Автор: ElieAngst Пейринг: Ренесми/Деметрий (Все люди) Рейтинг: PG-13 Предупреждения: все люди, возможен ООС в интерпретации характеров, AU. Статус: Закончен
Саммари: Курортные романы страшно опасны для здоровья и целесообразности детей человеческих. Особенно когда одна настолько увлеклась игрой в Геллу и стригоев, что не видит ослепительного Критского солнца над головой – а другой только и ждет момента, чтобы оно перестало мешать ему охотиться, ведь она до сих пор боится темноты...
Примечания автора: Ианфа, Обри и Лорд Рутвен – персонажи новеллы Джона Полидори "Вампир”, происходящей то в Греции, то в старой Англии, и являющейся ярким образцом готического романа, претендующего на мифологичность.
Притча о мехах – «И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.»
Не хочется подниматься из смешавшейся с тонкими белыми нитями из потрепанной рубашки, с невесомыми следами кузнечиков и цикад травы. Над головой – желтые объятия, смуглый воздух, теплый, как... Как люди.
Деметрий любит всех людей. Он всех готов любить, и всяким дыханием славит их веру в этот чудный июньский пятичас. Даже если у людей вокруг него и нет вовсе никакой веры, а дыхание он присвоил, а не возродил...
Деметрий дышит в унисон с цикадами и с ворчащими у причала катерами, его босые ноги – как жесткие крылья, как быстрые лопасти. Все может быть, если он не откроет глаз...
Но солнечная дрема и невыносимая смуглость теплого воздуха усыпляют юношу только на первый взгляд. Посмотрите, ангелы – вот его жесткое плетение кудрей, вот точеный нос и удовлетворенно сомкнутые губы, вот лениво вытянувшееся тело... Под золотом век, словно в старом кинотеатре, которого он не видел и не увидит, отсчитывается время до начала экранизации чужой любви. Четыре, три, два...
Болезненно отзывается отчаливающий катер, и Деметрий открывает глаза, словно бросая вызов солнцу: он простой... человек, но и человек может смотреть на море столько, столько, что его глаза становятся еще зеленее и глубже, потому что отражение всегда немного дальше, чуже, страшнее моря...
Солнце скрывается за пирсом, и золото остается только на коже Деметрия. Незачем было валяться на заросшей дороге из девичьих снов – красота!- , покрытой охристой почвой. Сам виноват, сам стирай.
Деметрий изгибается в позе дикого свирепого богомола. Он знает, что сейчас придет отрада. Розовая свежая краска для его вневременного, выклянченного отпуска, перламутровые игрушечные клешни для не загрубевших до осени рук... Ренесми. Он ждет ее, он готов. И даже солнце огорчено, осмеяно его предпочтением – ведь раньше он обманывал только его, Короля Гелиоса, Батюшку- Ярило. Ренесми. Он нашел ее, несмотря ни на что, он нашел, и не в пыли бесконечных растертых в порошек костей и липких пятен к.... Краски.
Деметрий – отличный бальзамировщик – декоратор. Но в первую очередь он нежный и живой юноша. Шелест травы, незнакомый городу, сладкий звук.
– Ты грязный...- Худые, но крупные ладошки подростка неожиданно чувственно пробегаются по желтым следам на его рубахе. - Как ты мог так быстро испачкаться? Ведь ты встаешь только в четыре вечера, сейчас ровно пять, а отсюда лишь сорок пять минуток ходьбы до твоего дома... И дорога тебе не по пути!
Деметрий блаженно жмурится. Смешная бронзовая змейка обвивается, щекоча, кругом его щиколотки и пытается прокусить, и ее тонюсенькие клычки славят всякое дыхание, славят силу человека, сына Адама.
– Да ты просто ленив!- Клычки тычутся в кожу, змейка замыкается...
– Устаю за год, тебе не понять, - признается Деметрий и погружает руку в... Пространство между скалами и пурпурными цветами смолки. - Я год напролет тружусь, помогаю спасать жи...
– Ври больше!
– Жирные пятна отчищаю со столов. Теперь сам похожу грязный и безнаказанный.
-Так что у тебя за работа такая? Ты мне так и не рассказал, а нам нужно друг о друге знать все.
– Я тот, кого ненавидят живые, - невпопад отвечает Деметрий.
– Будь я мертвой, - светлое, гладкое и бледное, лицо Ренесми вклинивается в золотистость мира. - Я бы полюбила тебя...
– Будь собой, - шепчет Деметрий, и ожидает нового укуса, нового витка змейки, от которого крепнут суставы, и сжимают раскаивающуюся плоть... И Ренеми кусает.
Деметрий не любит страданий – ни своих, ни чужих. Он любит жизнь, и любит каштановые волосы у девушек, и орехи в меду он тоже очень любит. Он знает, что земля состоит из боли, и не желает ее причинять. Но принимать и направлять он наловчился ее настолько виртуозно, что...
– Ах!...- тихо стонет Деметрий, и что-то влечет его в заросли смолки и желтую траву, и прочь от книг и счетов, и на под самый тяжелый пласт черной страшной земли, в зовущую теплую могилу, могилу влюбленной женщины, в которой он уже не увидит моря свободных и неощутимых чувств...
Парадокс? Аллегория.
Садится солнце, и с век Деметрия уходит позолота. Теперь его некрасиво бледные губы красит закатная морошка, и в его руках - "Бэмби” Феликса Зальгена, у босой ступни – дудук, а на его твердых коленях – голова Ренесми. Избалованная помесь британских и русских кровей, привыкшая, что за ее красоту все носят ее на руках, и жаждущая, наконец, сама принять что-нибудь... После сытного ужина, здорового сна и сказочки на ночь.
Деметрий улыбается. Живые действительно его ненавидят, особенно когда за ним закрывается дверь кабинета вскрытия, но он неплохо в них разбирается.
– Ах, как хорошо... - шепчет он. - Хорошо...- Приближающаяся ночь спешит к нему, абсолютно с ним согласная. Деметрий всех победил, заставив солнце пылать от стыда, ночь – водить невесомыми ладонями по его груди, а Ренесми – отдавать ему свое тепло.
… Деметрий не любил ничего скрывать. В его родной Греции вообще этого не было принято. Здесь не стеснялись работать изготовителями плетеных сандалий или резать в чужой кухне салаты, а затем отмечать еще один прожитый беспечно день свежим дешевым вином. Деметрия с детства влекли кости. Всю его короткую вечность юношу манили мертвецы и легенды о Египетских гробницах - и никто не удивился, и мать подняла в благословении морщинистую руку, когда он отправился учиться на бальзамировщика.
Мертвые, тоже, казалось, любили Деметрия. Под сводами холодной подземки или в сводах частного музея на окраине Салоники его дудук звучал особенно пронзительно. Конечно, таким образом о досуге работничка быстрее догадывалось начальство, но Деметрий всегда успевал заменить дудук на бутылочку дезинфектора прежде, чем являлась пожилая красавица Анджелина – хозяйка похоронного бюро, или хозяин. Хозяин частного музея. Хозяин Деметрия. Хозяин Аро, доверивший ему готовить к экспозиции скелеты...
… Книга, забытая, лежит поодаль, на забавно оранжевых плексигласовых мешках – в них заключают после работы саркофаги, чтобы внутрь не проникала пыль. Кисть бежит, танцуя, между ребрами и маленькими косточками, соединяющими их, ловя каждое мгновение, каждую пылинку на свой пушистый хвост. Деметрий любуется ей, как Обри – прекрасной Ианфой.* Кропотливая, детальная работа для него – все равно, что танец на лугу. Руки пляшут словно сами по себе, делая кости идеально острыми и четкими. Готовыми для другой кисти, тяжелой и величественной, в томной позолоте...
Деметрию интересно, кем была эта девушка раньше. Она старше его лет на сто или двести – кости не то чтобы очень древние. Если она так хорошо сохранилась – то какие, ангелы, будут препятствия? Она бы смогла его полюбить... Деметрию хочется, чтобы ее звали Хайди – а значит, так и будет. Деметрий наклоняется над ее оскаленным ртом, который неприятно перечеркивает судорожно зажатая, крепкая палка какого-то опаленного дерева... Зачем ее туда засунули? Гелла.
– Гелла, мой мальчик. - Аро заворачивает обратно в красный хлопок кости Хайди, любовно выкрашенные Деметрием в бледное золото. - Так называли девушек, которые заплутали на островах и угодили в лапы вампиров.
– А юношей среди них не было? - спрашивает задумавшийся Деметрий, которому еще пилять домой через темные переулки и закрывающийся рынок.
– Не было, мой мальчик. Женского облика были лишены только инкубы, демоны – соблазнители....
– Демоны – соблазнители? - заметно оживляется Деметрий.
– Их существование не может быть материально подтверждено, - отрезает Аро. - А Геллы – может. Сейчас мы видим с тобой Геллу, которую похоронили лицом вниз, чтобы она лишь уходила глубже в землю, а не поднималась наверх, к живым.
– То есть, вы хотите сказать, что это вампирша и она умерла от голода? - Деметрий с мечтательной усмешкой крутит в пальцах пуговицу рубахи.
– Нет, Деметрий,- устало бормочет Аро. - Это женщина и она умерла от того, что не было тепла. Она умерла не счастливой.- Он отбрасывает назад непослушный конский хвост и сам наклоняется над оскаленным ртом. - Ты хорошо поработал. Ей бы наверняка понравилось. Иди домой и выспись. Скажи честно, эти скелеты не видятся тебе по ночам?
– Нет, к сожалению,- Деметрий пожимает плечами.
Аро словно и не слышал двух последних слов, потому что снова улыбается, пустив по лицу волну морщин, и желтая холодная лампа высвечивает его приближающуюся старость.
– А мне уже сорок четыре года, и они не оставляют меня. И я ищу все новые и новые, чтобы наконец научиться видеть в них круг жизни и его красоту... Их никогда не тронет смерть, Деметрий. Но иногда даже я боюсь, что через них смерть доберется до людей.
– Через кого? - Деметрий едва дышит.
Аро туманно улыбается. - Через бессмертные артефакты...
Домой Деметрий бежит балерунскими скачками – то ли для собственного удовольствия, то ли взбудораженный речами Аро. Дома он живо стелит невыносимо солнечно-красное белье и заваривает в берестяной кружке розмарин, чтобы уснуть. Деметрий никогда не касался по своей воле настоящей живой женщины. Потому что ищет что-то другое. И находит, бесплотно питаясь, как старик, проплывающей мимо спелостью молодых гречанок. Словно Лорд Рутвен, не пьющий кровь из невесты до самой брачной ночи. Словно жалкий отброс...
А он красив, и талантлив, и крепко, безмятежно спит на красном белье. И ему видится бедная Гелла, забывшая, где в могиле юг, а где север, и воспоминания о чужом солнце и море жгут ее прекрасные белые ступни, как раскаленная галька, а безутешный, бестелесный инкуб кружит рядом, не в силах ей помочь... Призраки не могут видеть друг друга, и сердце Деметрия наполняет спокойная радость от того, что он человек.
Но в этот раз ночь с ним не согласна, ведь уже в вагоне "люкс” в душных объятиях родителей к нему едет Ренесми...
…
Ренесми подтягивает колени к подбородку – это еще задорные, бледные коленки, которые не возбраняется показывать общественности – той, что горазда угрожать Ренесми то Адом,то борделем, то воспитательным учреждением.
Слушая брань старомодных дам, Ренесми улыбается и с удовольствием подвязывает рубашку, обнажая еще и живот. Пока в купе не вернутся родители – она абсолютно свободна.
Ренесми чувствует себя бесстрашной, неприкасаемой, вид собственной кожи утверждает в ней будоражущую смелость, как в эллинской амазонке. Придумали, чем ей грозить, ей, эдакой чертовой умнице! Про Ад ей известно все, ведь много часов она смаковала в книжке эзотерические последствия самоубийства, воображая себя повелительницей фантазий Данте. О всех тех, кто тратит пыл на ее воспитание, она может блаженно забыть еще на пару месяцев, пока радостный воздух снова не пронзят их похвалы, адресованные вовсе не ей. О борделе... О борделе Ренесми не думала, но ей это казалось далеко не самой черной тропой. В конце концов, может быть намного хуже – и ресницы Ренесми едва заметно опадают – ее может вообще никто не заметить.
Ренесми томно выгибается на уютной полке, и устремляет взгляд в потолок. Потолок оказывается прекрасной частью окружающего мира – он правдиво отражает сахарно - белое одинокое существо, усыпленное думой в шатком и не дышащем вагоне, и светленькую кофточку отражает, и нетронутый завтрак.
"Как новорожденный вампир”, - думает Ренесми, но заставляет себя улыбнуться – вернулись родители. По дороге из вагона на пароход Ренесми пытается думать о грандиозном размахе крыльев когда-то знакомого Графа Дракулы, но в голове у нее почему-то крутится только "Танец невылупившихся цыплят”...
Ренесми устает от бесконечных родительских комплиментов и ласк, которые словно вьют вокруг нее кокон какой-то неприятной идеальностей. Ренесми мила, и послушна, и диво как хороша – затихают слезы детей, опускаются колыбелью руки женщин и смущенно молкнут слова мужчин, когда она входит на палубу. Да, Ренесми красива – сквозь ее неосязаемую плоть просвечивает яблочно - нежный румянец, и от худобы кажутся еще мягчее, теплее, волнистее ее каштановые локоны.
Но Ренесми устала думать круглые сутки о своей красоте. По ее, несомненно, правильному, мнению, душа ее черна, и это необходимо показать. Показать абы как, хоть остригши локоны(ах, что будет с мамой!) хоть отплясывая на сверкающих улицах вместо наскучившего "ученье-свет”(вот позор для отца!), хоть...
Хоть читая о тех, кто пьет кровь. О тех, о ком так уверенно и бойко слагала мама почти приветливые, яркие притчи – здесь, на Острове, когда было уж совсем нечем заняться, и семнадцатилетней тогда Изабелле казалось, что в жизни недостаточно зла.
Ренесми прочитала как-то тайком мамины сказки, и от количества правды ей сделалась сильная охота пострадать над тазом – неужели нельзя выбрать, о чем писать, о тех, чьи кости облекает плоть, насыщенная кровью людской, или о неизменяемой частоте папиных объятий и идеальной форме Ренесминых рук? Это ведь и так всем понятно, стоит только посмотреть издали на их семью.
А зло и кровь... Это совсем другое дело. Этого может не видеть никто, если Ренесми сама не захочет. Ее семье вовсе необязательно вдруг, посреди желанного отдыха, увидеть черную смолу, пузырящуюся на розовых губах дочери. Лучше подобрать незнакомца. Кого-то, кто в себе независимо пронесет сквозь судьбу эту реальную Ренесми, наверняка запечатлевшийся темный и сладкий образ...
Ренесми настолько замечталась, что и не заметила, как натерла сандалией ногу, и, хныча, уткнулась матери в плечо. Матери этого вполне можно и не замечать.
Жалко, что натерла, ведь местные жители, что сдают им комнаты, все судачат, что на окраине города открыли какой-то жуткий частный музей, где только кости, кости, кости, да странный молодой работник... Еще долго до них, до костей, не дойти.
… Пальцы Деметрия нежно касаются, словно защипывая огонек свечи, так и не зажившей, раскрасневшейся мозоли. Ренесми чувствует, как горит ее лицо, и ей хочется выглядеть такой же гордой, как заходящее солнце. Но что-то поделаешь с Деметрием? С такой доброй улыбкой он подчиняется ее страшноватым фантазиям, с такой готовностью принимает на себя ее неумелые поцелуи - укусы... Ничего тут уже не поделаешь, не проймешь. Разве что намекнешь про грязную рубашку.
– Тоже мне, разбойник с большой дороги... - И Ренесми от мимолетной боли прижимается к твердому, непокобелимому телу и видит, как в закате вспыхивают жуткой краснотой зрачки Деметрия. Но от злого и лживого зрелища – ведь у Деметрия глаза зеленые, как море! - Ренесми не отворачивается, а наоборот, старается вобрать в себя, пока не наступила тихая и кроткая ночь, где нет места настоящей злобе.
...Есть только сказочная ночь, где правят бал кошмарные твари в черных плащах с подбоем из мести и жадности, потерянные в мечтах простеньких девочек, не понимающих того, что тьма и ночь – не одно и то же. Что кровь и зло – не одно и то же. Что быть злом и делать злом – совсем не одно и то же...
Ренесми почти спокойно, и вокруг шепчется предатель – прибой, время слушать который есть только у совсем невинных, беззаботных существ, или у оборотней, которые становятся ими на время. Она не хочет уже вспоминать, как неловко и гладко, лишь чуть-чуть царапая, оставляя нелепые влажные пятна, она старалась по-настоящему(а все настоящее безупречно) укусить поваленного в траву Деметрия, как убеждала его не подходить близко, как танцевала в траве бесшабашный фокстрот, чтобы убедить – Лорд Рутвен здесь она, в ее жилах течет чарующая жуть Старой Англии.
Весна на ее цветастом платье длиной в бесконечность, и кажется, что тринадцать лет – это ужасно много. Кажется, что твою бесконечность никто никогда не сумеет объять. И эти взрослые такие смешные. Не осознают своей беспомощности, пока ты им не объяснишь... Цап!
А Деметрий... Зажимая розовеющий след зубов, он вел ее через заросшие солнечной, дурманящей травой кладбища, опускал ее ноги в таинственный ледяной ручеек, где текла красная от ржавчины вода, называл ее...
– Гелла... - шепчет Деметрий.
Словно, как и все взрослые, подло подыгрывал. Ведь все эти легенды – неправда, а существует только настоящее зло в лице палачей, разбойников и тех, кто узаконивает несправедливый налог. Или же он правда на секунду поверил, когда закатное солнце подсветило его зрачки, что есть Гелла, и есть бес в ребро, и есть просто страшная безызвестность?
Уже больше ничего нет, и Ренесми засыпает, уткнувшись в жесткое колено Деметрия. Ах, как хорошо... Знать, что именно в эту минуту ничего не произойдет.
… Деметрий легко протягивает руку и серебрящийся дудук легко встает в его ладони отверстием вверх, готовый зазвучать еще священную безграничность раз, ровно столько, сколько придет в голову Деметрию. Но Деметрий не привык играть в присутствии начальства.
Аро выходит из-за дверного косяка, на его плечах – тяжелый плащ цвета бургундского вина. Воздух вокруг него полон щиплющей терпкости, и даже в его лице читается неосознанная горечь. Бургундское вино, сладкая отрава, притча о мехах*... А ведь в родной Греции всегда верили, что старое доброе вино спасет любую, даже никому не нужную жизнь.
Секунду Деметрий пребывает в сомнении, правильно ли он поступает, но взглянув на измученное лицо Аро, он снова вспоминает притчу о мехах, и что у него на руках спит настоящее сокровище, если по понятиям Аро. Если по его собственным – просто заводная стрекоза. Должен же завод однажды перейти в другое русло энергии, в чистое и несомненное, в жаркое, в священное. В русло чужой жизни.
– Прошу вас, - он легко встает, придерживая Ренесми за плечи и подколенки. - Она живее всех живых, но знает, как быть Геллой. У нее нет клыков, но есть желание ими пользоваться. Она отучит смерть от привычки быть вашим работодателем...
– Но вы ведь осознаете, Деметрий,- мягко говорит Аро,- что она так или иначе умрет.
– Это не смерть, - с сиплым торжеством отвечает Деметрий. - Это сказка, в которую верят не все.
– Вы верно поняли меня, мой мальчик. - Молчание. - Обрадуются же ей родители, когда она явится к ним в земле и в крови...
– Да, этой-то палку в рот уж точно не вставят!
– А это значит, друг мой, что наша Гелла будет жить долго и по-своему счастливо, и наводить нас на все новые и новые кости грядущего. Она создаст для всего мире новую легенду о дитяти, которое само захотело отведать чужой жизни, и даже не будет об этом подозревать.
– Так,- повторяет Деметрий и сжимает в кармане брюк пальцы, в которых потрескивает мятая бумажка, на которой красным мелком написано, чтобы не забыть после похорон - "Ренесми”.
– Идемте. Нельзя терять времени...
В железных потолках и стенах крошечного грузового катера не отражается ничего, хотя платье на Ренесми белое-белое, и лежит она тише, чем первый шиповничек, распустившийся за весну. Слишком холодно, чтобы шевелиться. Ночь решит все за нее. Право, быть порождением тьмы очень скучно – но надо терпеть, иначе Деметрий ее забудет. Почему? А она сама так решила.
Шаги двух взволнованных похоронщиков дробят тишину по всему кораблю, они переговариваются, забыв дать новой неумершей хоть какой-то совет. Даже не дав в последний раз поглядеться в зеркало – ведь потом она перестанет в нем отражаться... Они говорят о том, в какой именно ящик ее нужно класть, и не слишком рискованно доставать из челюстей Хайди палку, хватит ли ей одной Ренесми. Ренесми ни с кем не прощается. Ее не забудут и станут поминать ( отнюдь небезразлично) хотя бы за это...
Катерок пристает и незнакомый прекрасный юноша в темном плаще берет Ренесми на руки. Когда – то он был Деметрием, но сейчас он лишь презренный фантом, ангел смерти, а значит, ангел-лузер. Ведь есть столько вещей прекраснее, чем смерть.
А у того, что после смерти, вообще нету ангелов. Ренесми, завернутой в черную ткань, не хочется думать, почему. Наверное, потому, что и не надо.
Черная мягкость сменяется рыхлостью земляного слоя. Ренесми жмется к женскому скелету, расписанному в золото, в ее все еще теплых руках – вытащенная изо рта Хайди деревянная чурочка. Ренесми словно переживает одно и то же мгновение, одно мгновенное мучение, одну искру зловещей красоты снова и снова. И теперь так будет всегда. Этой неги достаточно, чтобы дарить злу, которое она совершит в последующие ночи, новые и новые оправдания...
***
Афины, 26 октября. Деметрий в черном плаще и лиловом шарфе двигается вперед по платформе поезда. Он приглашен в Италию на торжественное вскрытие свеженайденной мумии. К подобным посиделкам с Аро он уже привык, и теперь любит свою работу больше, чем когда – либо – возможно, потому, что душа испытала ее в деле.
Создание немертвого – страшный грех. Но Деметрий его замолит, все грехи можно замолить, если умеешь радоваться жизни. Приближающийся поезд, коптящий небо запахом ожидания, забытые дома перчатки, книга Стендаля в сумке, и ледяной взгляд – все это славит Господа, и всякое дыхание Его, и всю веру людскую. Потому что так хочет Деметрий, даже если в мире по-настоящему живых и вовсе нет никакой веры, а дыхание он забрал, а не присвоил.
Его тревожит только то, что маленькая босоногая Гелла все же является к нему каждый месяц, и каждый раз со смехом пытается укусить. Он все – таки забыл ее имя.
Боже, да смерть хоть чему-нибудь людей учит, кроме как забывать усвоенный урок? Слава Богу, подходит поезд до Вероны, и можно не задумываться об этом еще четыре часа. Это удачная отговорка.
Элли, привет! Уже говорила, как мне понравился этот фанфик! В нём так много деталей, которые хочется смаковать, пересматривать - типа плетения сандалей, резки салатов, дешёвого вина и пятен на рубашке. Красивая такая обыденность, живость. А рядом с обыденностью соседствует таинственность, мрачность, мистичность - "мёртвые любили Деметрия", саркофаги, подземка, палка во рту у мумии... Брррр! Да и Ренесми здесь на редкость яркая, не картонная, как в Саге. Это тот единственный раз, когда она мне была симпатична. В общем, ты молодчина!
Лена, здравствуй! Честно говоря, я покраснела от того отзыва, что ты мне оставила в конкурсных обсуждениях. Было невероятно приятно, особенно приятно - что ты прочла внимательно и уловила связь с оригинальным персонажем Деметрия( если с Ренесми более или менее понятно, то у Деметрия вся связь на подтексте) Вообще я обожаю читателей и просто людей, которые небезразличны к деталям - я очень хотела добиться именно того эффекта, который ты описала - Деметрий, сын своей нежной страны - и внезапно в его руках вместо дудука кость.
За Ренесми отдельное спасибо. Я всегда была сторонником того, что каждый персонаж заслуживает анализа.
Я буду наглой и попрошу еще кое о чем. Скажи, какое впечатление на тебя произвел Деметрий? Положительным или отрицательным показался, есть ли насчет него вопросы?
А теперь обращаюсь к девушке по имени Эймик: как вы узнали мое авторство? Если как об этом догадались Эске и Элвиан, читающие мои ориджиналы, я не гадала, то вы - полная загадка. Так как же?
Ну на самом деле я сомневалась, но я вчитываюсь в работы, а любопыство у меня иногда не знает границ) И да, я видела ориджы на фикбуке:) Собственно по самому фику, мне очень понравился) Необычный сюжет, прекрасные описания. Деметрий замумифицировавший Ренесми, чорд, я такого не ожидала) Сильный и неожиданный поворот!
А я Элечку поздравляю здесь)) И, если хочешь, перечитав твою историю еще не раз (потому что твои рассказы нельзя не перечитывать, это мой личный сорт вдохновина), я попробую проанализировать образы. Конечно же, я ценю детали, сплетающиеся в единое полотно, просто я по натуре все-таки не аналитик, я мастер получения удовольствий (во завернула) Помнится, еще в детстве подруга толкала меня в бок, чтобы показать, на что похоже одно облако или другое... А я лежала на травке, стрекотали кузнечики, и небо было такое глубокое, что даже представлять ничего не надо - было просто хорошо, хотя и немножко боязно от такого простора... От твоей истории мне хорошо. И немножко боязно.
Вообщея уже трижды перечитала эту историю, но отписываюсь сейчас, в пол-четвертого утра, поэтому извиняюсь, если начну говорить путано (хотя не должна, это время моей обычной жзнедеятельности )Мневсегда по душе твоя Ренесми. Она такая, какой я ее вижу, – возможно, слегка избалованная, но неиспорченная и непосредственная. Она очень чутко ощущает жизнь, и к ней всё это наносное не липнет. Она открыта миру и готова впитывать новое. Это редкий дар — не закоснеть в чем бы то ни было. Не превратиться в… кости. Хотя именно это с ней и произошло. Но -- пожалуй, лучшим из способов.Удивлена,насколько подходит Деметрию его занятие. Не так, как гробовщики с сероватыми лицами отражают то, чем они занимаются, здесь другое. Наоборот, он контрастен. И вообще практически бог-проводник, как египетский Анубис. Только здесь в обе стороны. Одна моя сторона несостоявшегося психиатра призывает сдать его на принудительное лечение. Другая, философская сторона, велит отстать от Деметрия-жреца, который просто ошибся временем своего появления на свет.Аеще мне здесь до безумия понравился Аро. Мудрый… роскошный в своем чуть отстраненном отношении, за которым скрывается глубинное понимание вещей и душ. Учитель – но не то чтобы ментор.«Нет,Деметрий,- устало бормочет Аро. - Это женщина и она умерла от того, что не было тепла. Она умерла не счастливой.- Он отбрасывает назад непослушный конский хвост и сам наклоняется над оскаленным ртом».Боже,я это вижу)) Можно я немного попищу от восторга?
Ты меня всерьёз заинтересовала "AU". Как-то привязалась я ко Вселенной, а ты её расширила для меня, но, видимо, не только. Спасибо. Работа необычна. В том числе, и для тебя - необычно. Но узнать всё же можно. Еле ощутимый флёр темы "Девушка и граф" (так назовём её), снова привлекательная во всех смыслах юная героиня. Я вдруг поняла, как мне нравится непосредственность созданных тобой девушек. Ренесми - очень милая и своеобразная. Любимое дитятко, но не избалованное. Любит родителей, но относится к ним критично. Да, эти моменты особо порадовали. "Ренесми прочитала как-то тайком мамины сказки, и от количества правды ей сделалась сильная охота пострадать над тазом – неужели нельзя выбрать, о чем писать, о тех, чьи кости облекает плоть, насыщенная кровью людской, или о неизменяемой частоте папиных объятий и идеальной форме Ренесминых рук?" - это просто "пятёрка"! Здоровский пинок в сторону Майер:D В то же время это очень правдоподобно: дети со скепсисом относятся к некоторым-ммм... тараканам родителей. И за новый вид вампиров - гран мерси, вот просто! Я же на этой теме помешана. Гелла, будем знать... Странно, но задуманное Деметрием не смотрится злодеянием. Может, потому, что Ренесми сама не против. Может, потому что Деметрий слишком часто общается с мёртвыми - что уж ему церемониться с живыми? И Аро в людском варианте мне понравился, хотя его маловато было. Рада за тебя, за твоё участие в конкурсе! Поздравляю!
Отдельное спасибо за комплимент в сторону Аро. Хотелось сделать его запоминающимся, но он действительно тут появляется нечасто. Просто мне всегда казалось, что не только Маркус - все старейшины в чем-то трагичны. Аро, например, не может отделаться от желания узнать, разнюхать, властвовать - как тут он уже перепробовал все на мумиях и переходит на живых девочек.
Элвиан очень точно сравнила Ренесми с Акунинской Коломбиной из книги "Любовница смерти". Она, думаю, просто отказывается верить в то, что Деметрий - предатель, и в то же время она знала это с самого начала. Ей хочется покориться судьбе, которой она по природе противиться, ей хочется видеть благородство в подлости, которую совершил Димыч.
Но, ИМХО, хуже, чем ей пришлось Деметрию - он окончательно переметнулся на сторону мертвых, да еще и она к нему является. Хотя он заслужил в чем-то.
Но! Я не считаю Деметрия подлецом( и опять хорошо сказала Элвиан). Он, по сути - юноша довольно мирный и невинный, хотя и хитрый. Он просто не хочет видеть грани между мертвой, которая-то уж ему точно на чувства ответит, и реальной девушкой. А с другой стороны, тут причина еще и в том, что он восхищается Аро, хочет через него прикоснуться к настоящей тьме и готов ради этого пожертвовать чужой жизнью.
Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия Я пока ушла в написание ВКР, поэтому практически не пишу ничего другого. Как только защищусь, так и вернусь, к лету или летом. Вынужденно, очень много времени жрёт диплом, подготовка к нему и ГОСам (
Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия *откашливается* Понимаю, что спрашивать не очень прилично, но соскучилась по героям ужасно-ужасно!.. *осторожненько* а когда хотя бы примерно?..
Всё началось в тот памятный день, когда раненый юноша рухнул к ногам ослепительной женщины в белых одеждах. Серебро на конкурсе "Не стреляйте в пианиста"
Порви там всех))) *в хорошем смысле*))
)