Мой добрый католик,
Иди помолись костру,
На котором сгорела твоя сестра!
Иди, поклонись
Той виселице поутру,
На которой был вздернут твой брат!
К досаде твоей, нераскаянным я умру,
У ангела выменяв Рай
На твой огненный Ад.

И если это не ложь -
Весь город ты позовешь
Посмотреть, как я умираю,
А я в начале пути,
Мне просто нужно пройти
Мои восемь шагов к Раю.

Мой добрый католик,
Нет пользы душе моей
От того, что ты колешь ее крестом,
Что льешь на нее
Милосердия лживый елей,
Угрожай мне смертью потом.
Ну что ж, если хочешь,
Сегодня меня убей:
Ведь я называюсь всего лишь
Еретиком!

Но ты мне выбрать помог:
Меня и Дьявол, и Бог,
Как друзья, проводят до края;
Я в середине пути;
Они помогут пройти
Мои восемь шагов к Раю.

Мой добрый католик!
Узнал я твое добро,
Проведя ночь в объятьях железных дев;
Твой добрый палач
Мне поставил на лоб тавро,
Лишь случайно убить не сумев.
Ты мне говоришь,
Завершится дело костром, -
Но я это знал, только раз
На тебя посмотрев!

И Смерти падая в пасть,
Тебя готов я проклясть,
От боли корчась, в огне сгорая;
Но Бог мне шепчет – прости! -
Ведь ты помог мне пройти
Эти восемь шагов к Раю...

Я доверяю бледной тьме
Мои стихи.
У ней едва ли на уме
Мои грехи.

И бронхи рвёт мои мороз
И сводит рот.
И, точно камни, капли слёз
И мерзлый пот.

Я говорю мои стихи,
Я их кричу.
Деревья, голы и глухи,
Страшны чуть-чуть.

И только эхо с дальних гор
Звучит в ушах,
И полной грудью мне легко
Опять дышать.

Дороги сплелись
В тугой клубок влюбленных змей,
И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло...
Лукавый, смирись -
Мы все равно тебя сильней,
И у огней небесных стран
Сегодня будет тепло.

Там, да у третьего причала
Сизый парус, парус белый,
Делят небо от начала
До рассвета рваной раной,
Слышишь? Море омывает шрамы,
Посыпает крупной солью
Струпья цвета бычьей крови,
Словно память древней боли.

Там, да у третьего порога,
За широкою ступенью,
Верно шелковые камни,
Бьется надвое дорога, слышишь?
Правый путь ведет на пристань,
Путь окружный – в горы, к югу,
Но на свете нет дороги,
Чтобы нас вела друг к другу...

А еще темней - мой холодный сруб,
Где ни вздуть огня, пи топить ее смей,
А в окно глядит только бурый дуб,
Под который смерть закопал Кощей.
Я состарилась, изболелась вся –
Десять сот годов берегу ларец!
Будь огонь в светце - я б погрелася,
Будь дрова в печи - похлебала б щец,
Да огонь - в морях мореходу весть,
Да на много верст слышен дым от лык...
Черт тебе велел к черту в слуги лезть,
Дура старая, неразумный шлык!

Кого позвать мне?  С кем мне поделиться
          Той грустной радостью, что я остался жив?
          Здесь даже мельница - бревенчатая птица
          С крылом единственным - стоит, глаза смежив.

          Я никому здесь не знаком,
          А те, что помнили, давно забыли.
          И там, где был когда-то отчий дом,
          Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

          А жизнь кипит.
          Вокруг меня снуют
          И старые и молодые лица.
          Но некому мне шляпой поклониться,
          Ни в чьих глазах не нахожу приют.

          И в голове моей проходят роем думы:
          Что родина?
          Ужели это сны?
          Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
          Бог весть с какой далекой стороны.

          И это я!
          Я, гражданин села,
          Которое лишь тем и будет знаменито,
          Что здесь когда-то баба родила
          Российского скандального пиита.

          Но голос мысли сердцу говорит:
          "Опомнись!  Чем же ты обижен?
          Ведь это только новый свет горит
          Другого поколения у хижин.

          Уже ты стал немного отцветать,
          Другие юноши поют другие песни.
          Они, пожалуй, будут интересней -
          Уж не село, а вся земля им мать".

          Ах, родина!  Какой я стал смешной.
          На щеки впалые летит сухой румянец.
          Язык сограждан стал мне как чужой,
          В своей стране я словно иностранец.

          Вот вижу я:
          Воскресные сельчане
          У волости, как в церковь, собрались.
          Корявыми, немытыми речами
          Они свою обсуживают "жись".

          Уж вечер.  Жидкой позолотой
          Закат обрызгал серые поля.
          И ноги босые, как телки под ворота,
          Уткнули по канавам тополя.

          Хромой красноармеец с ликом сонным,
          В воспоминаниях морщиня лоб,
          Рассказывает важно о Буденном,
          О том, как красные отбили Перекоп.

          "Уж мы его - и этак и раз-этак, -
          Буржуя энтого... которого... в Крыму..."
          И клены морщатся ушами длинных веток,
          И бабы охают в немую полутьму.

          С горы идет крестьянский комсомол,
          И под гармонику, наяривая рьяно,
          Поют агитки Бедного Демьяна,
          Веселым криком оглашая дол.

          Вот так страна!
          Какого ж я рожна
          Орал в стихах, что я с народом дружен?
          Моя поэзия здесь больше не нужна,
          Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

          Ну что ж!
          Прости, родной приют.
          Чем сослужил тебе - и тем уж я доволен.
          Пускай меня сегодня не поют -
          Я пел тогда, когда был край мой болен.

          Приемлю все.
          Как есть все принимаю.
          Готов идти по выбитым следам.
          Отдам всю душу октябрю и маю,
          Но только лиры милой не отдам.

          Я не отдам ее в чужие руки,
          Ни матери, ни другу, ни жене.
          Лишь только мне она свои вверяла звуки
          И песни нежные лишь только пела мне.

          Цветите, юные!  И здоровейте телом!
          У вас иная жизнь, у вас другой напев.
          А я пойду один к неведомым пределам,
          Душой бунтующей навеки присмирев.

          Но и тогда,
          Когда во всей планете
          Пройдет вражда племен,
          Исчезнет ложь и грусть, -
          Я буду воспевать
          Всем существом в поэте
          Шестую часть земли
          С названьем кратким "Русь".

Помнишь кайнозойскую культуру?
У костра сидели мы с тобой.
Ты на мне разодранную шкуру
Зашивала каменной иглой.
И иглой орудовала рьяно,
Не подняв своих косматых век.
Ты была уже не обезьяна,
Но, увы, ещё не человек.

Жили мы всеобщею ордою,
На охоту шли наверняка
Ты своею нежною рукою
С ног сшибала дикого быка.

Помнишь ли гориллу по соседству?
Чем он твоё сердце покорил?
Тем, что каждый день тебе к обеду
Яйца бронтозавров приносил.

Ты уже не вспомнишь, дорогая,
Холодок базальтовой скалы,
Где, тебя сырую доедая,
Мы с другой сидели до зари.

В веке нашем нынешнем двадцатом,
Непохожем так на кайнозой,
Чистым, аккуратным, не измятым
На свиданье я приду с тобой.

И скажу тебе я без оглядки,
Что тебя без памяти люблю -
Человека с головы до пятки,
Обезьянку милую мою!