«Я не знаю, кто сказал, что только мёртвые видели конец войны. Я видел конец войны. Вопрос в том, смогу ли я снова жить».
(POV Вайлент)
Было время, когда мой брат думал, что спать больше не захочет: его тело превратилось в свет, а сознание промыли до сверкающей чистоты. Когда в Амстердам вторглись вампиры, он перешел на сторону врага. Ему казалось, что на горизонте возникает волшебная призрачная страна, где древние замки и величественные храмы соседствуют с современными небоскребами и абстрактными скульптурами. Фантазия, подпитанная необыкновенной игрой света и тени, небывалыми красками и формами, представила перед ним сказочные видения, меняющие свой облик с каждым часом на протяжении всего времени от восхода солнца до его заката.
Жизнь – не автоматическое выполнение страницы плана, даже если он детально и тщательно расписан. Игнорировать неожиданности, значит, лишать себя тех шансов, спонтанности и наполненности, из которых и состоит жизнь.
Дом Бруно стал кучей битого камня на разбомбленной улице. Там посреди дороги стояло кресло, в кресле сидела светловолосая девушка и дрожала, как котенок, выброшенный на произвол судьбы. Она все повторяла, что выглядит ее знакомый жутко, что друга он больше не найдет. Ее сознание затуманилось, глаза выцвели, точно она увидела саму Смерть. Фактически именно страх сделал ее такой, заключил в холодные объятья неизвестности.
Однажды ночью Бруно наткнулся на изогнутую железку и вспорол себе шею. Он глотал собственную кровь, которая стала последней едой, а потом вообще не мог глотать. Брат понял, что конец будет не таким, как ему думалось. Он умрет от истощения.
Замерший и пустой, словно взявший за руки боль, он хотел закрыть глаза и умереть. Но не мог… Ему просто не позволили, жестоко наказав за неповиновение и решив заплатить за опрометчивость. Отчего так сильно в нем появилось желание вновь посетить места, оставленные им с таким равнодушием? Или воспоминание самая сильная способность души, и им очаровано все, что подвластно ему? Вероятно, брата спасли люди, не замечая огромной разницы и не зная, что одним взглядом он может натворить. Одной лишь мыслью…
Я легла на живот, спрятала лицо в подушку и смежила отяжелевшие веки. В комнате было холодновато, но я и не подумала накрыться кремовым одеялом, лежавшим в изголовье кровати. Руки и ноги замерзли, и от холода мысли приобретали все более безутешный характер. Я подумала выпить воды, но мысль о том, что надо открыть дверь и одной выйти к вампирам, вызвала протест.
Помещение блестело радующий глаз чистотою; стоявшие на камине большие серебряные часы в футляре из самшита показывали четыре. Из окна виднелся лишь клочок голубого неба, он проглядывал сквозь беспорядочное нагромождение кровель и мансард – по другую сторону улицы они закрывали горизонт.
Внезапно солнечный луч, словно заблудившись, проскользнул между тяжелыми гардинами и на несколько мгновений озарил ярким блеском плиточный пол. Длинные складки жемчужно–серого плаща, сорванного когда–то наспех, ниспадали на кресло.
Подобно знатному вельможе, который из прихоти забавляется порою тем, что укрывает стены замка блестящими драпировками, заходящее солнце на минуту осветило эту богатую комнату тысячью беглых огней; солнечные лучи переливались золотистыми блестками на занавесях из серовато–зеленого набивного кретона, искрились на полированной мебели орехового дерева, сверкали на плиточном полу, отчего он стал походить на красную медь, и зажгли золотой ореол вокруг фибулы, некогда принадлежавшей маленькому врачующему демону.
На улице рождался задорный вызов, начиналось состязание звонких и ясных рулад, жемчужных и серебристых, – и не всегда птицам удавалось одержать победу.
Я отчаянно надеялась, что данное мне время поможет собраться с мыслями. До сегодняшнего дня будущее представлялось мне как бесконечный затуманенный коридор, по которому я могла идти вечно, не находя цели. Огорченная, я размышляла о том, что со мной случилось, почему я отправилась в Вольтерру, чтобы позволить Даниэлю и обсудить события, которые он, конечно же, нашел абсурдными, если не полностью безумными.
Снова посмотрев на часы, я обнаружила, что прошло только пять минут. Возможно, что-то случилось. Уже не в первый раз, казалось бы, безобидная ситуация оборачивалась большими неприятностями.
Я едва коснулась крохотной фермуар*, вспоминая тот день, когда Даниэль светился счастьем. То ли от его неожиданного ласкового голоса, то ли от напряжения, которое чувствовалось в нем, я вдруг подумала, что он ищет моей поддержки. Разве он хотел убивать? Я посмотрела в его глаза, светлые, надменные, с затаившейся в глубине зрачка растерянностью, и мне захотелось поверить, что в самом деле так оно и есть. Иногда оказывалось такое впечатление, что он просто жаждет моего провала. Наши отношения дружескими никак не назовешь. Однако я бы на его месте особо не радовалась, если уж мы работаем вместе. Мой провал в определенном смысле станет и его провалом тоже. Но жизнь внесла свои коррективы, дав мне повод лишний раз согласиться с известным утверждением, что человек предполагает, а господь располагает.
Только я свернулась клубочком, как в дверь постучали. Я приподнялась в постели, прислушиваясь, стук повторился, правда, теперь он не был настойчивым, стучали деликатно. Я уловила знакомый запах согретой весенним солнцем травы и клевера.
Лицо вампира не скрывал капюшон, так что мне выпал редкий случай разглядеть его совершенные черты лица. Обжигающе–холодный взгляд рубиновых глаз, прежде вспыхнувшие такой сжигающей ненавистью, сейчас светился умиротворением и силой. Тонко очерченные скулы, мелового цвета кожа, которая выдавала настоящую сущность, заискрилась в безжалостных лучах южного солнца. Тень улыбки коснулась резко очерченных губ Афтона. Его волосы, слишком мягкие и тонкие, отражали игру света, словно темная вода.
–Знакомые все лица, - сказал он, открывая мне дверь и пропуская вперед. - Как ты?
–Пока жива, – ответила я.
–Уже не плохо, – пожал плечами ищейка, в голосе не было и намека на мягкость. – Кайус был прав насчет твоих глаз. Такое впечатление, что ты сражаешься со всем миром.
Собственный голос творит со мной странные вещи, загадочным образом заставляет меня чувствовать свою слабость; я не догадывалась, в чем состоит цель визита Афтона.
–Кажется, пора носить очки… – вздохнула я, нахмурившись. – Зачем ты пришел? Нового я тебе ничего не скажу.
В какой–то момент чистая ярость сверкает в глазах молодого человека, и словно темные волны угрозы начали исходить от него. Но в следующей миг его глаза вновь становятся спокойными и холодными. Легкая усмешка едва мелькнула на лице мужчины.
–Прошу меня простить. Я обладатель скверного характера, выдержка порою мне изменяет.
–Ты опять говоришь с усмешкой. Я тебя чем–то раздражаю, ищейка?
–Почему же? Ты вызываешь у меня восхищение.
С жестких, цвета ворона крыла, мокрых волос на ворот черной футболки капали кристаллики воды. Афтон вновь загадочно усмехнулся мне, продемонстрировав ямочки на щеках и белоснежные зубы.
–Старейшины считают, я обманываю вас? – покусав губы, поинтересовалась я.
–Себя, – понаблюдав за мной, ответил он.
Коридор, в котором мы оказались, был шире того, по которому мы пришли в тронный зал. По правую и левую стороны попадались двери, а впереди, в конце коридора, виднелась еще одна – массивная, двустворчатая, сделанная, по всей вероятности, из дерева. Каждая створка была украшена изображениями эпохи возрождения.
–Девочка подготовилась, – заметил Деметрий, неслышно ступая по широкой каменной лестнице. – Аро понравится.
Афтон не обратил на его слова внимания, а я перевела дыхание, вспомнив о том, что эмоции необходимо держать под контролем. Решительно обогнув Деметрия, как неодушевленный предмет, я пошла дальше, испытывая крайне неприятные чувства, они шли следом, и это здорово пугало. Афтон молчал, и теперь тишина казалась гнетущей, лучше бы он продолжал говорить.
Зал пребывал в отсутствии своих обитателей, лишь трое Властителей, покорно ожидающие моего визита. Сколько ушей жадно прислушивается, пытаясь угодить ненасытным хозяевам…
Прямо за Аро замерла хрупкая фигурка в темно–сером плаще. Я улыбнулась краешком губ, приветствуя Сульпицию. Ее дорогой костюм одновременно и скромен и кокетлив, он отличался причудливой театральностью, но она-то как нельзя лучше служит тому эффекту, который супруга Владыки и намеривалась произвести.
Уверенная, что мне предстоит роль бессловесной жертвы, я слегка поклонилась Древнейшим. Пародия на опереточный образ.
–Здравствуй, драгоценная моя! – вставая, нараспев произнес Аро. Голос у него тихий и вкрадчивый, у меня не раз возникала ассоциация со змеиным шипением. Голос звучал обманчиво ласково, но сейчас особой ласки в нем не слышалось, и я решила, что не все так скверно в моей жизни. – Как тебе новая обстановка? – спросил он, точно именно это его и интересовало.
–Изумительна. Но, увы, Имперский стиль не для меня, – ответила я, скромно покачав головой.
–В самом деле? Надо будет как–нибудь составить тебе компанию. Ты сразу же проникнешься в эпоху тех лет.
Внимательно рассматривая присутствующих, я увидела, что существа были настороженны, словно что–то подорвало их устойчивое положение. Или кто–то?
–Так что же вызвало у вас буйный интерес к моей персоне? Похоже на большое горе, – констатировала я.
–Ты как всегда изменчива, – сузил глаза Аро, а потом неожиданно для меня рассмеялся. – Мы на грани самоубийства. Кое–кто нас покинул. Навсегда. Мой дорогой брат, Кайус, клянется отомстить изменнику.
Я решила удивиться, высоко подняв бровь.
–Вы думаете, что перебежчик обратился к услугам Аваддона? Маловероятно, учитывая ваше происхождение, – мне показалось, что сердце перестало биться у меня в груди, потому что я смотрела в гипнотические глаза Аро. – Мой господин на протяжении столетий держит карты рубашками наружу. Он бы не стал…
–Не притворяйся, девочка, – прошипел Кайус, чуть подавшись вперед. – Ты выше и по силе, и по происхождению, но это не значит, что мы оставим тебя в живых.
–Я не знаю, о ком вы говорите. Вампиры видят лишь одну иллюзию. В конце концов, это вас погубит, – заметила я и невольно сжалась, уткнувшись взглядом в мраморный пол.
Послышался тяжелый вдох. Я замешкалась, но все–таки решилась поднять голову. Неужели все придумано? Еще жива… Кое–кому посчастливилось умереть в пути. Если я сейчас о чем–либо и сожалела, так только о том, что перешла дорогу Премьер–министру.
–Быть может, ты единственная осведомлена о положении дел. – Аро молча, протянул руку, заставляя повиноваться. Присутствующие заметно напряглись, застыв в тени мраморных колонн. Осведомлены о даре – я улыбнулась краешком губ, пристально оглядев стражу. Когда–то Даниэль привел в ужас неугомонную толпу от одного лишь прикосновения к руке правителя, но исполнение приговора закончилось в тот же миг, когда мы осознали роковую ошибку.
Инстинкты обострились, напоминая о моей сущности; дар обволакивал призрачной аурой, готовый в любой момент вырваться из–под контроля. Я лишь слегка выпустила его наружу и позволила вершить ситуацией. Я боялась… У Старейшины изменились глаза – кристально–чистая вода в реке разлилась, стала глубже, превратилась в водоворот зеленого, золотого и фиолетового цветов.
Казалось, мою душу оплетали призрачные руки, так неугомонно манящие за собой, чтобы вновь и вновь испепелять существо, заключенное в хрупкое человеческое тело.
Воспоминания. Сотни тысяч вырванных клочков мыслей, обрывков фраз. Аро искал подтверждения своим догадкам, но жестоко ошибался.
Пожар в Амстердаме, когда мой брат бесследно исчез, привлекло внимание хладного. Он забавлялся, словно перематывая эпизоды, и заставляя мое сердце сжаться. Мои друзья, которых, ждет погибель и яд… Беспощадные морозы Ирландии, когда господин схватил за горло провинившегося и снег забрызгали тягучие капли крови. Я закричала, силясь остановить правосудие; кто–то из стражи дернул меня за полу плаща, и ослушался моего приказа. Наш предводитель лишь улыбнулся в ответ, и глаза его, темные–темные, как бархатное ночное небо, все также горели адским пламенем.
Древнейший мучительно долго продолжал смаковать данную ему возможность увидеть мир другого существа. Я ощутимо напряглась, когда он задал более важные для меня моменты, но хладный не остановился и продолжал свое исследование. Дар начал действовать; я почувствовала, как холодные руки властителя нагрелись, в его глазах появился азартный интерес, но было уже поздно…
Я медленно освободилась от горящей ладони, ожидая дальнейшие события. Страх ли? Губительный круговорот может вскружить голову, а может и подчинить своей воле. И мы опрометчиво забываем, что делая выбор, мы одновременно выбираем его последствия.
Знакомые мраморные руки дернули меня на себя, попутно прихватив шею на удушающий прием. Кто-то из охраны ожесточенно заламывал мне руки, в любую секунду готовый вывернуть хрупкие кости из сустава. В пространстве послышалось предупреждающее звериное рычание, удар был подобен раскату грома, его эхо еще долго звучало в мертвой тишине коридоров замка. В мыслях появилась лишь одно слово; я направила действие дара на своего обидчика, пытаясь отомстить за неуравновешенность. Все происходило так быстро, что затуманенный болью разум не замечал знакомого сходства. Я увидела алые глаза ищейки, полные решимости, и утвердилась в правильности своего решения.
Деметрий содрогнулся; хватка мгновенно ослабла, а вампир подкосился, точно под невидимой ношей и стал захлебываться своей же кровью. Не в силах вздохнуть, он дернулся и закашлялся в диком кашле. Казалось, еще чуть-чуть и он заскулит как щенок. Я постепенно теряла контроль…
-Довольно! – Аро прищурился и внимательно осмотрел меня, тщательно оглядев от кончиков туфель до макушки. Я скрестила руки на груди, словно могла спрятаться от него. По-видимому, я изменила влияние, что-то ему понравилось. К моему великому смущению, он захлопал в ладоши и засмеялся, однако в глазах отразилось поражение. И покорение. – Превосходно, милая моя!
Старейшина вновь громко засмеялся. Я повернула голову вправо, разглядывая изрядно потрепанного мужчину. Деметрий все никак не мог отдышаться, воротник залила темная кровь, а глаза приняли более глубокий черный оттенок. Я покачала головой, за что получила булькающее шипение. Или жалкое подобие на него.
- Ты слышишь ток крови, брат? – Кайус поднялся со своего трона, явно пораженный моей выходкой. – Но девчонка не вызывает особой тяги.
Белый, как Лунь, Старейшина подошел ко мне, и угольные полы плаща еле слышно прошелестели за ним. Я поежилась и отступила на шаг, когда хладный провел ладонью по моей щеке. Возможно, он единственный кто еще помнит события давних лет, о которых мне когда-то повидали. Но разве это возможно? Я отказывалась верить, отчетливо понимая, в каком невыгодном положении оказалась.
-И откуда же ты родом, прекрасное дитя? – Маркус не отрывал взгляда подернутых молочной пеленой глаз от меня. Он смотрел на меня с откровенным интересом и я замерла.
-Небольшой городок в Ирландии, что близ окраины Лимерик. Я жила там с Оттерли, - дыхание перехватило, я вспоминала милые сердцу черты. – Забавный мужчина, был личностью мифической, как греческие герои, и умел вызывать уважение вампиров, вольное или невольное.
Я помедлила с ответами, постоянно опуская загнанный взгляд в мраморный пол. Старейшины проявляли крайнее любопытство, и, как мне кажется, распланировали свою игру. Лицо Кайуса было мне очень знакомо, хотя я не могла понять откуда. Возможно, мы встречались прежде, потому что он взглянул на меня с не меньшим интересом, а потом стал внимательно вглядываться в мои глаза.
-Экономическая нестабильность, социальная несправедливость, война – все это проявления зла в нашем мире. Наша работа была почти уничтожена во времена инквизиции, но вскоре нам удалось вернуть утраченное. – Мне понадобились немалые усилия, чтобы вдаваться во все подробности. - Мы всегда восстанавливались. Мы быстро исчезаем, оставляя свое людское воинство перед лицом наказания в одиночестве, как будто они совершали злые деяния по собственной воле.
Я лишь пожала плечами, стараясь быть любезной и утаивая подробности. И снова легенда о дампирах. Герои дешевой мелодрамы.
-Среди вас огромное количество политиков, - Аро притворно тяжело вздохнул и постучал длинными пальцами по подлокотнику трона. – Вы создаете первородный суп жизни. Однако к людям относитесь с ненавистью?
-В партиях многих стран множество представителей моего рода, но те, кто стоит у власти, – люди на сто процентов. Человечество понимает зло, даже жаждет его. В нашей природе есть что–то, что пленяется злом. Человечество легко поддается влиянию.
Меня обдало холодом. Аваддон хорошенько взгреет своего оппонента за предательство. И ему плевать на родственные узы, если только господин легким взмахом руки не отложит приговор.
Сердце замерло от тоски с новой гранью; впрочем, истина не редко бывает печальна. Разве я обещала быть до конца откровенной?
-Жаль, что твои мысли слишком мутны для восприятия, - сложив руки шатром, Аро незаметно провел языком по губам. - Конец мира и его начало… Ты меня приятно удивила, дорогая Вайлент.
Я дернулась, как от удара и встретилась с алыми глазами властителя. Тонкий намек на то, что действие дара обрело над ним полную власть. Жестокая игра воображения? Я ведь сама боялась… Такого просто не могло случиться! Вампир улыбнулся так, как мог бы улыбнуться Люцифер, прежде чем упасть с Небес.
-Могу ли я узнать причину, по которой меня держат в городе? – Я с вызовом взглянула на трех Владык, приглядываясь и пытаясь сообразить, чего следует ждать от жизни.
-Видишь ли, Аваддон оставляет тебя здесь на неопределенное время, - протянул Аро, устремив задумчивый взгляд поверх моего плеча. – И мы будем только рады видеть знаменитую Вайлент в своих рядах. Твой дар очень ценен.
Послышался скрежет камней под каблуками. Оказалось, это воздух скрежещет в горле. Азраил говорил мне: мы можем совершенствовать свои действия, можем двигаться быстрее, взять автомобиль высокого класса, увеличить скорость, однако все эти меры приведут лишь к тому, что мы быстрее потеряемся. Свобода или Смерть… Перспектива собственной судьбы огорчала, она скрывалась за ширмой дурмана и всепоглощающей боли.
-Вампиры нашего возраста, с нашим характером и в нашем положении, - неожиданно возразил Маркус, - редко поддаются экзальтации; вот почему ты должна верить в беспрестанность моего суждения, Вайлент. Уверяю тебя, что в своей жизни я никогда не встречал никого очаровательней Эстер из твоего рода. Я мог бы говорить о ее ангельской красоте, если бы она не обладала невыразимым шармом, превосходящим любую красоту. Представьте себе чистоту, достоинство и грациозную скромность. С первого же дня, когда меня представили ей, я почувствовал к ней невольную симпатию. Действие ее дара было подобно моему.
-Ты прав, ирония этой особы язвительна, лишь немногие могут избежать ее колких шуток. В Вене ее боятся как огня…- Кайус поджал губы, обменявшись долгим взглядом с Аро.
В обращении Маркуса скрывался какой-то подтекст. Мне не были понятны причины о начале разговора про любимицу Аваддона. Эстер – входит в состав приближенных людей к господину, она забавлялась порою своими способностями и, как я, не желала смерти невинных.
-Я разговаривал с ней почтительно, ее наивное смущение, признательность и уважение глубоко растрогали меня, ибо сдержанность в сочетании с благородной обходительностью убедили меня в том, что ее положении в настоящем не ослепляет ее настолько, чтоб забыть прошлое; и она воздала должное моему происхождению так же почтительно, как я отнесся к ее званию.
-Конечно, надо обладать особым тактом, - развел руками Аро, - чтобы соблюдать эти столь тонкие нюансы.
Признаюсь, глупо было основывать самую малую надежду на таком незначительном обстоятельстве, но, как я уже думала: это незначительное обстоятельство меня восхитило. Тем не менее: это внимание пробудило во мне столь безумные надежды, что ныне, вспоминая прошлое, я сама удивляюсь, как я могла увлечься такими мыслями, которые неуловимо привели меня на край пропасти.
Солнечный луч, заплутав в просторах величественного замка, осветил мне кончики туфель. Жизнь разочлась со мной; она не в силах отдать мне то, что взяла… Я тихонько спряталась в тени. Правду говорят, что Смерть и Солнце не могут пристально взирать друг на друга.
-Я приму Ваше предложение, - затравленно кивнула я; в душе появился врачующий шанс. Вдруг получится?..
Оглядываясь назад и зная теперь, что наша красота была страшным проявлением зла, холодным и дьявольским очарованием, которое помогло нам причинять больше вреда. Мы были физически совершенны, но это совершенство не от Бога – пустая, мертвая красота.
Я извинилась перед Старейшинами, вышла в пустынный коридор и помчалась со всех ног. Мне казалось, что если я сейчас остановлюсь, то уже никогда не смогу убежать.
…Дохнуло полотном жизни. Несколько человек, одетые в серую и ничем не примечательную одежду, прогуливались либо разговаривали, сидя на скамьях; их безмятежные лица обычно выражали спокойствие, умиротворенность, душевный покой или какую-нибудь блаженную беззаботность.
Я сложила под одеялом руки на груди, стараясь не обращать внимания на яркие цвета покрывала. Комнату затянула какая-то пелена. Хотя я видела свою спальню на протяжении дня и знала, где находится любой предмет, апартаменты казались странно незнакомыми, и это смущало. Мои чувства угасали. Тихо буквально в батареях парового отопления.
Пальцы сводило, все расплывалось перед глазами от головной боли. Я горько усмехнулась и опять вспомнила Даниэля. Где он теперь? Сожалеет ли о произошедшем? Он жестоко расправился с Дейлен, не обращая внимания на поставленные мной приоритеты. Ее уже не вернуть… Сон был единственным способом избавиться от воспоминаний о его взгляде, там, в Праге.
-Выглядишь инфантильно, - мягкий мужской голос обратился ко мне как к хорошему знакомому. В акценте – я не могла точно сказать, итальянском или французском – слышалась небольшая хрипотца.
Несколько секунд мы стояли, впившись взглядом в зрачки друг друга, словно две кошки, которые еще не знают, что делать – пойти рядом, принюхиваясь, или вцепиться в противника. В его облике вновь проступило что-то звериное, мощное, безжалостное.
-Белая горячка, - с прискорбием констатировала я.
-Ты обо мне или о себе? – поднял брови Афтон.
-В комплексе.
Черты лица Афтона выражали более блаженное, более рассудительное, более серьезное довольство… в нем можно было обнаружить чувство глубокой признательности, обожания и поклонения Старейшинам.
-Ты не желаешь принять очевидное. На самом деле ваши дорожки разошлись довольно давно, а ты все цепляешься за Фалета из сентиментальности. А если вникнуть в суть вопроса, твоя жизнь стала бы много проще, умерь ты свои чувства. Скажешь, нет?
-Я скажу, что ты лезешь не в свое дело, - мгновенно ощетинилась я.
-Я видел Даниэля, - ищейка присел в кресло, скептически посмотрев на мой серый плащ. – Тогда его неуважительное отношение к вампирам сильно разочаровало кочевников.
Вздрогнув, я растерянно уставилась на него.
-Что?
-Грязная и зловонная накипь Парижа, где огромные толпы состояли из бандитов и проституток, которые добывают свой хлеб насущий преступлениями… и каждый вечер, пресыщенные, возвращаются в свои логова. – Едва заметная тень улыбки коснулась его губ, впрочем, не потревожив теперь уже ледяного спокойствия карминных глаз. - Опасные слои общества, живущие исключительно воровством. Далекий 1725 год, когда люди выходили из предместья Гласьер, скопляясь на подступах к заставе, чтобы попасть затем на бульвар Сен-Жак, где должна была состояться казнь двух мужчин.
Я попробовала взглянуть на Афтона твердо и прямо, но мой взгляд ушел в сторону, точно сломался, как ломается сосулька, упав на асфальт.
-Лица у всех были изможденные от разврата и пороков или покрыты пятнами от пьянства и сияли дикой радостью от предвкушения того, что после мерзкой ночной оргии увидят наказание двух людей, для которых уже был сооружен эшафот. Будучи приговоренным, Даниэль до смерти перепугал бывших властителей. Отмечая безрассудную дерзость его речей во время разговора, человек этот, обычно прекрасно владевший собой, хладнокровный, коварный и хитрый, забывал о своих холодных расчетах, о своей осторожности и скрытности. Обвинительное заключение утверждало, что мужчина не только не проявил любви и почтения к своему королю, но разжигал войну и мятеж с преступной целью лишить своего незаконного правителя престола, титула и чести. - Афтон проницательно посмотрел на меня, длинные пальцы сжали грубую материю плаща. - Был занимательный спектакль, разворачивающийся на фоне драмы.
-И что же произошло?
-Едва удавка на его шее стала затягиваться все сильнее, он усмехнулся в лицо нам всем, забавляясь этим, словно плохо поставленной комедией. Стоит ли говорить, что же он сделал затем? – Ищейка склонил голову набок, наблюдая за моей реакцией. – Яркий свет, чужеродный и неземной, безжалостно поглотил всех невидимыми щупальцами. Сотни людей уже не в силах были вырваться из плена боли и чужих воспоминаний. Он перебил абсолютно всех.
Сохраняя обычную невозмутимость, я встала с кровати и направилась к небольшому столику, где лежала фибула из тончайшего серебра. Эта быстрая смена настроений не была сущностью моей натуры; за всю жизнь я расплатилась с Даниэлем сполна, и теперь он должен перестать существовать для меня.
-Груда окровавленных тряпок, валяющихся посреди площади, - продолжал разглагольствования хладный. – Дампир и второй заключенный растворились в этом свете. Должен признать, твое появление вместе с Даниэлем заметно пошатнуло и без того хрупкую конструкцию. За ним есть один должок…
-Ждешь мою предсмертную исповедь?
-Такие мысли до добра не доведут, - произнес он с печалью. – Но это поправимо. В хороших руках ты быстро исправишься.
Его заявление – не более чем хорошая мина при плохой игре, и взгляд, которому вампир силился придать веселость, только подтвердил мое мнение. В первую долю секунды я была уверена, сейчас он вскочит и, наплевав на все, ударит, желание отчетливо читалось на его лице. Утомление тяжелой волной навалилось на плечи, и теперь ищейку, сидевшего напротив, я видела точно сквозь стекло, за которым идет дождь. Вероятно, поэтому он казался мне бесконечно далеким.
–Надеюсь, вы их найдете, – я заставила себя улыбнуться. – Всех до одного.
Афтон кивнул.
Я развернулась к выходу и добавила:
–Пока они не добрались до вас.
… После того, как я встретилась с Даниэлем, то попала в какую-то ловушку. Но не могла ясно понять ее сущность, лишь смутно улавливала ее и не представляла, какой урон она может мне нанести.
Думая об этом, я направилась в конец коридора, где большая деревянная дверь с вырезанными на ней сценами Благовещания отделяла монастырь от церкви. По одну сторону порога осталась скромность монастыря, по другую возвышалась величественная церковь. Я услышала звук собственных шагов – ковровое покрытие уступило место бледному розоватому мрамору, испещренному зелеными прожилками. Всего один шаг через порог – но разница огромна. Воздух отяжелей от ладана, свет, проникающий сквозь витражные окна, приобрел синий оттенок. Белые оштукатуренные стены сменились огромными каменными плитами. Потолок стал гораздо выше. Глаза привыкли к золотому изобилию неороко. Раньше я знала много людей, которые отрешались от материальных обязательств общины и входили в сферу небесную – сферу Бога, Богоматери и ангелов.
В первые годы пребывания в Ирландии казалось чрезмерным количество изображений ангелов в небольшой церквушке на окраине городка. Девочкой я считала их слишком вездесущими и вычурными. Существа заполняли каждую щель, оставляя лишь небольшое пространство. Серафимы окружали центральный купол, мраморные архангелы придерживали углы алтаря. Колонны инкрустированы золотыми нимбами, трубами, арфами и крылышками. С обеих сторон кафедры гипнотическим взглядом смотрели вырезанные херувимы. Я понимала, что все это изобилие – жертва Создателю, символ преданности. Азраил, втайне ото всех, привил мне веру и постоянно уклонялся от вопросов. В конце концов, его замысел удался.
Окунув указательный палец в чашу со святой водой, я осенила себя крестным знамением и пошла через узкую романскую базилику, мимо четырнадцати кальварий*, скамеек из красного дуба с прямыми спинками и мраморных колонн по широкому центральному проходу через неф к ризнице, где в шкафчиках в ожидании мессы были заперты чаши и ризы. В углах таились синие тени, царила гробовая тишина.
Я ожидала увидеть побратимов; вероятно, кто–то еще мог остаться в солнечной Вольтерре. Не то, чтобы я хотела слышать продолжительный поток вопросов, мне хотелось узнать последствия моего шаткого положения.
Перед моим взором открылась часовня Поклонения. Стены переливались золотом с высоким центральным куполом и огромными панелями из небьющегося стекла. Главным шедевром часовни был ряд витражей прямо над алтарем. На них изображались три ангельские сферы: первая – сфера серафимов. Херувимов и престолов; вторая – сфера доминионов, добродетелей и сил; третья – сфера начал, архангелов и ангелов. Вместе все три сферы образовывали небесный хор, голос небес. В Ирландии я каждое утро смотрела на ангелов, парящих на сверкающих стеклянных просторах, и пыталась представить себе их истинное великолепие, чистый сияющий обжигающий свет, который исходит от них.
–И Он повелел нам проповедовать людям и свидетельствовать, что Он есть определенный от Судия живых и мертвых…* – Я выронила фибулу, почувствовав мощную ауру отчуждения, и от ужаса подалась вперед; меня точно сковали по рукам и ногам кандалами страха.
Аваддон стоял, и, кажется, лояльно оценивал меня своими королевского цвета глазами. Я невольно задумалась о том, что могло привести его в столь жалкое для него место. Он не верил… Или не признал?
- Не собираюсь портить отношения с тобой театральными выходками, - мужчина присел на скамью рядом со мной, на его лице появилась ледяная улыбка при виде новоявленных прихожан.
Мой гость был высокий и сухощавый человек с проницательным взглядом, с холодным, скрытным и сдержанным выражением лица. Он отличался весьма учтивыми манерами, держался весьма непринужденно и придерживался консервативных взглядов в политике.
-Твоих рук дело? – спросила я, вспоминая утаенный разговор между ним и вампирами.
-Любимая, мои руки в постоянном движении. Ты не могла бы конкретизировать? Судя по огню в глазах, случилось нечто обескураживающее.
-Меня оставляют в Вольтерре благодаря тебе, - терпение мое истощилось, глаза застилала кровавая пелена. – Ты пренебрег ситуацией, откровенно рекламировал меня! Господин предупреждал вас всех…
-Не воображай себя человеком, Вайлент, - ухмыльнулся он. - Знай свое место.
На нас смотрели со всех сторон. Я глубоко вздохнула и сжала кулаки, отвернувшись от Аваддона. Служитель церкви синхронно перебирал резные деревянные бусинки четок, словно желая произнести самое последнее слово последней молитвы с таким же воодушевлением, как и первое. Объединенные общей целью… Молились каждую минуту каждого часа каждого дня. Мурашки пробежались по моей спине, я точно почувствовала холодное дыхание Смерти. Она пленила, как яда глоток.
-Пусть эта последняя кошмарная сцена послужит предупреждением о неминуемой опасности, непрестанно угрожающей нашему миру, - покачал головой предводитель, задумчиво смотря в пространство перед собой. – Я предупредил тебя, не стоит забывать об этом.
-Фатальные события грядут, но мне не стоит рассчитывать на прояснение некоторых деталей? От меня многое скрывали, – я замолкла на миг, обдумывая следующие слова. - Мне не понятны причины их осторожности.
-Вечная женская красота, которая уносит свою тайну в бессмертие, - протянул он. – Ты танцуешь со Смертью. С самого начала я знал, что ты спасла Даниэля, но нарочно закрыл глаза на твою благодарность за спасение. Убийство неугомонной швали, которая доверчиво заглядывала в глаза хозяину… Ты огорчила своих друзей.
Боль накрыла меня грубым плащом, угрожая стать вечной спутницей. Аваддон продолжал сидеть рядом не шевелясь; но его нетерпеливый жест, его разгневанный взор выразили такое адское презрение – равнодушное и вместе с тем уничтожающее, - что даже я запнулась и замерла.
-Злоречивый мальчишка! – в его, чуть хрипловатом голосе, звучала издевка. - Никогда к нему душа не лежала. Он как льстец – то же, что и зеркальный фонарь, который издали хорош, но вблизи никуда не годится.
-Аваддон, - сказала я сдержанным и глухим голосом, - я не собираюсь злоупотреблять твоим драгоценным временем, но мне необходимо испросить благосклонное содействие Старейшин.
-Это всего лишь первая стезя их крупных планов, - пожал плечами он, внимательно проследив за действиями послушника, прошедшего рядом и встревожено глянув на моего соседа. На мгновение в глазах человека промелькнула смесь животного ужаса. Догадался?..
-Не говори загадками! – начала я. – Почему же меня оставили в живых? Черт возьми, да Кайус должен был меня убить на месте! Ответь!
Красивые черты его исказились, превращая в сеятеля войн и раздоров. Вот он настоящий, во всем своем великолепии… Голодный тигр, который одним прыжком настигает свою жертву и с ревом разрывает ее на части, внушает меньший ужас, чем змея, которая молча заворачивает жертву, мало-помалу высасывая из нее кровь, обвивается вокруг бессильной жертвы, сжимая ее, как тисками, неумолимо, хотя и медленно, дробит ее мышцы и кости, ощущает, как та трепещет под ее укусами, и словно бы насыщается не только кровью своей добычи, но и ее муками.
-Это следует спрашивать не у меня, - широко улыбнулся мужчина, вставая со скамьи. Он выступил из тени в яркий свет нефа. – Твоя роль входит в одну небывалую пьесу с несчастным концом. Настала пора входить в образ, Вайлент.
***
Наше прошлое – не только мифы и сказки, не просто краткое описание жизней, сокрушенных войнами, миром и неудачами, но что история живет и дышит в настоящем, открывая окно в туманный пейзаж будущего.
________________________________________________
Кальвария* - Четырнадцать изображений крестного пути Христа расположены около церкви или по дороге к ней.
Фермуар* - Брошка или фибула.
И Он повелел нам проповедовать людям и свидетельствовать, что Он есть определенный от Судия живых и мертвых…* - 40 строка, глава 10,11 (Новый завет).