Глава 1
Предсказание

Карла была стара.
Сгорбленная, полуослепшая и глуховатая, она в полном одиночестве доживала свой век на самом краю маленькой сицилийской деревушки. Уже давным-давно не стучались в ее дверь пылкие влюбленные, в надежде получить очередное приворотное зелье, ревнивые мужья, желающие вывести на чистую воду своих хорошеньких жен, беспокойные матери, приходящие за лекарством от многочисленных хворей для своих чад. Сколько она себя помнила, жители этой и окрестных деревень называли Карлу ведьмой. За спиной. Приходя же в ее маленький, с низким закопченным потолком домишко, насквозь пропахший травами, они лишь пугливо вздрагивали и никогда не смотрели в глаза хозяйке – маленькой, высохшей женщине с глазами черными, как уголь, и такими же обжигающими, вечно спрятанными под темными, набрякшими веками.
«Синьора Карла» подобострастно звали они ее и приходили снова и снова. Кто за чем: за надеждой, за ускользающим счастьем, за удачей. Но чаще ради осуществления своей маленькой, подлой мести соседу, другу, а иногда и брату или неверной возлюбленной. И она никому не отказывала. Она давала им их маленькие радости, усмехаясь и пожимая плечами вслед очередному просителю.
Но те времена давно прошли. «Карла помешалась» шептались в деревне и были бы рады избавиться от такой соседки. Да только куда ее денешь? Впрочем, она редко показывалась среди людей. Раз в пару месяцев хозяйки, хлопочущие на своих чистеньких кухнях, видели в распахнутые окошки, как шаркая и заметая длинным подолом темной юбки дорожную пыль, тащится по прокаленной зноем улице сгорбленная тень, опираясь на длинную крепкую палку. Тень заглядывала в бакалейную лавку старика Винченцо и спустя полчаса выползала оттуда под палящее солнце с неизменным пакетом, на дне которого ютилось несколько упаковок круп, соли и муки. Так же неторопливо, не поднимаю глаз от дороги, она плелась обратно. И любопытные кумушки, выглядывая из-за своих накрахмаленных занавесок, жадно смотрели на что-то беззвучно шепчущий беззубый рот, и спутанные седые космы, выглядывающие из-под темной, выцветшей косынки. Карла шла, не видя ничего вокруг, кивая и разговаривая с невидимым собеседником. И не дай бог, какой-нибудь маленький засранец крикнет вслед старухе что-то обидное или сердобольная мамаша окликнет старуху из-за забора. Карла мгновенно преображалась: спина выпрямлялась, черные, горящие глаза впивались в собеседника, и она начинала говорить: быстро, скороговоркой, захлебываясь и брызгая слюной. Вот за это ее боялись и люто ненавидели.
Карла на старости лет стала предсказывать.
«Ведьма она и есть ведьма. Породу не переделаешь», - шептали по деревне. Карла предсказывала болезни, разлуки, пожары и измены. Реже смерти. Несчастья всех видов и мастей изрекали ее лиловые, как у старой лошади, губы. И это было бы не такой уж и большой бедой. Что взять со столетней старухи? Но предсказания Карлы сбывались. Каждое слово, сказанное старой ведьмой, рано или поздно настигало своего адресата. И люди болели, расставались и умирали. И боялись и ненавидели старуху, свято веря, что у ведьмы «черный глаз» и упаси бог попадаться ей на пути. Матери прятали детей, а старина Винченцо, всякий раз, завидев Карлу на пороге своей лавки, чуть ли не вдвое складывался в почтительном поклоне, быстренько собирал старухе требуемое, никогда не брал денег и, кланяясь, провожал до двери, бормоча что-то льстивое и маловразумительное. А потом долго возносил хвалу Деве Марии за то, что та опять отвела беду от его дома.
Слава о предсказательнице, сеющей мрак и ужас, разнеслась далеко. Пару раз к ней даже заглядывали жадные до родительских денежек наследники, пытаясь узнать, долго ли им еще влачить «жалкое» существование, перебиваясь крохами от родительского состояния. И Карла не разочаровывала их. Наследники уходили от нее, осчастливленные обещаниями скорого богатства. Ну, а то, что ни одному из них оно не пошло впрок… Кто же в этом виноват? Не жалкая же полусумасшедшая старуха? Так что слава Карлы, темная, мрачная, пахнущая тленом, неслась впереди нее и все, в ком еще оставался страх и благоразумие, обходили старуху десятой дорогой. Но однажды все закончилось.
Бесстрашные мальчишки, как ящерицы, снующие по окрестностям, принесли весть, что в домике «ведьмы» уже пару дней распахнута дверь, а сама она столько же не показывается на улице. Матери, сначала устроившие хорошую трепку своим сыновьям за то, что шляются где не надо, затем мертвой хваткой вцепились в своих отчаянно трусящих мужей. И спустя еще два дня добились своего. К Карле отправилась целая делегация во главе с местным священником. Но все предосторожности оказались излишни. Дом был пуст. И, судя по тонкому слою красноватой пыли, уже несколько дней. На столе лежало несколько пучков увядшего салата и краюха черствого хлеба под полотенцем, стояла наполовину опорожненная чашка с каким-то отваром. А вот Карлы не было. Конечно, было заявлено в полицию, и местный sbirro даже отправил пару запросов, но на этом все и закончилось. Никто не собирался выяснять на какой шабаш улетела, да позабыла вернуться обратно, Карла. Никто не опрашивал людей. Округа, наконец-то, впервые за много лет вздохнула с облегчением и только матери еще иногда пугали сказками о «ведьме» своих расшалившихся детей. И лишь бакалейщик Винченцо, каждый раз вздрагивающий при встрече с полицейским хмурился и отводил глаза. Пожалуй, он мог бы порассказать куда более удивительные вещи об исчезновении своей покупательницы, вот только кто его спрашивал? И он, в теплых сумерках сидя на веранде своего дома и потягивая винцо прошлогоднего урожая, зябко передергивал плечами, снова и снова вспоминая, как возвращался вечерком от своего приятеля из соседней деревушки, да решил «будь оно все неладно» срезать и без того короткий путь, пройдя рощей мимо домика Карлы. И пробираясь между старых олив увидел, как бесшумно скользнули в низкую дверцу две высокие фигуры в серых плащах, в капюшонах, надвинутых едва ли не до подбородка. И он, «старых хрен», как последний пацан, крался среди деревьев, подбираясь поближе, чтобы получше разглядеть, кто же это ходит к ведьме по ночам? Здесь Винченцо истово крестился, с содроганием вспоминая, что визитеры не задержались в домике и пяти минут, и когда вышли наружу, Карла пыльным мешком висела на плече одного из них - высокого детины. Винченцо, как примороженный, вжимался в ствол оливы, глядя, как иссиня- белая рука откинула капюшон, как повернулось в его сторону точеное мужское лицо, будто сошедшее с полотен старинных мастеров, что он видел в галерее в Палермо, а потом… Тут Винченцо одним глотком осушал забытый стаканчик вином, и тер грудь, пытаясь успокоить частившее сердце и вспоминая багровые зрачки, глядящие как будто прямо на него из-под сведенных бровей.
«Адское создание», - шептал он, понимая, что только неизвестно откуда появившаяся группка мотоциклистов на пыльной деревенской дороге спасла тогда ему жизнь. Мужчины (впрочем, он так и не узнал, кто был спутником того, красноглазого) неслышно скользнули за деревья и будто растворились в сгущавшихся сумерках, унося с собой бесчувственную - труп-то им ни к чему, рассуждал лавочник – ведьму. Винченцо, глядя на круглую золотую луну, встававшую над садом, снова крестился и, пугливо поглядывая в темный сад, шел в дом, истово молился на ночь и укладывался спать. Ведьмой там была Карла или еще кем – ему неведомо, но вот что пришли за ней, в конце концов, адские создания - в это он верил всем сердцем.

Карла, конечно же, не улетала на шабаш, позабыв дорогу домой. И старик Венченцо был совершенно прав в одном – она все еще была жива, когда громила, имя которому, кстати сказать, было Феликс, нес ее на плече к машине, оставленной в паре миль под старым кипарисом. Она, которая за всю свою жизнь не выбиралась дальше пары соседних деревушек, мало что запомнила из своего путешествия. Смирно сидя в машине, а потом в салоне маленького частного самолета, она все так же, в обычной своей манере, кивала невидимому собеседнику и шептала, шептала одной ей понятные слова. Уже глубокой ночью, за пару часов до рассвета, люди в плащах снова усадили ее в машину и повезли куда-то во тьму. Ее провожатые за всю дорогу так и не произнесли ни слова, а она ничего не спрашивала. Потом Карла шла бесконечными коридорами, потолки которых терялись во тьме, а каменные плиты под ногами были скользкими, будто отполированными тысячами ног, за прошедшие века или, быть может, тысячелетия. Ибо стены, мимо которых сейчас тащила свои дряхлые кости Карла, были древними. Она чувствовала их мощь и старость. Их холод и равнодушие. Ей не было страшно или любопытно. Вряд ли она вообще отчетливо сознавала происходящее. Слишком давно старуха жила в своем, иллюзорном мире, полном скользящих теней, иногда разговаривающих с ней тихими, певучими голосами. Но когда открылась очередная дверь и ледяная, твердая как камень, рука толкнула ее на середину слабо освещенной комнаты, Карла немного пришла в себя и подняла голову. Комната, такая же древняя, как и все здание, по которому они шли до этого, была практически пуста. С голыми стенами все той же, старинной кладки, с узкими окнами, больше напоминающими бойницы и неразоженным камином, перед которым, вольготно раскинувшись в кресле, сидел мужчина, одетый в черное, с такой же мраморно-белой кожей, как и у тех, что доставили ее сюда. Он поднял глаза и, впившись ей в лицо багряными зрачками, поманил к себе.
- Подойди поближе. Карла, я не ошибаюсь? – будто пропел он тихим, невероятно мелодичным и звучным голосом, заставившим дрогнуть ее старое сердце.
- Карла, господин, - прошамкала старуха, делая крошечный шажок назад. – Чего вы там не видели, стара я, чтобы рядом с таким красавцем беседы разводить.
- Ну что ты, Карла, - усмешкой сидящего можно было заморозить воду в колодце рядом с домиком Карлы. – Я так рад нашей встрече, так хотел поговорить с тобой…
- Не о чем нам разговаривать,- сварливо перебили его. – Все я про тебя знаю, господин хороший и сказать мне тебе нечего.
- Так уж и все? – усмехнулся красноглазый. – Может, и имя мое тебе известно?
- Что мне твое имя, Холодный? – ответила упрямая бабка, бесстрашно глядя прямо в сузившееся как у кошки алые глаза. – Все вы тут одним миром мазаны и отвернулся от вас Господь, и забыл о вас, и прокляты вы…
- Погоди, - нетерпеливо поднял руку сидящий, прерывая старушечье бормотание. – Ты, я погляжу, и правда, многое знаешь. А еще говорят, - он вдруг очутился возле нее, каким-то невероятным образом мгновенно преодолев полкомнаты и склонившись над сжавшейся в комок Карлой, - говорят, ты будущее угадываешь?
- Уж не тебе ли про будущее рассказать? – расплылась в улыбке беззубым ртом Карла.
- Нет, не мне, - с едва заметной тревогой в голосе поспешно ответил мужчина. – Но вот у меня есть брат, Карла. И что-то плохо ему последнее время, так я беспокоюсь, как бы не случилось с ним чего.
- Брат, говоришь, - скривилась старуха. – А ты не беспокойся о нем, господин. Вы тут все про смертушку уже и позабыли, как я погляжу. Вечный срок себе намеряли. Не мне судить, ваше дело. Только я так скажу: жаль мне вас. Я вот и стара, и умру скоро, а с вами не поменялась бы. И на твоем месте, господин, ни секундочки быть не хотела бы. Хоть и бессмертный ты, и красив как бог, а жалко мне тебя. А братец твой… что ж… братец твой зверь лютый, самый страшный у вас тут. Только вот пожалел его Господь. Не знаю уж за что – а пожалел. Вернул ему сердце горячее, живое. Не беда, что не вечное. Всяко лучше, чем вот так-то по векам камнем холодным тащиться.
- Так он, что, умрет? – свистящим шепотом спросил красноглазый.
- А ни что не вечно, господин, - хмыкнула бабка. – Не слыхал разве? Все мрут. Вы-то, правда, уже мертвенькие, но ничего, и вам срок придет… когда-нибудь.
- Не умничай, старуха, - зло оскалился ее собеседник. – Яснее говори!
- Да куда уж яснее, - проскрипела Карла, разворачиваясь к двери. – Братец твой умрет раньше вас всех, призрел его Господь, не понять мне вот только за что. Большей гадины ведь свет не видывал. – Карла, выпрямив спину, легко шла к двери и говорила ясным, помолодевшим голосом, глядя прямо перед собой. Мужчина, застыв, глядел ей в след, стараясь не упустить ни слова. – Дар Господень и станет концом его. И примет он его с радостью и благодарностью, потому как это единственное, что ему надобно в этом мире.
Карла двумя руками, потянула на себя тяжелую дубовую дверь и, уже шагнув за порог, обернулась и, глядя на темную фигуру посреди комнаты, добавила:
- Хорошая девка, ох, хорошая. Не заслужил он ее.
- Что за девка? – подался к ней мужчина.
- Так дар же, говорю, от непонятливый, - донеслось из-за закрывающейся двери.

Маркус, один из трех властителей Вольтерры, пошатываясь, добрел до кресла и буквально рухнул в него. Старая карга! Разговаривать с ней оказалось нелегче, чем с родным братцем. Но ничего, ничего. Все получилось. Ведьма может сколько угодно скалиться – он узнал все необходимое.
- Дар значит, - прошептал Маркус, выпрямляясь в кресле и нетерпеливо хлопнув в ладоши.
В комнату скользнула хрупкая фигурка в плаще и, приблизившись вплотную к сидящему, откинула капюшон с маленькой кудрявой головки.
Малютка Джейн насмешливо улыбнулась Маркусу:
- Что прикажете делать со старухой, господин?
- Она больше не нужна мне, - обронил Маркус, задумчиво постукивая по губам пальцем. – Что там с письмом из Форкса, Джейн? Надеюсь, мои указания выполнены и кроме нас двоих о нем больше никто не знает?
- Теперь уже да, господин, - Джейн склонила голову.
- Ты просто сокровище, моя милая.
- Это было не сложно, - самодовольно ответила та, тряхнув кудрями,- привратник, эта идиотка Джина – вот и все.
- Отлично, - Маркус продолжал о чем-то напряженно думать. – Значит, малютка Ренесми Каллен, жаждет поработать в библиотеке Вольтури? Как думаешь, моя драгоценная Джейн, стоит ли удовлетворить ее просьбу? Кто мы такие, чтобы стоять на пути просвещения?
- Вы считаете, господин… - Джейн напряженно вглядывалась в бесстрастное лицо Маркуса, будто надеясь прочитать на нем ответы на все свои невысказанные вопросы.
- Я считаю, Джейн, что если у Ренесми Каллен хватило ума, не посоветовавшись со своим папашей и всем многочисленным семейством, напрямую написать Аро, то она достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки и их последствия. Думаю, надо довериться судьбе, моя милая.
- Но как же предсказание, Маркус?
- Именно поэтому, Джейн. Пусть все идет своим чередом. А мы с тобой присмотрим за девчонкой, как считаешь?
- Значит, вы уверены, что она…
- Дар Господень, - безмятежно улыбнулся Маркус, глядя в горящие алыми всполохами глаза вампирши.