Глава 1
Жест доброй воли

Фаза первая: Зацикленность; трудности с концентрацией внимания; сухость во рту; испарина; потные ладони; приступы головокружения; дезориентация в пространстве; снижение ментального восприятия; непоследовательное мышление; отсутствие логики.

Долгие часы бархатной ночной свежести прошли, принеся за собой нарастающее чувство ужаса, и вот теперь на меня огромной беснующейся волной накатилась паника. Невзрачные дома ансамблем острых спиц, устремленные ввысь, проткнули небо, а шепот листвы был едва различим в темных переулках небольшого провинциального городка. Мне предоставился единственный шанс искупить вину перед Даниелем.
Едва заметная прохлада накрыла нас, как толстый грубый плащ. Струйки ветра проникали под кожу, стараясь погасить и без того слабый огонек надежды, теплившийся в душе. Прошло несколько дней с тех пор, как я присоединилась к властям, а я уже успела познать на собственной шкуре, что такое противостояние. Его жертвы больше не были для меня ничего не значащими инициалами. Я знала людей, принимавших в нем участие и погибших при разных обстоятельствах: Дейлен, Силас, Айзек… Даже а можно было счесть жертвой – его потеря была так, тяжела, что тянула меня тяжелым якорем на дно моря страдания.
Заброшенная строительная площадка напоминала смиренное кладбище, на котором покоились души погибших на этой войне. Торчащие тут и там остовы домов были похожи на скелет моей несостоявшейся жизни. Зловещие перекрестья балок отбрасывали на землю уродливые, искаженные тени. В них не было никакой угрозы – немые кресты, скрывавшие под собой останки прошлого, воспоминания, липкие, как обрывки паутины.
Реальной бала лишь надежда. Она постепенно разгоралась и вскоре затмила свет далеких звезд, висевших в ледяной пустоте над нами. Айзек и Силас погибли. Они пожертвовали всем. И он был там. Для них все было кончено, но спасти Джуда было еще не поздно. И сделать это могла только я.
Призраки несложившихся жизней. Глядя на зловещие обломки дома, я поняла, что дело было не в том, кого я люблю, не в Настоятеле или Сопротивляющихся. Все дело было в жертве – и в искуплении. Только искупив грехи, можно придать потерям новое содержание. Надежда. Последний шанс. Существо, дорого заплатившее за бессмертие, могло помочь нам в этой войне. Вместе мы могли придать всему этому – крови, горю, страданию – какой-то новый смысл. Я поняла: не дать шанс скрыться Даниелю выше моих сил. Иначе его убьют свои же. Нужно было во что бы то ни стало помочь ему уйти. Даже если мне придется пожертвовать собой.
-Расслабься, - шепнул мужчина и поднял обе руки, как будто сдался.
Он немного повернулся влево, но при этом не перестал смотреть на меня. Луна осветила шрам на его шее – правильный белый треугольник, символ закона и порядка в нашем мире. Знаменитые бирюзовые глаза на один короткий миг вспыхнули, заставляя меня едва заметно улыбнуться. Настоятели редко отличались нравственностью. Они были Душой, а значит по природе сама доброта: честные, открытые. Маленький изъян - признак нетерпения. Они не хотят ждать, а это именно то, что мы собираемся сделать.
-А ты меня просто убиваешь в этом новом обличье. Что стало с милыми девичьими платьями? – спросил он и провел языком по губам.
-Я из них выросла.
Даниель потянулся к моему капюшону и потер материю между пальцев.
-Не повезло тебе с Правительством. Могла бы жить припеваючи: украшения, деньги, все что душа попросит.
Мужчина стоял около меня, склонив голову и напряженно чего-то ожидая. Отрез жесткой материи оказался роскошным мягким плащом с высоким воротником, я набросила его на плечи. Однако щедрый дар вовсе меня не умилостивил, к тому же я подметила, что Даниель не сделал ко мне ни единого шага и даже не посмотрел на меня открыто, пока говорил. Что-то в нем изменилось. Губы его сжались в тонкую линию, а небесного цвета глаза, чей оттенок был глубже и темнее, чем в прошлую нашу встречу, горел огонь. Белокурые, платиновые волосы заискрились в свете уличного фонаря. Закутываясь в плащ, я намеренно вторгалась в личное пространство Настоятеля, даже в этот момент стоявшего неподвижно и молча оценивавшего красоту тяжелых бархатных складок, струящихся вдоль моего тела на пол.
-Украшения не признаю, а деньги и так девать некуда. Кстати, на что ты тратишь свои?
-Такие банальные вещи меня уже давно не интересуют, - отмахнулся он, небрежно накинув свой капюшон.
-Чем же существа расплачиваются за обескураживающее счастье лицезреть тебя рядом с собой? – осведомилась я.
-Тайнами, - ответил Даниель вполголоса и наклонил голову, едва не коснувшись губами моего уха. – А что скажешь ты, знаменитая Вайлент? Есть у тебя секреты, достойные моего внимания?
Это глупо, но я почему-то вспыхнула. Попыталась вернуть самообладание и прошептала:
-Увы, сдается мне, я могу тебя сильно разочаровать.
Когда я повернулась, пристальный взгляд мужчины был сосредоточен на одном из переулков; в глазах у него застыло необъяснимое выражение. Однако в следующий миг лицо моего спутника словно застыло, и он отвернулся.
-Я не опасен, ты забыла? Я не стану причинять тебе вред. Только не тебе.
Он сказал эти слова тихим ровным голосом, и я ему поверила. Но сердце у меня в груди не собиралось сбавить обороты, мне показалось, оно готово было взлететь и утащить меня вместе с собой.
Такое чувство у меня всегда возникало, когда я оказывалась на холме и смотрела вниз на маленький безликий городок Ирландии. Весь Килларни лежал позади меня, улицы переливались зеленым и серым, издалека все казалось незнакомым и прекрасным. А потом я раскинула руки и бежала вниз по склону, ветер нещадно хлестал по лицу, а я даже не прилагала никаких усилий, просто позволила силе тяжести нести себя вперед. От восторга не хватало дыхания, и я ждала, когда закончится полет.
Тяжелый выдох. Я понимаю, какая вокруг пугающая тишина. Музыканты перестали играть, и толпа тоже притихла. Только ветер недалекого моря шуршал в листве спящих вековых деревьев. Мы стояли в пятидесяти футах от Палаццо-дей-Приори, отсюда не видно ни зловещей башни, ни собравшихся на вечеринку людей, и я на секунду представила, что, кроме нас, нет никого во всем городе, во всем мире.
Тонкие нити аккордов начали плести в воздухе легкое кружево музыки, она нежная и тихая, как дыхание, такая тихая, что сначала я приняла ее за дуновение ветра. Эта музыка совершенно не походила на ту, что звучала раньше, каждая нота раскручивалась в ночном воздухе, как стеклянная или шелковая нить. И снова меня поразило, насколько она прекрасна и ни на что не похожа. Мне почему-то захотелось плакать и смеяться одновременно.
Облако набежало на луну, и на лице Настоятеля заплясали таинственные тени. Он по-прежнему не водил с меня глаз. Хотела бы я знать, о чем он сейчас думает.
-Это моя любимая песня, - произносит он. – Ты когда-нибудь танцевала?
-Нет, - ответила я слишком категорично.
Даниель тихо рассмеялся.
-Ничего. Я никому не скажу.
Во мне еще тлел огонек глупой надежды – скорее всего они просто ушли… От крови той жертвы, блондинки, чей запах, будто сизый дым, повис в пространстве, закружилась голова. Где же Фалет? Я содрогнулась, представив ужасающую картину. Может быть они не заметят, что я отстала?
-Пожалуй, - хрипло выговорил Даниель, - Мне лучше уйти, пока Аваддон не заподозрил неладное. Как ни как, а ты перебежчица.
В этот момент мне отчаянно захотелось причинить ему боль, заставить испытывать такие же скверные ощущения, какие охвати меня. Но я также хотела знать правду. Я устала от этой дешевой игры, устала составлять сложные схемы, без конца планировать и пытаться угадать мысли Настоятеля. Это мир руин, царство абсурда. Поэтому ужасным и одновременно чудесным облегчением для меня стали невольно слетевшие с моего языка слова, которые так долго вертелись в голове:
-За что ты меня так ненавидишь?
Мужчина пристально на меня посмотрел. На мгновение показалось, будто он не в силах подобрать слова. Но затем он четко произнес:
-Я вовсе тебя не ненавижу.
-Ненавидишь, - сказала я. – Я знаю, не очень вежливо так говорить, но мне наплевать. Я знаю, я должна быть благодарна тебе за то, что ты меня не сдал Нитрогениуму, но мне и на это тоже наплевать. Я вовсе не просила меня спасать. Между прочим, я даже не знаю, почему ты вообще оказался подставленный Аваддоном. И я совершенно не понимаю, почему ты так поступил, особенно учитывая те чувства, которые ты ко мне испытываешь.
Качая головой, Даниель негромко выговорил:
-Я не испытываю к тебе ненависти.
-С самого начала ты избегал меня так, как будто я ненавистный человечек. Я пыталась вести себя дружелюбно, а ты швырнул мне это дружелюбие прямо в лицо.
Мужчина опять попытался что-то сказать, но я неслась, не задумываясь:
-Ты раз за разом публично мною пренебрегал, ты на глазах у всех унижал меня в зале Правосудия. Ты и теперь словно не желаешь меня замечать, если только это не оказывается вопросом жизни и смерти. Что только так я могу вытянуть из тебя хоть словечко? Только когда кого-нибудь чуть ли не убивают? И даже сейчас, - горестно продолжила я, - даже сейчас ты не хочешь, чтобы я оказалась рядом с тобой. Почему тебе приходится обставлять себя стенами, чтобы другие люди за них не проникли? Почему ты не можешь никому доверять? Что с тобой, в самом деле, такое?
Теперь он молчал, отвернувшись от меня. Я быстро перевела дух, расправила плечи и повыше подняла голову – несмотря на то, что в глазах у меня блестели слезы.
-И что такое со мной, - добавила я, уже чуть потише, - что ты не можешь смотреть, зато вовсю позволяешь девушкам за тобой увиваться? По-моему, прежде чем ты отсюда уйдешь, я все-таки имею право знать.
-Видишь ли, со мной это бывает – в дни, когда Аваддон вышвыривает меня из дома с напутствием никогда больше не омрачать своей тенью его порог. А вообще я добрейшей души человек. Особенно по четвергам после дождя.
Примерно в трехстах метрах от нас я заметила серую тень, слишком материальную, чтобы быть видением или призраком, слишком примечательный среди толпы, но он легко испарился в соседней улице. Даниель на мгновение вскинул белокурую голову, бирюзовые глаза опасно блеснули в болезненном свете одинокой луны. Накинув черный, как сама Тьма, капюшон, мы поспешили скрыться в тени стонущих деревьев.
…До этого знойного лета мне не доводилось бывать в старинных особняках, построенных еще до основания нашего Правительства. С фасада дом украшали традиционные белые колонны с каннелюрами, но краска на них давно облупилась. Дом в стиле так называемого греческого ренессанса – длинное городское строение фиолетово-серого цвета – стоял в мрачном, тенистом углу Садового квартала. Два громадных дуба у входа словно сторожили его покой. Выполненный в виде роз узор ажурной железной ограды был едва различим за обильно увивавшими ее плющами: пурпурной вистерией, желтой виргинской «ползучкой» и пламенной темно-красной бугенвиллеей.
Остановившись на мраморных ступенях, я любовалась дорическими колоннами. Растения, их оплетавшие, источали пьянящий аромат. Сквозь густые ветви лунный свет с трудом пробивался к их пыльным стеблям. Под облупившимися карнизами в лабиринтах зеленых блестящих листьев жужжали пчелы. Их не волновало, что здесь слишком темно и влажно.
Меня будоражил даже сам проход по пустынным улицам. Мы медленно шли по щербатым и неровным тротуарам, выложенным кирпичом «в елочку» или серыми плитами. Над головой арками изгибались дубовые ветви. Свет на этих улицах всегда оставался приглушенным, а небо скрывалось за зеленым пологом. Возле самого крупного дерева, подпиравшего своими толстыми жилистыми корнями железную ограду, проходящие мимо люди всегда останавливались, чтобы созерцать величественное сооружение. Ствол этого дерева, занимавшего практически все пространство от тротуара до самого дома, был поистине необъятным, а скрюченные ветви, словно когти, цеплялись за перила балконов и оконные ставни, переплетаясь с цветущим плющом.
И все же царившее здесь запустение тревожило меня. В кружевных розах ограды соткали свои тонкие замысловатые сети пауки. В некоторых местах железо настолько проржавело, что при малейшем прикосновении рассыпалось в прах. А дерево балконов прогнило насквозь.
В дальнем углу сада когда-то располагался плавательный бассейн – обширный длинный восьмиугольник, окаймленный плитняком. С течением времени он постепенно превратился в болото с темной водой и дикими ирисами. Даже запах, исходивший оттуда, будил в душе страх. Теперь полноправными обитателями болота стали лягушки – их отвратительные монотонные песни слышались в сумерках. Грустно было видеть, как маленькие фонтанчики, устроенные в противоположных стенках бывшего бассейна, по-прежнему посылают изогнутые струйки в непристойное месиво. Мне страстно хотелось ликвидировать мерзкое болото, вычистить его, собственными руками, если понадобится, отдраить стенки. Столь же сильным было желание залатать разбитую балюстраду и вырвать сорняки, заполонившие цветочные вазы.
Будь здесь кондиционеры, все выглядело бы по-другому. Но старый дом был слишком обширен для подобных устройств – по крайней мере, так тогда говорили его обитатели. Высота потолков достигала четырнадцати футов, а ленивый ветерок повсюду распространял запах плесени.
Даниель все время прибывал в мертвом молчании, да и я не особо хотела вновь лицезреть его. Странные то были дни, оплетенные симфонией страха.
Я тащилась по извилистому и промозглому коридору дома семьи Джонс, волоча за собой красную спортивную сумку с оборванной лямкой. Стены здесь цветом напоминали пыльную классную доску, и повсюду царила ужасающая тишина, за исключением нудного гудения желтоватых ламп дневного света, свисающих с протекшего панельного потолка.
Остановилась я перед единственной ничем не примечательной дверью в здании. Комната 13. Дом, горький дом. Я пошарила в поисках ключа в переднем кармане рюкзачка, набрала в грудь больше воздуха и отперла дверь.
Комната выглядела довольно непримечательно. Аккуратно разложенные ветхие книги: я попыталась вытащить одну, но из нее посыпались черные жучки. И я с испугом поставила ее обратно. Палировоный стол был покрыт двух сантиметровым слоем пыли, он, как ни странно, если учесть ситуацию, наводил на крайне неприятные мысли. На дубовом комоде лежал жуткий на вид кинжал с рукояткой из слоновой кости, и стояла изящная агатовая чаша в серебряной оправе. Там также оказалась золотая сфера с чем-то напоминающим циферблат, а также несколько золотых монет. На моем лице появилось изумление. Золотой флорин. Венецианская монета. Немецкие часы-кулон, конец пятидесятого столетия. Все дышало величием прошлых лет.
Платиновый шкаф выглядел едва ли не зловеще, я не стала испытывать судьбу, открывая его. Двухместная кровать была застелена шерстяным покрывалом, точно также как и столик покрытый слоем пыли и бог весть чем. Тихие шаги на первом этаже; Даниель, видимо, хотел найти там что-то занимательное, но ко мне не поднимался. Надеюсь, он не суеверный, учитывая номер комнаты.
Примерно за полночь я лежала поверх простыни, Даниель стоял рядом с растерянным лицом. Несмотря на ситуацию, мне хотелось рассмеяться, глядя на него. Капюшон он скинул, и моему взору открылась загорелое лицо и жесткие платиновые волосы.
-Выпей воды, - сказал он мрачно.
Я не ответила. День назад он вынул меня из петли, вдруг появившись в ванной. Если б на двери был замок, он потратил бы время, пытаясь достучаться, а потом ломая его. И я бы сейчас не лежала здесь, разглядывая на удивление хорошо сохранившийся белый потолок. Я была бы черт знает где, но точно не здесь, и мне не пришлось бы видеть его, а главное, решать, что делать дальше. Забавно, что так много зависит от наличия и отсутствия замка на двери.
Даниель хмурился, и сейчас его мысли угадать было нетрудно. Вряд ли происшедшее явилось для него полной неожиданностью. Не зря он пошел за мной и, не обнаружив в гостиной, сразу направился в ванную, подсознательно ожидая чего-то в этом роде. И когда толкнул дверь в ванную, уже знал мои намерения.
-Выпей воды, - сказал он еще раз, бросил в стакан две таблетки, поясняя: - Здесь снотворное. Тебе надо уснуть. Иначе Аваддон узнает, что ты помогла мне бежать.
В нем чувствовалась странная неловкость, и это удивило. То, что он здорово злился, понятно, и то, что поспешил меня вынуть из петли, тоже: осложнения ему не нужны. Хотя моя смерть вряд ли особо повлияла бы на дальнейшие события. Даниель из тех, кто готов к любым ситуациям.
Я взяла стакан и покорно выпила, лишь бы отделаться от него. Но он не уходил. Взяв у меня из рук стакан, поставил его на тумбочку и прошелся по комнате. В походке ощущалась нервозность, и чувство растерянности не проходило, что по-прежнему сбивало с толка.
-Что вдруг на тебя нашло? – буркнул он.
-Дейлен…
-Вот оно что, - удовлетворенно кивнул мужчина, словно все разом стало для него понятно. – Не стоило тебе к ней привязываться…
Да, именно так: сама по себе ее жизнь не имела никого значения, просто я допустила непростительную ошибку.
-А тебя не смущает, что ты недавно убил двадцать восемь человек и семь вампиров? – с неизвестно откуда взявшимся любопытством спросила я.
Он как раз шагнул к окну, но повернулся, взглянув с изумлением, и засмеялся. Затем сел в кресло, опершись руками о колени, с усмешкой спросил:
-Не поздновато задумалась, дорогая? О таких вещах стоило поразмышлять раньше, до того, как ты перешла мне дорогу.
-Значит, не смущает, - констатировала я.
Его это, откровенно говоря, разозлило.
-Я выполняю работу, за которую мне платят. Вот и все. Это не моя война. Пусть те, кто ее затеял, пекутся о своей душе. И твой припадок совестливости сейчас совсем неуместен. Так что советую тебе не валять дурака.
-Один умный человек сказал: покаяться никогда не поздно.
-Это не его распяли благодарные слушатели? Что ж, давай, кайся. Выйди на площадь Вольтерры, поклонись на четыре стороны и попроси прощение. Как думаешь, за все твои грехи пожизненное заключение в Нитрогениуме уже набежало или нет? Наверстать ты всегда успеешь, я прав? У тебя будет время замолить грехи.
-Катись отсюда, - устало сказала я.
-Вот что, милая, - еще больше разозлился Даниель. – Твоя попытка почистить совесть гроша ломаного не стоит. Дешевая мелодрама. Кому и что ты хотела доказать? Какой злосчастный мир вокруг и какая у тебя прекрасная душа? Ах, бедную девочку злые дяди заставили делать плохие вещи, а она пошла и удавилась. Чего же хорошей девочке мешало держаться подальше от плохих дядей? Поздно, дорогая, поздно.
-Ты прав, - кивнула я. – А теперь катись отсюда.
Я в самом деле считала, что он прав. Прав, как ни противно это сознавать. И, даже отдав свою никчемную жизнь, Дейлен я не верну. Он продолжал сидеть в кресле, с ненавистью глядя на меня. И уходить не собирался. Он загорелся, едва успев остынуть.
-Вот что я тебе скажу, - продолжил он. – Завтра ты проснешься и начнешь цепляться за свою жизнь. И успеешь еще много чего натворить. Такие, как ты, любят тешить себя мыслями о совести и при этом пакостить ближним. Хочешь знать, как ты кончишь? Аваддон прихлопнет тебя, едва заняв престол за Азраилом. Если тебя, конечно, не поймают вампиры. Они ненавидят таких, как мы, - по слогам произнес он.
-А как ты видишь свое будущее? Выйдешь в свет, в восхождение, и займешь место среди друзей политиков? Один знакомый всерьез об этом думает.
-Неужели? – Мужчина вдруг рассмеялся, запрокинув голову, - Забавно. Значит, Фалет решил пройти восхождение среди своих же?
-С чего ты взял, что я говорю о Фалете?
-А ты имела в виду кого-то другого?
-Значит, вы знакомы, - констатировала я.
-Более или менее. Но дампир политик, проходящий восхождение, для меня новость. Дорогая, я очень хорошо знаю вашу лавочку, и кто там чего стоит, тоже. И о тебе я знаю все. Больше, чем ты сама о себе знаешь. Обманщица, приверженица Азраила, а теперь еще и перебежчица.
В крайнем случае, ты знаешь, как меня вызвать. – Он поднялся и шагнул к двери. – Сладких снов, дорогая.
Натянув простынь на голову, я надеялась, что таблетки скоро начнут действовать. Хорошую перспективу он нарисовал. А что, он ведь и в этом прав. Начну жить как ни в чем не бывало: слушать Аваддона, бояться за свою шкуру… Я рассмеялась в темноте, еще плохо понимая, что происходит. И тогда поняла. Я больше не боюсь. Ни существа мне подобного за стеной, ни Аваддона, никого. Даниель прав: вряд ли я проживу еще два года. Но и это не пугало.
Потом, через много месяцев, я вспомню разговор с ним. И вновь меня поразит, как странно распоряжается нами судьба. Для мужчины со знаменитыми бирюзовыми глазами было лучше, оставь он меня висеть в ванной. К сожалению, для меня тоже.
Золотистый свет вливался в распахнутое настежь окно, лаская край не до конца поднятого бумажного жалюзи. Изящные легкокрылые конструкции с ажурно изогнутыми килями опускались в медово-вязкую воду и сдували летательные пузыри… И я провалилась в беспамятство.
Полная звенящая тишина, нарушаемая только биением двух сердец. Дверь открылась и закрылась. Я ожидала услышать шаги, но единственным звуком было тиканье часов: ритмичное, рассекающее тишину на ровные отрезки.
Звук начал затихать, постепенно замедляясь. Я спросила себя, дождусь ли, что он исчезнет совсем, но вдруг испугалась этого момента, не зная, что будет дальше.
В дверном проеме что-то зашевелилось – там, прислонившись к косяку, стоял Фалет. Его губы сжались в тонкую линию, и в уголках рта не прятался смех, как обычно. Глаза казались еще более глубокими, чем раньше, в них светилось напряженность. Если Фалет здесь, значит, Даниель скрылся. У меня получилось. Но не заметил ли Аваддон моего отсутствия?
-Похвальное стремление к пряткам, - услышала я и вздрогнула от неожиданности. Фалет сложил руки на груди, наблюдая за мной без намека на удовольствие. – Плановая вылазка в три часа ночи, не предупредив Аваддона? Не спится, покойники по ночам мелькают? – Я смотрела на него снизу вверх, холодея при мысли… - Что за чертовщина, детка? – схватив меня за волосы и наклоняясь к самому моему уху, спросил он. – Что за чертовщина?
-Ищейка… он знает о нас!
-Ну, конечно, - развеселился он. – И ты знаешь кто? Это Вольтерра, девочка. Им нельзя охотиться в стенах города.
Фалет рывком поднял меня с постели, прижал к стене, придавив согнутой в локте рукой мою шею. Глаза его, цвета хрусталя, напоминали небесный свод, но сейчас, против обыкновения, его взгляд вызывал не животный страх, а всепоглощающую злость.
-Пошел ты, - с трудом ответила я, хватая ртом воздух.
-Вот, значит, как… - Фалет не то чтобы удивился, скорее был заинтригован. Он отпустил меня, сделал пару шагов в сторону и привалился к стене. – Давай поговорим по душам. – В его устах это звучало издевательски, но на другое я и не рассчитывала. – Можно я обрисую свое видение мира? Кровь порождает кровь. И ничего больше. И сегодня ночью кто-то убил Дейлен, кто-то вершит правосудие и мстит обидчикам. А белокурая девчушка была из нашего рода, ты знала? Дейлен, которая вроде бы отправилась во Францию, почему-то оказывается в Италии. Дорогие Вольтури заподозрили нас, хотя сами ни черта не знают кто мы такие. Дампиры… Дешевая уловка. Они до сих пор верят в эти слухи. А ты вдруг покидаешь свой родимый дом и отираешься в особняке семьи Джонс, в который не может зайти ни один вампир. С чего бы это вдруг, а?
-Я никого не убивала.
-Допустим, знаменитая Вайлент, допустим. И ты не знаешь, кто убил. Ты даже не догадываешься. Тогда давай пошевелим мозгами: кому надо нас подставлять? Ну-ну, солнышко, придумай что-нибудь.
-Наверное, кто-то из наших хочет оправить нас на виселицу. Сопротивления, власти.
-Тогда не стоило затевать возню с трупом. Достаточно было оставить след Ищейке, они обнаружили бы нас в своем неприступном городе, и, учитывая то, что уже нарыли, песенка наша была бы спета. А тут неизвестный убивает Дейлен. Ты меня не дури, я уж знаю, на что ты способна, если в твоей голове появится какая-нибудь идейка. К примеру, идейка разделаться с обидчиками.
-Глупость. Зачем мне сдавать вас Вольтури?
-Ты позаботилась. Сунь свой нос в ведро, детка, в нем нет крови. Ты перестраховываешься. Пальчики смываешь?
-Хочешь виски? – спросила я с печалью.
-Хочу, - ответил Фалет.
-Я ее не убивала, - поморщившись, сказала я. – Правда, если ты начнешь сдирать с меня кожу лоскутами, я, конечно, забуду про отрицательную частичку. Только что ты от этого выгадываешь?
-Тогда у тебя должно быть объяснение. Или догадки. Хотя бы подозрение, черт тебя возьми!
-У меня их нет. Я могла бы подозревать тебя. Тебе проще всего убить Дейлен, оставить улики. Но я не могу найти причины, по которой ты режешь девушек в темном переулке.
-Мною движет любовь к властям, - усмехнулся Фалет.
-Вот-вот, что-то подобное я и вообразила. У меня нет объяснений.
-Я так понимаю: пока последний герой не отбросит копыта, этот спектакль не кончится. Мы практически у финиша, что меня радует. – Фалет прошелся по комнате и остановился напротив меня. – Я не в настроении видеть еще один труп, потому очень прошу: давай поговорим по душам, моя прелесть. И не зли меня, не то прелестью тебя даже бродяга не назовет.
-Что ты хочешь узнать? – вздохнула я.
-Что у тебя вот тут, - постучал он пальцем в мой лоб. – Кого ты покрываешь?
-Фалет…
-Не зли меня!
-Фалет, клянусь, я…
-Кому ты рассказала об этом?
-О чем? – не сразу поняла я.
-О нашем маленьком шоу, где вы с подругой были главными участницами?
-Никому. Никогда, - глядя ему в глаза, ответила я.
-Тогда эта кошка драная, твоя подружка, разболтала. Я из нее махом все выбью.
-Нет! – Я схватила его за руку, начисто забав, что он этого терпеть не может, но на сей раз Фалет на мой жест не отреагировал. – Фалет, послушай меня, пожалуйста. Она тоже никому никогда об этом не рассказывала. Я тебе клянусь.
-Откуда тебе знать?
-Я знаю. Ты… тебе трудно понять. Рассказать – значит еще раз пережить. От такого можно с ума сойти.
-Вот она и скатилась с катушек. Представляю, как она мурлычет на плече Регулятора. Парень не доживет и до сорока. Бывший вояка с двумя ранениями и обидой на Ирландию: не туда послала, ничего не дала.
-Она с вами была, когда Дейлен убили.
-А братец твой?
-Не слишком ли много на себя берешь? – изумилась я и напомнила: - Он нужен Азраилу.
-Господин опекает тебя и мне наказал руками тебя не трогать, в твою сторону не смотреть и даже не дышать, дабы не отравить своим смрадным дыханием твой неокрепший организм. Чего ты с тупиком к брату не кинулась? А теперь хамишь мне, можно сказать, отцу родному. Дожил.
-Фалет, они здесь не причем.
-Что ты горло за них дерешь, моя прелесть? Мне надо найти этих новоиспеченных любимцев Азраила. Дело принципа.
-Что думает по этому поводу сам Господин? – осторожно спросила я, выдержав паузу и меняя тему. У Фалета, должно быть, положение сейчас незавидное.
-Ничего, - отмахнулся он. – Кого особенно волнует пушечное мясо? Там, - кивнул он на потолок, - стратегические вопросы, а здесь Фалет должен голову ломать… Несравненная моя, обо всем, что услышишь, увидишь, заподозришь, сразу же мне. Не то наплюю на то, кто тебя теперь ублажает, и шкуру спущу на один счет. Уяснила? – Я кивнула, а он возвысил голос. – Уяснила? Я не слышу.
-Предельно.
-Вот и молодец. Вы всегда можете рассчитывать на меня, принцесса.
Восходящее южное солнце превратило провинциальный городок в кроваво-красное великолепие. Яркая заря прокралась через пространство и широкие равнины, наполнив ущелья, расщелины и неровные скалистые гряды теплом и светом. Только непрерывное траурное стенания какой-то птицы нарушало этот огромный покой. Застывший пейзаж как бы задумался в ожидании событий грядущего дня.
Грустный крик птицы раздался снова. Я вышла из дома семьи Джонс и с большой осторожностью проскользнула на улицу. Фалет все время непрерывно держался рядом, пребывая в угрюмом состоянии. Хотелось его треснуть за то, что он устроил.
В Вольтерре июнь чувствует себя полноправным хозяином – повсюду его горячее зловонное дыхание. Солнце светит немилосердно, и днем на улицах находиться невозможно. В поисках тени и прохлады горожане заполнили парки.
Я позволила оглянуться. Не смогла удержаться. Мне кажется, или я опять видела призрака, затаившегося среди узких улиц? Все одновременно уменьшается в размерах и стихает. Голоса сливаются и становятся похожи на белый шум океана, который постоянно фоном звучит на площади и его уже никто не замечает. Все замерло и приобрело четкость, как на обведенном черной тушью рисунке, - застывшие улыбки прохожих, ослепляющая фотовспышка, блестящие черные волосы, темно-синее небо и безжалостный свет. Все тонет в этом свете. Картинка настолько отчетливая и безупречная, что у меня не остается сомнений – призрак, скрывшийся за поворотом это вампир.
-Мразь, - выплюнул Фалет, не отводя дикий взгляд, сапфировых глаз, от того места, где только что скрылся незнакомец в плаще. Иногда мне казалось, что Регуляторы стоят на пороге сумасшествия. Одержимость. Полуночные глаза, в которых обычно прячется смех, вспыхнули адским пламенем. Словно демон из преисподнии. – Нет, ты смотри, смотри! – мужчина схватил меня за шиворот, как нашкодившего кота за шкирку, я перехватила его руку и попросила вежливо:
-Не увлекайся.
-Поклянись своим братом, что не твоя работа с Дейлен! – рявкнул он.
-Могу поклясться своей жизнью.
-Врешь.
-Тогда твоей.
-В зубы дать, да?
-Лучше не надо. Мне и так теперь тебя благодарить.
-Помяни меня в своих молитвах, нимфа.
-С интеллигентным человеком поговорить одно удовольствие… - кивнула я.
-Точно, шкуру с тебя спущу, юмористка.
Скромность шла вразрез со вкусом. Мы переучили все. Во всем стали скромнее. Мы уже не выводим человека из духа, мы опять поместили его среди животных. Он для нас самое могучее животное – потому что самое хитрое; его духовность – следствие. Никакой он не венец творения – любое существо стоит на ступени совершенства.
Я вспоминаю слова ментора, и мне становится дурно. Каждый день нам вбивали это в головы, надеясь, закрепить мысль об отвращении к людям и вампирам.
Я попробовала вглядеться в мелькавшие мимо меня лица. Они были сосредоточены на одной какой-то мысли, в обычных чертах лица лежала сдержанная суровость, точно эти люди, сжав свое сердце, навсегда признали упрямую неизбежность вот таких городских рассветов – с торопливо бегущими, однотонными фигурами, с железным звоном ударов по металлу, с дрожащим молочным огнем в глазах.
Это был долг, человеческий долг – такие рассветы, когда люди бежали, чтобы скорее включить себя в какую-нибудь крошечную часть озабоченной машины.
Стыд щемил меня, перед начинающимся днем, перед торопливо шагающими людьми. Мне хотелось приобрести с ними сходство, потеряться среди них. Но я чувствовала, что лицо выдает меня, что нельзя скрыть истекшей бессмысленной жалкой ночи.
Выйдя на площадь, я вздохнула свободнее. Походка моя изменилась, свет сломал ее, как сламывал, стирал вечернюю, ночную неуловимость и неясность уличных линий.
Город лежал спокойный и большой. Все вокруг полно смысла. Краски, стены, углы, решетки были подобраны и сделаны расчетливо и разумно. Все размещалось на земле с простором и достоинством. Мир был удобен.
Вдруг Фалет придержал меня за локоть:
-Стой.
Я отдернула локоть и повернулась. Полуночно-синие глаза испытующе всматривались в меня.
-Думаю, что проникнуть сюда – не самая трудная задача.
Я попыталась говорить непринужденно, но мне как-то тревожно. Все погрузилось в тишину и замерло, как это бывает во сне или перед ослепляющей грозой. Несмотря на то что вокруг никого нет, у меня такое чувство, как будто за мной наблюдают. Это гораздо неприятнее, чем в Ирландии, где ты привыкаешь следить за тем, что говоришь, что делаешь, и блокируешь свои чувства от посторонних.
Ударила ногой по плотно утрамбованной дороге. В воздух взлетело, а потом медленно оседает облачко пыли.
-Паршивая охрана у Вольтури.
-Охрана паршивая и для важного медицинского объекта, - произнес Фалет, едва заметно усмехнувшись.
-Обидно слышать.
Бархатный, почти шелковый голос без акцента, прозвучал у нас за спиной. Я резко развернулась на сто восемьдесят градусов. Весь мир на мгновение замирает на месте. Разочарование было столь же стремительным, как и радость, которую я испытывала, надеясь обнаружить брата живым. Ноги хотели подкоситься от страха, но я вовремя справилась с собой, вспоминая, как ведут себя дампиры. Невольно повторила слова наставника, сказанные, когда мы бежали из Вюрцбурга: Они боятся, что ты пошатнешь империю.
Глаза у вампира холодного карминного цвета, взгляд оценивающий. Царство абсурда… Неужели они никогда нас не заподозрили? Не увидели? Регуляторы – стражи порядка в нашем мире, борющиеся с Сопротивляющимися, - не раз говорили нам о Вольтури. Мы знаем каждого в лицо, знаем все их дары, в то время, как они даже не догадываются о нашей настоящей сущности.
Все, даже самые великие события, начинается с чего-то незначительного. Землятресение, уничтожившее целый город, зарождается от легкой дрожи в недрах земли. Музыку рождает вибрация. Наводнение в Ирландии, которое случилось после двух месяцев беспрерывных дождей, началось с того, что в доки проник ручеек не шире пера. Тогда, двадцать лет назад, затопило больше тысячи домов, потоки воды пронесли по улицам, как трофеи, покрышки, мешки с мусором, старую одежду, а потом еще не один месяц в воздухе воняло гнилью и плесенью.
Жизнь Вайлент была разрушена из-за одного-единственного слова - сопротивляющиеся. Мой мир взорвался из-за другого слова – самоубийство.
-Отошел на две секунды к напарнику, - мужчина кивком показал куда-то вправо, - возвращаюсь и что застаю? Самое что ни на есть проникновение в запретную зону. С чем пожаловали, дампиры? Планируете вторжение?
Я так растерялась, что не смогла ни говорить, ни двигаться. Фалет, по всей видимости, оценивал ситуацию, и, решив, что я испугалась, быстро вступил:
-Мы никуда не вторгались. Твой Господин ожидает нас в ближайшее время. Советую проводить меня и мою спутницу в тронный зал. Немедленно.
Ищейка – а это был именно он –на секунду отвел взгляд и притворно щурится, а у меня такое чувство, как будто он сдерживался, чтобы не рассмеяться. Мужчина совсем не походил на стражей, каких мне приходилось видеть. Регуляторы хорошо описали внешность каждого, а этого из перечисленных я вспомнить не смогла.
Разглядывая плутовскую улыбку ищейки, я понимала, что уже видела ее близко перед глазами, но где – понять не могла, воспоминания были слишком уж расплывчатыми. Заметив мой испытующий взгляд, хладный заулыбался, и в глазах его заиграли озорные огоньки. Я до боли сжала кулаки, пытаясь измерить разделяющее нас расстояние. Было бы чертовски приятно врезать ему в солнечное сплетение, а лучше еще ниже. Если он хочет, чтобы дело не обернулось дракой, ему лучше так на меня не смотреть. По рукам и ногам меня сковывали кандалы иррационального страха.
-Добро пожаловать к Вольтури, - вампир беззвучно выскользнул из тени. – Искренне надеюсь, что вам понравилась наша гостеприимная Италия.
На лице Фалета читалось жуткое презрение с дикой помесью отвращения:
-Искренность – это миф, придуманный лжецами. Бестолковый мальчишка.
-Назойливый, дампир.
-Довольно, Афтон. Не забывай о нашем радушии, - голос второго вампира, плавно шедшего в нашу сторону, звучал гулко и как-то отстраненно. – Уже успели почувствовать вкус ночи, милые гости?
Балагурство. Жизнь есть счастье и несчастье. Жизнь есть день и ночь, жизнь и смерть. Тебе придется осознавать и то и другое. Мелодичный приятный бархатный голос Азраила до сих пор крутился у меня в голове.
-О да, это превосходно! – воскликнул Фалет, клацнув зубами. – Чем дальше к Вольтури, тем сказочнее.
Не было ни одного существа, которого Фалет не смог бы выводить из себя. И Деметрий – не исключение. На дивном мраморном лице застыла непроницаемая лживая маска, вампиры всегда умели хорошо держаться. Нам повезло, что Аваддон ожидает нас с Древнейшими, иначе стража зарезала нас, как птенцов по осени.
Второй ищейка ловко повернулся на каблуках, и мы последовали за ним. В отличии от Деметрия, чей взгляд заставил меня решить, что он хочет вонзить мне в глотку смертоносные клыки не меньше, чем я хочу вонзить в него клинок. Афтон пождал губы и скромно притаился у нас за спиной, наверное, считал, что мы бросимся обратно. Глупенький… Мы не те, о ком они думают… Плата для вампиров будет высока. Осталось еще чуть-чуть.
-Мы не очень приятные ребята, да? - Спросил Афтон, как ни в чем не бывало. Я заглянула в его темные глаза, следившие за мной с неусыпным вниманием и некоторой долей злобы. Ненависть. Отчего бы это вдруг?
Мы довольно быстро спустились в канализационный коллектор. Я, пошатываясь, оказываюсь в прохладном туннеле. Здесь пахло плесенью, каждый звук отдавался эхом, кругом тени и мрак. Сердце бешено колотилось у меня в груди, я вся покрылась мурашками, мне отчаянно хотелось смыть с себя всю эту смерть.
Не хватает воздуха. Мы идем медленно, это настоящая мука, потому что мне и Фалету поскорее хочется выбраться отсюда. А когда-то Фалет клялся, что нога его не переступит порога этого Зомбиленда. Огромная сеть туннелей, а я почувствовала себя как крыса в коробке. Я не очень уверенно стояла на ногах и вынуждена была держаться левой рукой за скользкую сырую стену. В темноте то и дело возникают и исчезают какие-то черные силуэты. Крысы пищали по углам, перебегая через обломки, их когти противно стучали по земле.
Ничто вокруг, ни звуки, ни запахи, не меняется, и невозможно определить, сколько времени мы идем и куда – на восток, на запад или по кругу.
-Красота, порожденная страданием, - презрительно бросил Фалет, подмигнув мне. – Полнейший Дефолт.
Даже в темноте я заметила, как Деметрий уклончиво улыбнулся, но ничего не сказал в ответ.
-Вайлент, как ты там вчера выразилась насчет страха? – не унимался Фалет.
-Фактически, именно страх заставляет вас порабощать других – прежде чем они смогут поработить вас, - послушно продекламировала я.
-Чувство вины и страх одно и то же, - констатировал Афтон, хрустнув костяшками пальцев.
-Ты чего вредный такой, мальчик? – обиженно поинтересовалась я, пытаясь разозлить стража, который фактически нас и сдал своим хозяевам. Суетливый брюзга.
Афтон угрожающе зашипел, отчего жестом был оставлен Деметрием. Последнему видимо не нравилась дискуссия.
Я все чаще спотыкаюсь. Уже несколько дней я не ела нормальной пищи, и у меня болезненно пульсирует шея в том месте, где один из Сопротивляющихся порезал ее ножом. Фалет теперь постоянно должен протягивать руку и поддерживать меня, чтобы я не упала. Наконец темнота начинает рассеиваться, и я увидела, как откуда-то сверху в туннель просачивается серебристый свет. В потолке целых пять решеток; там было видно лоскутное одеяло из облаков. А я так не хотела возвращаться в прошлое…
Мы бежим, как дичь от охотников, мы в панике и не выбираем дорогу. У нас нет времени достать оружие, у нас нет сил драться. Мой нож в рюкзаке, а значит, бесполезен. Для того чтобы его достать, мне надо остановиться. Отреченные быстрые и сильные, они ненавидят таких как мы. Тех, кто ликовал за нынешнюю империю.
-Сюда! Сюда!
Дейлен бежит впереди меня и тащит за руку Блудини. Блу так напугана, что не может кричать, она просто, спотыкаясь в снегу, бежит рядом со сводной сестрой.
Животный ужас отбивает дробь у меня в груди. За нами бегут три Отреченных. У одного из них клинок милосердия. У меня горят легкие, с каждым шагом я утопаю в снегу на шесть дюймов. От напряжения у меня дрожат ноги.
Мы преодолеваем холм, и внезапно перед нами возникает обнаженная порода. Огромные валуны стоят впритирку, как люди, которые пытаются согреться на морозе. Они покрыты льдом, кое-где между ними остались пустоты, маленькие темные арки, куда не проник снег. Нам не обойти эту стену и не перелезть через нее. Мы здесь как звери в загоне.
Дейлен на мгновение застывает на месте. На нее бросается Отреченный. Я кричу. Дейлен срывается с места и увлекает за собой Блу. Она бежит прямо на стену из валунов, потому что бежать больше некуда. Я вижу, как она пытается вытащить нож из кожаной сумки на поясе. Но замершие пальцы не слушаются. У меня обрывается сердце – Дейлен решила драться. Это ее план. Мы умрем здесь, перед стеной валунов, и нашу кровь впитает снег.
Горит горло, голые ветки хлещут меня по лицу, жалят глаза. Один из Отреченных так близко, что я слышу его дыхание, вижу его тень рядом со своей. И в этот момент, когда он уже готов схватить меня, я вспоминаю о Дилане. Две тени на улицах Ирландии, солнце стоит высоко, наши ноги в одном ритме отталкиваются от асфальта.
Бежать больше некуда.
-Вперед! – кричит Дейлен и толкает Блу в черный проем между валунами.
Блу маленькая, она проскочит. Надеюсь, Отреченные там не смогут ее достать. А потом рука чужака опускается мне на спину, я падаю на колени и дальше, в белоснежный хрустальный снег. Наст скрипит у меня на зубах. Я переворачиваюсь на спину. До стены из валунов всего шесть дюймов.
-Вы не оставили нам выбора, - выдыхает Отреченный, напрягаясь, он готов нанести смертельный удар.
Меня парализовало от гадливости и страха.
За следующим поворотом показалась массивная дубовая дверь, за которой был скрыт просторный холл. Никто из присутствующих не нарушал мертвенную тишину, лишь капли воды громко ударялись о бетонный пол.
Резкий, колючий ветер колол кожу морозными иглами. Я набрала в грудь побольше воздуха, позволяя морозу проникнуть внутрь. В груди закололо, холод добрался до самых костей. Я почувствовала себя живой.
Ищейки обменялись взглядами, и Деметрий жестом приказал нам заходить. Афтон вошел последним и закрыл за нами дверь.
Мы заскользили по новому коридору, я старалась не производить ни звука. Пахло кровью. Царила атмосфера похоти.
-Лестница, - шепотом сообщил мне Фалет, чтобы я в очередной раз не споткнулась. Действительно, мы дошли до верхней площадки кованой спиральной лестницы. Я посмотрела вниз сквозь прутья решетки. Кольца лестницы, спускаясь, исчезали в кромешной тьме. Казалось, над нами бездонный колодец.
От бесконечного спуска по спирали закружилась голова. Это довело мои нервы до критического состояния, и я обрадовалась, когда внизу наконец замаячил призрачный свет. Чем ниже мы спускались, тем ярче становилось свечение, и вскоре окружающее пространство было залито зеленоватым светом, которого было достаточно, чтобы различить окружающие предметы.
-Пришли, - безразличным тоном произнес Деметрий, спускаясь с последней ступеньки на мраморный пол.
Гудящих ламп дневного света в помещении, в котором мы оказались, не было и в помине. Каменные стены освещались старинными масляными лампи. Тусклые язычки пламени заметались, грозя погаснуть, когда мы вошли в просторный зал. Подвижные отблески пламени, казалось, предвещали опасность. Сердце билось так, что мне казалось, будто в груди работает отбойный молоток.
-Деточка, помни, они дилетанты, - похлопал меня по плечу Фалет, прежде чем огромные двери открылись и перед нашим взором предстали Старейшины.
Тронный зал оказался огромен и, на удивление, пуст. Не считая Аваддона и двух Старейшин, удобно расположившихся на своих местах. Длинные узкие окна, сквозь которые на каменный пол падали яркие прямоугольники света. В самом центре круга небольшое углубление, а в нем водосток.
Наш предводитель даже бровью не повел, он усердно продолжал что-то вталкивать вампирам. Разговор я не слышала и постоянно терялась в догадках. Конечно, Вольтури не рады, столь незваным гостям; да и еще убийство в их неприступном городе, наверное, навело их на неблагоприятные мысли.
-Приверженцы, - презрительно бросил Кайус, не сводя своих жестоких глаз от застывшей фигуры Аваддона, чем вызвал у Фалета крайнюю неприязнь.
Аро на нас внимания не обратил. Склонив голову, он заворожено вслушивался в приторно-сладкие речи гостя, полные горькой лжи и силы власти. Наконец взгляд подернутых пленкой глаз остановился на мне. Сомнений не было: наставник Фалета говорил обо мне.
Властитель Вольтерры задумчиво потер руки, в глазах не было той наигранной фальшивой веселости, о которой нам рассказывали Регуляторы. Так охотник, натянув тетиву лука, замирает, прежде чем пустить стрелу в цель.
-Изумительно, - выдохнул Аро, смотря куда-то мимо меня. Злость, как удавка, сдавила мне шею. – И все-таки… - Владыка оглядывал Аваддона с живейшим интересом, а мне вдруг стало до того противно, что я слегка поморщилась.
-В какой бы форме ни деградировала воля к власти, всякий раз совершается и физиологический регресс, decadence*… - голос, тягучий и чистый, зазвенел от злости. Должна признать, наш соратник, хорошо держался; говорил ровно и отчетливо, с некоторой долей безразличия. Царственность движений, и завораживающие глаза, цвета Ниагара, являлись проверенным номером успеха.
Кайус неожиданно улыбнулся мне, но почему-то от его подарка я начинаю нервничать. Точно врач снисходительно улыбается непослушным детишкам, перед тем как сделать болезненный укол:
-Любое нарушение закона рождает новый закон.
До сих пор помню, как я падаю на траву почти в бессознательном состоянии и уже просто не чувствую боль. Еще несколько футов, и лес примет меня, скроет за непроницаемым щитом теней и деревьев. Я жду, когда спрыгнет с заграждения .
Но ничего не происходит.
И тогда я делаю то, что поклялась не делать. Паника возвращает мне силы, я вскакиваю на ноги и слышу, как начинает гудеть электричество в заграждении.
И оборачиваюсь.
Он все еще стоит по другую сторону, за мерцающей стеной из дыма и огня. После того как мы выскочили из машины, он не сделал ни шагу, даже не пытался. Футболка на нем вся красная, сначала я думаю, что это игра света, а потом понимаю, что она пропиталась кровью. Кровь окрашивает его грудь в красный цвет, как рассвет окрашивает высокое небо с наступлением нового дня. Нитрогениумы приближаются к нему справа и слева, словно хотят разорвать в клочья, бледный и спокойный, неподвижно стоит в центре круга яркого цвета, и я думаю, что никогда в жизни не видела человека прекраснее, чем он.
Он смотрит на меня через клубы дыма, сквозь заграждение. Он ни на секунду не отрывает от меня взгляд. Его волосы, как венец из листьев, как огонь. Глаза его сияют, в них больше света, чем во всех городах мира.
А потом он беззвучно кричит мне одно последнее слово.
<<Беги >>.
-Печальная истина, - констатировал Аро, обменявшись взглядом с названным братом. Сплетники – пронеслась злая мысль. - Притворщики своего народа.
Аваддон на мгновения повернулся ко мне: королевского цвета глаза омрачились пониманием и грустью. Я все еще бессильно пыталась понять, о чем они говорили до нашего с Фалетом прихода.
-Истина – это опыт, не верование, - парировал Аваддон, смотря на меня и явно о чем-то размышляя. Он меня предаст. Предаст! Иначе и быть не могло.
Старейшины словно и не услышали его язвительной реплики. Мне начало казаться, что ответ был адресован только мне. Но с чего бы это вдруг? Жест доброй воли?
-Я понимаю – вам любопытно. – Начал свои разглагольствования он. – Но девчонка тут не причем. Ей и так осталось не много. – Аваддон так меня взглядом полоснул, что я враз затосковала по прежней жизни. Шестое чувство подсказывало мне, что дело тут вовсе не в убийстве. Не в Дейлен. – Невозможно уберечь ту, которая так безумно влюблена в боль.
Разговор Старейшинами явно окутан ложью. Тронный зал пуст, даже стража вышла за дверь. И Фалет сам не свой. Точно сама смерть улыбается мне в спину, при этом медленно и с наслаждением затягивает на шею петлю. И никто меня уже не спасет.
-Афтон, проводи дитя в ее покои, - на лице Кайуса была маска безразличия, лишь длинные бледные пальцы постукивали по подлокотнику трона. – А ты, - посмотрел на меня, от чего я сжалась. – С тобой мы еще поговорим.
-Да, господин, - прошелестел Афтон, в глазах не было абсолютно никаких эмоций. Он отрешен и неподвижен. Совсем-совсем далекий.
Я последовала за ним, даже не взглянув на предводителя. Фалет едва заметно кивнул, дабы я не боялась. Аваддон начал что-то поспешно объяснять… Но мне стало все равно.
-Аваддон важная персона? – спокойно спросил Афтон. В карминных глазах, впервые за все время, отразилось замешательство. Непонимание. Или…
- Такой же, как и Азраил. – Ищейка поднял бровь и я пояснила: - Кровавый клоун, выступающий на разогреве у настоящих героев.
Decadence* - По преимуществу (фр.).