Мрачная пучина не так темна, как загадки Турандот.
Железо, бронза и камень не так тверды, как загадки Турандот.
Прочь отсюда! Странствуй, где хочешь,
но подальше от загадок Турандот!
Дж. Пуччини «Турандот»
Либретто Джузеппе Адами и Ренато Симони
действие первое
Мрак на сцене, преобладание черных и серых тонов в костюмах статистов, свергнутого царя Тимура, рабыни Лиу и даже принца Калафа создавали угнетающую атмосферу: в миланском «Ла Скала» двигалось своим чередом начало первого акта. Аро немного опоздал – он пропустил вступление и едва поспел к "Popolo di Pekino”. Впрочем, здесь не о чем было жалеть: он слышал эту музыку десятки раз, был на премьере, а главное действующее лицо еще пока не появилось. Турандот, принцесса льда и смерти, была его любимой оперной героиней. И в каждом спектакле он с нетерпением ждал ее первого появления: все говорят о ней, проклинают ее, славят ее красоту, вздрагивают при звуке ее имени, напряжение растет, становится невыносимым, и вот… Что в этот раз? Восторг, или снова набившее оскомину разочарование? Он терпеливо ждал, прикрыв глаза и рассеянно поглаживая кончиками пальцев нижнюю губу. Она возникла на сцене внезапно - величественная, как сама смерть. Все в ней внушало трепет – взгляд, плавные движения, мертвенно белое лицо. Это лицо можно было бы назвать приятным, если бы не лютая стужа в глазах, не жесткие очертания скул, не рот – властный и надменный. В лунном свете ее кожа мерцала, словно посыпанная алмазной крошкой. Грим в восточном стиле был не в силах скрыть типично европейские черты, и Аро мог поклясться чем угодно, что волосы, скрытые под сложным головным убором, светлого оттенка. Восторженный шепоток волной прокатился по рядам бархатных кресел, замер у самой галерки, и Аро почудилось, что алые глаза с неестественно широкими зрачками вдруг обратились прямо на него. По ее бледным, словно обескровленным губам скользнула улыбка, и в тот краткий миг вампир, проживший тысячи лет, внезапно испытал тень давным-давно позабытого чувства. Страх.
Первая ария стала триумфом. Необычайно мощный голос, юного, поистине ледяного звучания пронзал пространство, он разрезал его на части, словно нож – плоть. Этот голос не пленял красотами, он лишал воли, завораживал, как глаза змеи перед броском. Блеск смертоносной стали, величие, повергающее на колени. Человеческий голос не бывает так чист, человеческое дыхание – так бесконечно. «О принцы! Длинной чередою вы идёте ко мне за удачей», поет она, и от насмешки в ее голосе зал обмирает. В отличие от многих других, она не пыталась сделать из Турандот мелодраматическую героиню, страдающую глубоко в душе. О нет! То была хищница, жаждущая крови, как лучшей награды, безразличная к чужим мукам, играющая с жертвой в кошки-мышки, с любопытством наблюдая ее трепыхания. Не человек – холодный демон. Принцесса сатанинских сил, не знающая жалости и сомнений, из всех радостей признающая только убийство, древнее божество, требующее жертвоприношений. И в то же время скука – бесконечная, сводящая с ума скука сквозила в ее интонациях, во взгляде, когда она пела «О странник! Не испытывай судьбу – загадок три, а смерть одна». Я уже знаю, чем это закончится, говорили ее глаза. Очередному развлечению быстро настанет конец - твоя отрубленная голова покатится к моим ногам, а я опять останусь наедине со своей скукой. Она воплощала самую жуткую, пугающую сторону этого образа, не оставляя и капли надежды на пошлый счастливый финал.
Сцена загадок. Вот ожидает принцесса ответа на первую: она неподвижна, как статуя, хищные глаза слегка прикрыты от яркого света. Ее ледяное спокойствие неколебимо, лицо застыло, словно маска: она уверена, что не услышит ответа, и, торжествуя, ждет страшной развязки. Но вот звучит ответ, как громом поражая тишину: «Надежда!». «Надежда, надежда», эхом подтверждают мудрецы. На краткий миг выражение холодной досады искажает скульптурные черты. Белые пальцы впиваются в подлокотники трона, когда стройный стан неторопливо, словно в замедленной съемке, подается вперед, а жуткие, немигающие глаза ни на секунду не отпускают лицо чужестранца: так смотрит змея на свою жертву.
- Да, надежда, что всегда обманывает, - неожиданно низко поет она. «Тебе все равно конец», - говорит ее взгляд. И снова Аро ощущает тень страха, как будто она вожделеет его головы.
Последний акт. «О божественная принцесса», - поет министр; голос его начинает дрожать, когда кровавый взор обращается в его сторону, и вампир в боковой ложе чует запах страха. Демон снисходительно внимает раболепным словам, рубиновый вгляд прикован к лицу принца. «Ты бледен, чужестранец», - поет она радостно, словно капризный ребенок, наконец получивший конфету. Хищница почуяла кровь, и горе жертвам. Смерть Лиу она встречает с ледяным презрением в глазах, а потом падает занавес – опера заканчивается ровно там, где обрываются ноты Пуччини, финал в этот вечер не поют. Певцы выходят на поклоны, восторженная публика неистовствует, на сцену летят цветы, но главнй героини вечера все нет; выходит под самый закат оваций, вызывая своим появлением их новую волну.
В фойе ему попался на глаза забытый кем-то номер американского «Опера Ньюс». Взгляд Аро скользнул по обложке, и он застыл от неожиданности, вновь встретив пронизывающий взгляд больших глаз – бесцветных, а вовсе не алых. Без театрального грима лицо ее казалось нежнее и моложе, но было вполне узнаваемо. Густые волнистые волосы, рыжевато-золотые, как на полотнах Боттичелли, рассыпаны по плечам. Подпись под фото гласила: «Сольвейг Нильссон: темная леди оперной сцены». Рука машинально перевернула страницу. «День за днем с пугающей достоверностью она воплощает образы своих кровавых героинь: леди Макбет, Саломея, Электра, а теперь и Турандот. Ее голос повергает наши сердца в трепет. Сольвейг Нильссон об итальянской опере, современной режиссуре и грядущем дебюте в Ла Скала».
В тот странный вечер на столике в своей гримерной Сольвейг обнаружила букет черных орхидей. Неотступный взгляд из боковой ложи преследовал ее с момента первого выхода на сцену, ловя каждое ее движение, каждый вздох. И вот – доказательство, что ей не привиделось это. В цветы было вложено письмо – плотная, чуть желтоватая бумага и летящий почерк. Письмо было на латыни. И то была прекрасная латынь – воистину, достойная Цицерона. Откуда незнакомец мог узнать о ее увлечении? Но очевидно, он знал. Она закончила чтение, улыбаясь.
Итак, как вы уже, наверно, догадались, автор - оперный маньяк )))
Синопсис того, о чем я столь нудно вещала, можно найти тут: http://www.belcanto.ru/turandot.html
Вокальный прототип героини тут: www.youtube.com/watch?v=Xvsl3zxQWiU
и тут http://www.youtube.com/watch?v=QPsDPVxm8O0