло, ароматно и душно, потому что мисс Элис так лучше.

-Хватит...

Я перевела дух. Перед глазами висела искусная иллюстрация, изображающая юную сеньориту на коленях у колодца, а за ближайшим кустом- двух мерзкого вида мужчин. Один тянул скрюченные лапищи к горлышку сеньориты, а другой словно пытался остановить его... Рукой, сжимающий великолепный кривой нож.

-Вы хотите прекратить на самом интересном месте, мисс Элис?

-Да, хочу. Ты прочитала столько всего, что мне нужно время подумать. Я люблю, когда тихо. Тогда я слышу то, что заглушает другой мир. Ты хочешь знать, что я слышу, Айседора?

-Конечно же, хочу.

- Я слышу, что мне говорят книжки. Я слышу, что мне говорят вещи. Я слышу все! Это почти как во сне,но у меня не выходит спать днем. Поэтому сейчас я хочу... АКХ-КХЕ-КХ!

Элис отчаянно закашлялась. Я вскочила с низкой табуретки, уронив книгу с колен, и бросилась к стоящему рядом тазу с горячей водой. Я схватила влажное, пропитавшееся целебными благовониями полотенце и прижала его к побледневшему лицу девочки. Еще один лающий, отвратительный звук... И сквозь полупрозрачную ткань уже просвечивает зеленоватый комок. На этот раз мокрота без крови.

-Как вы, мисс Элис?

Элис то ли харкнула, то ли всхлипнула.

-Получше. Я, наверное, передумаю. Я буду спать.

- Спать днем? Мисс, я извела себя, пытаясь уложить вас засветло. А сейчас еще даже не время пить чай. Вы точно сможете уснуть?

-Конечно, усну! Ты споешь мне , и я наверняка усну. Спой мне твою особенную песенку.

Я улыбнулась. Элис верит, что я волшебница. А если не волшебница, то хотя бы чу-у-у-утошная колдунья. Неужели в Англии никто не поет детям колыбельных?... Розоватые сумерки за закрытыми веками. Пение- словно шепот листьев. И ты уплываешь, уплываешь в волшебную страну грез. Меня искренне поражало, что кто-то мог не знать этого древнего ритуала, священного механизма колыбели и света звезд.

Но песенка действительно была особенной. Лично нашей.

-Леди Элис, с глазами из кристаллов, что за сны невинности видны? Лишь нам с тобою, лишь нам с тобою?

Мисс Элис улыбнулась. Она прекрасно знала слова наизусть и в готовности поднесла пухленькую ладошку к груди. Жить песней... Как это прекрасно, должно быть!

-В сердце моем из фетра и кружев тайна есть одна. И безмолвно в уюте сферы нег,где зло опустеет, крепко спит она.

Молчание. Куклы на полке печально глядели на постель, на книгу, на мои едва заметно дирижирующие руки. А им бы хотелось играть на скрипке, двигаться, танцевать, пока со странным хрустом не ослабнет лента шарнира.

-Леди Элис, с губами как кораллы, для кого вся нежность твоих слов? Где чувства гибнут, где чувства гибнут? Уж нету сил, мне верность не мила, теплый язычок мой давно остыл, песню мне не спеть, песней я жила.

-Кто... Я... Прошу, ответь...- тихо подсказала Элис.

Я кивнула. И Элис знала, что я кивнула. Теперь я уверена- она дремлет. А спящим на какое-то мгновенье становится известно все.

Потустороннее звучание тишины. Элис лежала, слегка повернув кудрявую головку влево, прижавшись щекой к подушке. Перламутровая кожица век и губы, словно яблоки в карамели. Ангельская внешность.

На минуту, как воспоминание о сне, в памяти промелькнул другой ангел- хищный алый взгляд, скупая линия рта, блеск белоснежных зубов. Не думать сейчас об этом.

Я снова поднялась, задвинула табуретку под столик вишневого дерева. Во сне у мисс Элис не бывало приступов, и мне разрешалось на полчаса уйти. Я искренне надеялась, что мисс Элис проспит долго. Я волновалась за нее. И, к тому же, вскоре должен был приехать ее отец, определенно не желающий видеть слабого, хилого, вконец разболевшегося ребенка. Я нажала на дверную ручку.

-Берегись охотников...- сонно прошептала Элис.

Дверь виновато скрипнула и с глухим стуком затворилась.

***

Элис. Эта странная фантазерка любила страшные сказки, они словно заводили ее, как ключом заводят шкатулку. В юном теле таилась жуткая зараза- хронический бронхит.

...Я медленно шагала по темному коридору Западного Крыла дома. Я называла его «Синий Туннель», потому что Холл № 39 звучало сухо и совершенно незапоминаемо, да и неподходяще для обитого роскошным синим бархатом помещения. Я переименовала каждый проход жилища. Об этих вольностях никто, кроме мисс Элис не знал, а она особо не возражала.

Дом был большой, каменный и хмурый. Здесь все держалось в строгом порядке- портреты дородных аристократок никогда не пересекались с сицилийскими пейзажами. Мягкие дорожки скрадывали шаги. Сейчас я миную полку с железными копиями людей, закованных в тяжелые латы, они, кажется, назывались рыцари. Элис рыцари не интересовали, поскольку про них было сложено уж очень мало хороших сказок: в основном они занимались спасением принцесс, и никогда- освобождением троллей.

Рыцари были заботой Лучианы. Подруга, аккуратно причесанная, в форменном платье, проводила досуг, мелькая от одного покоя к другому, смахивая пыль, взбивая подушки, счищая паутинки с штор. Темно-синий наряд и белый чепчик делали Лючи похожей на аккуратное привидение. Горничная. Живущая за ежедневную плату и пару монет «на чай», спящая в одной комнате с экономкой. Работа для скромных.

Мать, сейчас, должно быть, месила тесто или колола орехи к чаепитию. Она- в царстве чайников, котлов, мешочков с заварками и приправами, окруженная упоительным, чуть райским, чуть тошнотворным облаком запахов, оседающих на фартуке. Ни один призрак, ни один бестелесный дух не заглянет на кухню. На разалевшихся скулах- капля чистого пота. Кухарка, сторож очага. Должность для крепких духом.

И, наконец, гувернантка, дождавшаяся забытья подопечной. Она будет такой, какой пожелает юная мисс.Большая марионетка- и в то же время кукловод. Ей подвластен досуг и уроки, она командир восхода и царица ночи, может заставить весь земной шар провертеться на деревянной оси в уютном мирке ребенка. Вот что для дитяти имя хорошей гувернантки. Не просто работа- призвание. Надеюсь, у меня выходит быть хоть на треть такой.

Мы все- часть мира. Часть этого дома. И это хорошо.

Я решила пока зайти к Лучиане. Если она не сбилась с привычного маршрута, отвлеченная, к примеру, полировкой свеженайденных бронзовых гусей, то наверняка в гардеробной Старой Миссис, старушки-хозяйки. Разбрызгивает одеколон среди пропахших временем одежд. Лючи уютно в уединенных местах вроде частных комнат. Она хорошо работает в одиночестве. Сосредотачивается и не думает о плохом.

Сказано- сделано! Я дошла до самого конца Синего Туннеля, нагнулась, раздвинула двери красного дерева. Теперь следует ориентироваться на запах: от крутого спуска в бывший кабинет Хозяина до входа в гардероб – узкий проходик. Я втянула носом воздух. Пыль. Едва уловимая эссенция бархата. Конский волос. Нет, это кресла. Нужно принюхаться чуть правее... Вот оно. Горностаевые шубы из гардероба Старой Миссис. Сейчас, сейчас сквозь них забрезжит теплый запах Лючи.

Запах появился. Но он был странным, почти пугающим- запахом страха. И доносился он вовсе не из манящих ароматными тканями гардеробных. А как раз оттуда, откуда я сразу отвернула стопы, любящие заводить куда не надо.

Кабинет Хозяина!

Наверное, Лючи оступилась. Упала. Возможно, что-нибудь повредила. Может, истекает кровью, или с ужасом смотрит на торчащую из под-кожи кость... Но кровью не пахло. Лишь незнакомый сладковатый запах.

А вот и спуск.

Я не стала звать Лучиану. Конечно, плохо появляться, как джинн из бутылки, внезапно, но выбора нет. Что за сладость? Вдруг она прыгнет за мной в проход?

Я неуверенно двинулась вниз. Спуск оказался не столь ужасающим, сколь мне его описывал здешний дворецкий: крутой, но неровный, и ступени выдолблены на славу, правда, через одну-две. Медленно, но верно я приближалась к комнате, куда никто не заходил. И где зачем-то, кто-то, как-то растопил камин.

- А... А... А-а-айседора...- Послышалось шиканье, сладкий запах усилился.- Айседора!

- Айседора, твоя подруга, судя по всему, не в состоянии изложить смысл просьбы. Будь так любезна подойти ближе, может, разъясню я.

Я завернула за угол закопченной стены. Картина предстала странная: в нежилой, отталкивающей, но просторной комнате красовалась композиция из крошечного чемодана, двух зеленых бархатных кресел перед камином, и Лучианы. Лучианы в непривычной компании- напротив нее сидел весьма представительный сеньор. Чернее ночи, ниспадающие блестящей волной длинные волосы, благородный разрез глаз, руки замерли в успокаювающем жесте. Надо же, совсем как у меня, стоит мне принять изящную позу и так немного посидеть, как окружающие начинают путать меня со статуей.

Сомнений нет- это хозяин. Отец Элис, господин дома, и наш работодатель. Вернулся на полсуток раньше планируемого, с крошечным багажом. Но думать и обсуждать нельзя. Необходимо выполнить просьбу.

Я подошла, по научению дворецкого низко опустив голову.

- Что от меня требуется, сэр?

Сэр расплылся в улыбке.

-Здравствуй. Гувернантка, так?

Я смиренно кивнула.

-Как приятно,- проговорил хозяин,- после дождливой дороги посидеть у горящего огня, встретить в покоях приветливую прислугу, которая, кажется, искренне мне рада! Выпьешь чего-нибудь теплого?

-Нет, благодарю.- Предложить служанке сесть и выпить? Это просто неслыханно! Либо хозяин немного не в себе, либо в доброте своей подобен Боженьке. Но честно говоря, я больше склонялась ко второму варианту. Взгляд темных глаз усыплял бдительность, и я даже немного расслабилась, чего со мной не случалось уже давно.

- Я бы хотел попросить у тебя одолжения. Будь душечкой, приведи сюда малютку Элис. И, может, приведешь и свою мамочку? Я бы хотел поблагодарить ее за прекрасный бульон.

-Конечно, хозяин.- Почему-то я медлила. Я смотрела, как Лючи безразлично вперилась в огонь. Ее гладкую, розовую кожу не испортила даже вековая домашняя пыль. Щеки у нее в последнее время округлились и разрумянились, волосы заблестели. Она выглядела здоровой. Однажды, еще в детстве, я видела,что молодая телка смотрит из загона, как на переднем дворе точат нож. Вжик-вжик, вжик-вжик. На узкой, по-своему красивой морде телки не было любопытства. Лишь понурая обреченность. И Лучиана смотрела так же.

-Боишься заблудиться? Хочешь, мои охранники проводят тебя?

-Нет, нижайше благодарю.

Я не боялась, совсем не боялась. Только мне все больше казалось: Лючи смотрит на веселое пламя, готовясь к собственной жарке.
Ну, полно... Праздник ведь. Хозяин вернулся.
***

Стук-стук, стук-стук, стучат подошвы туфель по лестнице наверх. Я шла вниз, крепко сжав руки в кулаки, неизвестно зачем отсчитывая каждую пройденную ступеньку. И-раз, и-два, и-три.

Что-то шевелилось внутри. Шептало, путалось и яро протестовало против безмолвия.

«Зря ты это, зря. Ты зря идешь, зря подчиняешься. Худо будет.»

От выполнения приказов, наоборот, будет лишь безопаснее.

«Ой, как мило. А осталась бы лучше, поупрямилась ради подруги. Другим нужна твоя помощь. Ведь подчинять волю-твоя способность. Твоя, а не их.»

В этом я не стала возражать невидимому советчику. Такой талант имелся.

Не то что бы талант, а скорее способность. Талант- это когда ты сверхъестественнен, если ты можешь писать сказки, как Братья Гримм, или если ты шьешь новомодные шелковые юбки, все в складках и бантах. А у меня способность прислушаться к человеку, нащупать точки соприкосновения. Нити, по которым я доберусь до индивидуальной сути- и почти что завладею им, заставлю быть со всеми приятным, или тосковать в мое отсутствие. Завладею. Приятное слово, но оно не для меня.

И сейчас я должна завладеть мисс Элис и уговорить ее встать, причесаться, прикрыться и отправиться к своему милому папе. Не исключено, что она не дойдет.

На этот счет у меня есть другой секрет. Я могу контролировать чужое тело. Это не больно, кости не хрустят, и лично мне кажется, что все происходит плавно. Движения порой выходят изящнее, чем у лучшей танцовщицы нашей деревни. Тонкие ниточки вижу лишь я... Но для этого нужно гиперсосредоточение.

Хватит думать о себе. Вот и дверь в комнату Элис.

- Мисс Элис...

Элис разметалась во сне, ночная рубашка задралась, обнажая ножки и живот, все нездорового цвета- как эта мерзкая пленка на коровьем молоке. По сравнению с синеватой плотью, панталоны казались чистыми, как нечто святое, ослепительно белые. Должно быть, слишком душно. А я знай кутай ее в богатые одежды, причесывая, лелея как фигурку на выставку, лишь ради ее отца. Интересно, что он думает по этому поводу. Что он думает о Элис вообще? То же, что все отцы о дочерях? Он выглядит внимательным. Смотреть на гувернантку глазами, полными участия, как требует исключительная вежливость. Мог ли такой считать дочь собственностью?

Я похлопала Элис по щеке. – Проснитесь, мисс. Про-сни-тесь...

Элис приоткрыла один глаз.- Я не сплю, Айседора.

-Странно, мисс Элис, с недавних пор мне казалось, что ваш сон улучшился. Я хотела сказать, что...

- Выслушай меня, Айседора.- Элис резко села, и крохотный качок девичьей головки совпал с пронзительным скрипом пружины. Я медленно моргнула, стараясь не морщить веки от противного звука.- Здесь ведь кто-то есть, правда? Кто-то пришел.

-Ваш отец, мисс. Приехал раньше.

- С ним... Все в порядке?- с усилием выговорила Элис, облокотившись о резной столбик постели.

-Разумеется, мисс. Он изволил поесть и ждет вас. Позвольте, я помогу вам подняться, если вас не оскорбит.

-Не пойду. Дора, милая Дора, прости меня, но я не пойду туда.

-Я могу попытаться вас отнести....

-Не говори ерунду!- Элис снова дернулась, кровь прилила к ее щекам, губам, даже глаза- и те засеребрились то ли слезами, то ли гноем. Кривя от боли аккуратный ротик, она подвинулась ближе ко мне, затем еще ближе. Белые, склизкие от испарины ручки сцапали меня за шею, как будто некрещеный младенец пытался зазвать меня в свою обитель чистилища. – Не говори ерунду! Ты ведь читаешь по лицам, я знаю! Ты видишь, что я напугана- и лжешь сквозь зубы! Поверь мне, чудовища видятся не тебе одной!

-Чудовища?!- Я уставилась в пару черных глаз, двух озер страха. Уже во второй раз за минуту Элис напомнила мне о аду, описанном Данте.

- Отец не спасет Белоснежку,- внезапно выпалила Элис.- Он умрет, потому что на грудь ему сядет тоска, прокусит шею и высосет всю радость. А у принца медленная лошадь...- добавила она уже спокойнее, приблизив собственное лицо к моему.

Я не могла привыкнуть, что порой «гляделки» начинают действовать без предупреждения. Может, бредящая, температурящая Элис поддается легче? А может, она от этого и бредит.

-Да-да,- бормотала Элис, послушно спуская босые ступни на пол. – У него медленная лошадь, и он опоздает...Чудовище еще голодное. И чудовище придет, правда, не за Белоснежкой, потому что Белоснежка будет спать в стеклянном гробу. А придет за другой, за его дочкой... Наверное, ужасно страшно быть дочерью чудовища. Наверное, мне лучше помолчать.

Розовое платье в клетку повисло на впалой груди пустым бурдюком из поганой кожи. Кружева потрескивали, жестким облаком едва прикрывая нездоровую белизну ног.

Одетая Элис постояла с минутку, с мечтательным видом покачиваясь на ковре. Затем один раз крутанулась по своей оси и неожиданно подскочила ко мне, умильно обвив ладошкой мое запястье.

Даже фокус с нитями не понадобился. Я мельком глянула в зеркало- из зеркала на меня так же равнодушно глянуло круглое, с чересчур правильными чертами, незапоминающееся лицо. Только глаза горят этим противным, голодным огнем, как у кошки на печной трубе.
***

Мать вышла из кухни мгновенно, будто и не колдовала три секунды назад над противнем или разделочной доской. Обернув плечи, шею и левую руку полотенцем на манер плаща, она шагнула навстречу нам. Вид у нее был испытующий.

- Итак... Приехал содержатель?

- Откуда ты знаешь?!

- Вопросом на вопрос евреи отвечают,- бросила мать. – А не сицилийцы. Не путай. Так легко догадаться: ради чего тащить наверх все, от бульона до ребенка? Ммм, он выбрал достаточно странный способ появиться. Ты так не считаешь?

Я ни разу не видела, чтобы мать говорила настолько путано, объединяя три смысловых центра в одну фразу. Обычно все заключалось в просьбе, похвале или назидании, или простой, чуть приукрашенной парой ласковых слов, передаче информации. И еще кое-что. Мать, продолжая шептать что-то себе под нос, сунула тяжелый железный ключ в передник. Даже и не подумав поковыряться им в замочной скважине.

-Мама, ты забыла...

-Запереть кухню на ключ, да.- Мать облизала губы. – А наш милый гость забыл и карету, и лошадей... Ты слышала со двора хоть что-то, похожее на цокот копыт?

Я подумала, что сомкнутых губ для образного согласия будет вполне достаточно. Мать, судя по всему, решившая так же, продолжила:

-Вот-вот. Крепче-ка держи мисс Элис, детка. И держи глаза открытыми.

Пресловнутая мисс, кажется, потихоньку приходила в себя после нашего разговора. Покрывшаяся потом ладонь, упрямой змейкой обвившая мою, внезапно стала теплой и гладкой на ощупь. Другой ручкой Элис покопошилась в собственных кудрях, и затем поправила бархотку на шее. Мы быстро поднимались к извилистому ходу, ведущему в кабинет таким образом, что заблудиться, свернуть не туда или ухнуть в какую-нибудь недостройку было сложно. Собиралась гроза, и казалось, что глаза витражных ангелов на мгновение загораются синим огоньком- совсем как мои.

В беспокойном воздухе чувствовалась мерзлота, только усугубляемая далеким потрескиванием камина. Опять холод, сырость, эта сладкая гниль. Ненавижу...

И вот наконец пальцы стиснули ручку двери. Та бесшумно отъехала в сторону, и глазам опять предстала знакомая сцена: Лючи, хозяин, бордовые кресла, гудение огня и уютный, усыплящий полумрак. Со стороны это казалось бессмертной картинкой в снежном шарике, детской игрушке, иллюстрацией к живущей вечно сказке. Даже Лючи выглядела скорее смиренной, а не испуганной, глядя на собственный подол. А вот хозяин полностью, даже слишком соответствовал мирной атмосфере- обратил пытливый взор на нас и неожиданно захлопал в ладоши.

- Чудесно, Айседора, милая, чудесно! В жизнь бы не подумал, что существуют настолько прыткие гувернантки! Правда, в Греции,- лукаво добавил он,- они резвые, как жеребята. Но в Греции теплая зима, и смерть от простуды подопечному не страшна ни в коем разе.

Я хотела было выступить вперед, чтобы выразить свою радость услужения хотя бы кивком, но мать крепко схватила меня за локоть и тихо произнесла:

-Мы благодарим вас.

- Душечки, я должен благодарить вас всех за то, что вы явились. Вас всех: Лучиана, Айседора, и сеньора Агата.- Надо же, только сейчас я здраво осознала, что мать зовут Агатой, хорошее имя, и означающее- «хорошая».- Лучиана, тебя, кажется, заждались... Позволь, моя Элис тебя подменит.

Я с трудом могла бы сформулировать выражение «бегать нетвердой походкой» более кратко, но именно это Лучиана и сделала. Она вскочила, забыв сделать книксен и бросилась ко мне. Шатаясь, как кукла на неумелом представлении.

- Не пускай ее,- жарко выдохнула она мне в ухо.

Но мисс Элис уже освободилась от моей руки и направилась к креслам. Сеньор наблюдал за ней с невыразимой, почти что хищной нежностью. Элис приблизилась к нему почти вплотную, но не села.

-Элис,- медленно выговорил сеньор.

С минуту Элис смотрела на него так же пристально, как смотрела во время приступов на меня, смотрела, смотрела...

-Сеньор,- отчеканил тонкий голос,- Вы не мой папа.

Описывать повисшую в комнате тишину было лишним. Ни вздохов удивления, ни обеспокоенного шуршания платьев, ничего. Семь гномов ждали мачехиного приговора. Как нет?...

Хозяин с огорченным видом наклонил голову набок.

-Не твой, Элис? А может быть, и ты не моя дочь? Дай-ка я взгляну на тебя поближе...

Хозяин протянул руку и внезапно схватил Элис за рукав, сильно дернув. Мисс Элис, потеряв равновесие, рухнула лицом ему аккурат в колени. Хозяин наклонился... И вонзил замечательные белые зубы в слабую плоть шеи.

Лучиана вскрикнула. А у меня даже не хватило ума издать хотя бы звук. Я просто смотрела, как хозяин- нет, это бывает только у Братьев Гримм!- действительно пьет кровь Элис.

Хозяин отнял влажные губы от раны почти что сразу. Но Элис, моя бедная больная Элис, в которой, должно быть, действительно было пять капель крови, бессильно сверзлась на пол. По клетчатому лифу разлилось алое пятно, совсем как однажды за обедом, когда она не удержала графин вишневого сока... На щечке блестела слеза, как будто девочка рыдала из-за испорченного платья в шкафу... А теперь уже все. Не плачь, Элис. Ложь и смерть когда-то смоют милионны слезинок детей. И все, что ты смогла сделать- слабо воспротестовать, прежде чем сломаться.

- Ну что же,- сказал сеньор, непринужденно двигаясь в нашу сторону.- Проблема родства лишена. Мне никогда не хотелось более одного ребенка. А этой крошке все равно было не жить. На вкус она хуже древесной трухи.- Его глаза, наполнившиеся лихорадочным блеском, перебегали с зареванного лица Лючи, на застывшее мое, с него- на почему-то подозрительно спокойную мать.

- Явился, значит!- Мать заговорила еще ровнее, чем он, и медленно-медленно стала оттеснять нас в сторону двери.- Явился, бесов алхимик, пожиратель детей. За восемнадцать лет ты решил, что твоя ошибка эксперимента погибла, и решил обвестись новой? Знай, ты получишь пищу, но я не дам тебе резать чужие души ножом!

-Как всегда, Агата, ты очень красноречива. Но прости, сегодня я пришел не к тебе. Я так хотел посмотреть на дочь! Вот чудо, что она жива! И главное, какая красавица. Здравствуй, Дора.

Я во все глаза смотрела на сеньора. И значит вот он, отец, не могущий придумать мне нормального имени, давным-давно бросивший маму на произвол судьбы? Мой отец- чудовище? Тут я уже не могла вспомнить не единой сказки, способной выручить в этом положении.

- Меня зовут Аро, милая, и мы с тобой в самом что ни на есть прямом родстве.

-Вы лжете,- вырвалось у меня.- Вы лжец, лжец!- вопила я, видя его блестящие волосы, такие же темные, как и мои, видела чуть пухловатые губы, видела аккуратные, дугой брови. В сходстве не приходилось сомневаться, но эти ярко-алые в отблесках камина, властные глаза не могли быть моим истоком.- Вы вампир, вы демон!

-Быстро дошло.Ишь какая смекалистая, ей палец-то в рот не клади!- восхитился моими речами Аро, и, словно желая проверить утверждение, погрозил мне пальцем.- Так вот, я полагаю, что эти обычные восемнадцать лет вы полностью насладились общением друг с другом, и я имею право увести Айседору на историческую родину. Будь любезна, прекрати реветь!- внезапно рявкнул он на Лучиану.- Феликс, Деметрий... Успокойте.

-БЕГИТЕ!!!- закричала мать мне в лицо. – В ОКНО!- И, освободив от полотенца левую руку, швырнула в Аро горсть раскаленных углей из, оказывается, припрятанного в руке фонаря. Запахло паленым.

Мы с Лючи бросились к окну. Прекрасно смазанное, оно открылось. Так высоко!

-И вместе проплывем на ладье Харона.- Теперь демоны не волновали. Сейчас мы улетим, грешницы, от горькой правды в лес самоубийц, где все деревья смотрят красными, как у Кая с Аро, глазами. Там демонов семижды семь и еще сотня, но они не приходятся мне родственниками, к счастью...Сзади раздался крик и громкий треск.

- Прощай, Элис!- И мы полетели вниз, на камни.
***

Удар. У меня перехватило дыхание, и по тонким ниточкам мускулов побежали мурашки. Так, должно быть и выглядит смерть- огромное насекомое с остренькими зубками.

Рядом со мной тихо опустились две тени в темных плащах. Должно быть, вот и проводники в мир иной.

Я попыталась взглянуть на Лучиану. Она тоже их видит, или я умираю быстрее ее?

Пустые глаза. Щека ободрана до кости. Из уха на землю течет что-то сероватое, а ладонь почти что насажена на низкую изгородь.

-Не смотрела бы, Айседора.- Мурашки встали по стойке «смирно». – Это может слишком сильно повлиять на твою психику. Потерпи пару часов до дома, и я покажу тебе нечто гораздо более занимательное, чем труп самогубицы.

-Вы?!- Я села. Как? Как так вышло, почему я не изувечена, не мертва, как Лючи?

-Ты, милая. Я твой отец, и не приветствую такое официальное обращение. А сейчас мы идем домой.- Аро, казавшийся вытесанным из речного жемчуга, набросил себе на плечи черную накидку.- Бедняжка, сколько ты пережила... Быть рожденной путем клеточного смешивания и инъекций... Единственный в мире недообращенный, вампир-на-четверть! Жемчужинка моя. Феликс? Будь добр, отнеси ее, Дора еле на ногах держится.

С высокой, плотной, монстроподобной тени слетел капюшон, и я увидела- опять!- белое лицо, резкие черты лица, алые радужки. Я осталась одна среди вампиров.

-НЕТ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ!

-Вперед, в Вольтерру!

Мой крик потонул в завертевшемся, исказившемся пространстве. Вампиры уносили меня с собой...

 

 

Предыдущая глава « Оглавление » Следующая глава