Я вижу лишь ее блистающий взор! Она манит, она зовет меня…
Дж. Пуччини «Турандот»
Либретто Джузеппе Адами и Ренато Симони
действие первое
Темные, злые, страшные и пленительные слухи ходили о царице…в Иерусалиме… Но волнующее, опьяняющее любопытство влекло к ней души и отдавало во власть ей тела.
А. Куприн
«Суламифь»
- Ты пахнешь человеком, - сказал Кай, когда брат присоединился к нему на скамейке в саду, - но крови я не чувствую. Ты, значит, не торопишься последовать моему совету.
Аро сменил костюм, и все же его кожа, волосы еще хранили аромат ее тела.
- Я разве должен? – уточнил он сухо.
Кай глубоко вздохнул.
- Да, следовало бы.
- Мне были обещаны билеты на завтрашний спектакль, - хмыкнул Аро, меняя предмет разговора. – Вот только, что она поет…
- Саломею, - подсказал Кай, бросая косой взгляд, - я удивлен, что ты не знаешь. Хотя, ты ведь смотрел не на афиши, верно?
- Верно, - согласился Аро. - «И знал бы ты, на что», - подумал он.
- Я чувствую, все это далеко зайдет, - проговорил Кай, не обращаясь ни к кому конкретно. – Меня почти пугает этот твой… энтузиазм, - добавил он с кривой усмешкой. В тоне брата было мягкое подтрунивание, и Аро улыбнулся в ответ:
- Ты не одобряешь моего…увлечения?
Кай стал серьезен.
– По правде говоря, так даже лучше. А то я уверился было, что кроме власти и политики твой интерес не будит ничего.
И, помолчав, продолжил с ехидцей:
- Неужто тебя подпустили поближе?
Аро вздохнул:
- Почти что.
- Лишь только почти? – рассмеялся Кай. – Ну что ж, ведь негативный опыт тоже ценен, как ты всегда любил мне говорить.
Они помолчали с минуту.
- Билета будет два, - наконец сообщил Аро бесстрастным тоном. – Сульпиция, я полагаю, не откажется пойти со мной.
Кай поднял брови:
- Ясно. Собрался подразнить змею?
- Хочу проверить, есть ли у нее клыки, - и губы Аро растянулись в сладчайшей улыбке.
Кай тихо хмыкнул.
- Что же… На твоем месте я бы и не сомневался, - протянул он, - у королевской кобры крепкие зубы, да и запасы яда…
- Поглядим, - улыбка Аро стала хищной.
<center>***</center>
Он проследил, чтобы Сульпиция была сыта. Она давно не покидала башни, и следовало удостовериться, что ее поведение не окажется… непредсказуемым. Алек и Челси сопровождали их как раз для этой цели. Последней же было приказано находиться все время поблизости, дабы влиять на настроение госпожи, коль скоро возникнет такая нужда. Сульпиция не появлялась в свете уже несколько столетий: супруг не баловал ее вниманием. Вопросов, тем не менее, она не задала, хоть Аро ждал их. В конечном итоге, у башни надежные стены, под чью защиту он мог ее вернуть в любой момент. Сульпиция, должно быть, понимала это. «Она благоразумнее, чем мне казалось», - мысленно ухмыльнулся он.
Здание Ла Скала светилось тысячью огней. В фойе они влились в нарядную толпу. Здесь стража затерялась, чтобы пройти в ложу незамеченной. Сульпиция молчала, словно чувствуя, что муж ее не в настроении для беседы, а он смотрел по сторонам, как будто бы надеялся кого-то разглядеть среди галдящей публики. Глупо: она должна быть в этот миг в гримерной, поправляя платье или завершая грим, но все же осознание, что она здесь, вот в этом самом здании, возможно, за стеной, не давало покоя. У них оказались лучшие места. Он ожидал чего-то подобного. Свет медленно погас, занавес поднялся, и магия началась.
Это было перевоплощение. Тьма и свет, слившиеся воедино: черные косы, смарагдовые очи и пламя преисподней в них. Ради таких женщин разгораются войны, рушатся империи, и судьбы тысяч ставятся на карту. Ради одного только взгляда ярких глаз, горящих, как у дикой кошки, и взмаха нечеловечески длинных ресниц. За ее танец можно было продать душу. Дикая, буйная, темная чувственность – и ни следа холодной Турандот. На ум опять пришло сравнение с богиней - беспощадная Кали, с руками по локоть в крови, и с демоном – суккуб, пришедший на землю, чтоб мучить мужчин. Турандот завораживала, Саломея сжигала дотла в своем финальном монологе. Ее голос был хорош, как никогда – его мощь, его тембр, холодный, будто клинок дамасской стали, его верхние ноты, сверкающие, как эта сталь на солнце. Стены театра едва не рухнули от оваций. Аро и Сульпиция покинули зал в числе последних. Он начал было сомневаться, что о его присутствии здесь знали, как вдруг ожил до этого молчавший телефон. Сообщение было кратким: «Жду вас в гримерной через пять минут. Ведь вы мне не откажете?». Улыбка, немедленно возникшая на его лице, не укрылась от взгляда Сульпиции, от которой Аро предпочел тут же избавиться, передав ее в надежные руки подоспевших Алека и Челси. В ту же минуту кто-то легонько тронул его за рукав. Обернувшись, Аро увидел перед собой невысокую, смуглую девушку.
- Я провожу вас, signore, - шепнула она.
Несколько минут пути по извилистым полутемным коридорам, наполненным статистами, певцами в костюмах, музыкантами, и девушка сказала:
- Мы пришли, - затем постучала в дверь, и, приоткрыв ее, пропала в толпе.
Первое, что бросилось в глаза Аро, когда он вошел в комнату, оказавшуюся, вопреки его ожиданиям, просторной, было отражение Сольвейг в тройном зеркале. Она еще не сняла грим – глаза не утратили глубокой зелени, а волосы – кофейной черноты. Искусно подчеркнутые, ее черты казались выразительнее, а взгляд – ярче.
- Вы все-таки пришли, - на хищном, прекрасном и белом лице мелькнул оттенок торжества, глаза полыхнули звериным огнем, и миг спустя Аро обнаружил себя прижатым к стене возле двери. Жаркие губы на его губах, настойчивые руки, ласкающие грудь и плечи, зарывающиеся в волосы… Ее ладони жгли, как угли, даже через слои ткани. Губы переместились на шею – когда только был ослаблен узел бабочки! – и ниже – в ямку между ключиц, нога обвила его бедра, и с губ Аро сорвался тихий стон. Она резко отстранилась. Глаза ее пылали, обычно мертвенно бледные щеки приобрели розоватый оттенок.
- Идите к ней. Сейчас, - последовал резкий приказ.
Он не успел до конца осознать смысл слов, как раздался настойчивый стук в дверь. Она прошипела проклятие, и, схватив его руку, поволокла Аро в противоположный угол комнаты. Там за ширмой для переодеваний была скрыта искусно задрапированная дверь, которую она открыла крохотным ключом.
- Прямо и налево, - был хрипловатый шепот, - и попадете прямиком в фойе. Вы не заблудитесь, - лукавая улыбка, и дверь закрылась за его спиной.
У служебного выхода образовалась толчея. Гул голосов порой перекрывали овации - то выходили из здания исполнители главных партий, но вот аплодисменты достигли вершины: то показалась она. Саломея растворилась в небытии: волосы вновь отливали золотом, глаза приобрели свой обыденный блеклый оттенок, а лицо – непроницаемое выражение. Principessa di gelo. Нельзя было и предположить, глядя на эту холодную маску, что губы, теперь изогнутые в вежливой улыбке, почти заставили его потерять голову каких-то десять минут назад, и что язык, щебечущий светские фразы, чертил на его шее влажную дорожку. Он до сих пор чувствовал жар ее губ, смаковал ее вкус… Но она не смотрела в его сторону. Сульпиция, стоявшая рядом, разумеется, понимала происходящее, и только чары Челси да страх, внушенный много лет назад, сдерживали в ней порыв устроить сцену. В башне явно придется проверить замки, но не это его волновало. Присутствие, неуловимо знакомое, заставило насторожиться, и он немедленно отметил, что стража разом напряглась. Сомнений не было: Карлайл Каллен, и никто иной, сейчас говорил с ней, и она улыбалась ему - открыто и почти тепло. Они обменялись несколькими фразами, и Каллен поцеловал ей руку. Чутье Карлайла, однако же, осталось безупречным, как и века назад, и он обернулся. Лицо его было спокойно, а взгляд тверд. Не опуская глаз, бывший друг едва заметно склонил голову в знак приветствия, жена его последовала примеру. Аро наградил их небрежным кивком, Сульпиция же будто не заметила.
- Эта встреча не к добру, - шепнул Карлайл Эсме, и та кивнула, соглашаясь.
Она прошла сквозь толпу, не удостоив Аро даже взглядом, и черная пасть Мерседеса поглотила ее.