Пролог

Звон стальных цепей раздался под сводами мрачной темницы, куда не пробиться солнечному лучу. Стены пропитаны сыростью и трупным смрадом. Во мгле виднеется фигура. Тонкие пальцы проводят по тяжелым оковам, в которые заключены худощавые руки, далее очерчивают контур плеча, и захватывают острый подбородок, заставляя узницу поднять свой взор. Хитрая ухмылка скользит по бледному лицу, что повествует о его упоении властью над этим существом. Никто не смеет перечить ему, никто не смеет идти против его воли. Все подчинены господству короля. Все! Все...

Он никогда не признает поражения. Статный, гордый, честолюбивый. Власть может существовать только в его руках, не отдаст славы другому. Не позволит завладеть его владычеством, его силой, его разумом, его сердцем... Сердце. Коварное и жестокое. Разве оно существует в груди мертвых, хладных существ подобных ему? Вопрос в пустоту. Но ответ томится в глубине сознания, такой простой, такой чистый. Ему не пробиться сквозь пожирающую тьму души сей.

Глаза чернее ночи смотрели сквозь мучителя и говорили громче слов. Больше нет для них на свете ничего, что можно потерять, но вера все еще горит ярким огнем. И не в силах затушить пламя души, губят тело. Ей не впервой приходится переживать подобные моменты. Она смирилась, и казалось, чем больше выпадало испытаний, тем сильнее был дух, сломить который не удастся никому.

Сильные руки удерживают серебряный кубок. Красная жидкость, схожая с вином, плещется о края бокала. Густая, сладкая, теплая. Она рвет горло, втыкая в него тысячи острых кинжалов, но это лишь сладкая прелюдия в противовес тому, что довелось ей испытать на своем хрупком теле. Рука заводит кубок над головой и проливает елей на крупные локоны каштановых волос. Живительный бальзам стекает по тонкой коже лица, словно кровавые слезы мученицы. Дыхания больше нет, как и сил. Опьяняющая влага держит свой путь дальше, доходя до уголков тонких губ, подбородка и капает на лохмотья платья. Но взгляд все пуст. Послышалось недовольное рычание, и властная рука обхватывает личико, пальцем приоткрыв нижнюю губу, дабы кровь проникла внутрь. На языке чувствуется вкус соленого металла, но для нее он словно сладкий нектар. Но взгляд все пуст. Отходит и сморит издалека на ту, что крепко стянута цепями. Закрыв глаза, он слышит нежный шепот, словно колыбель.

- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого...

- Ты снова молишься? - приблизившись, произносит надтреснувшим голосом.

В ответ не получает даже взгляда. Вмиг сжимается рука на тонкой шее, оставляя под собой глубокие борозды. И без того хрупкое тело стало еще слабее. Немного времени пройдет и оно испустит свой последний вздох. Пытается заставить силой пить нужный эликсир, но тот пренебрежительно выплевывался. Зачем? Зачем себя терзать? Не уж то жизнь людей дороже собственной? Мученица! Но за какие принципы, за что?

Он понимал так ясно приближение ее кончины, но был бессилен что-либо изменить. Сила. Он применял ее все снова, когда держал ее за волосы, вливая кровь прямо в горло, когда приковывал цепями к стенам темницы, когда душил, причиняя новую боль. Но безрезультатно. Убрав руку, позволяет глубоким ранам затянуться. Проводит невесомо кончиками пальцев, склоняет голову, касаясь окровавленного лба.

- Я умоляю тебя, сделай хоть глоток. Всего один. Тебя никто не покарает, ведь мы уже мертвы. - Голос мягко касается слуха заключенной. В нем слышен страх и мольба, но в ответ она лишь отрицательно машет головой. И снова это дикое рычание. Рука с силой впечатывается в стену, и крошки сыпятся на голову поверх кровавых пятен, будто снег припорошил чей-то грешный путь. Ладонь ложится вновь на шею, но совладав с собой, проводит почти нежно по молодому лицу.

- Ты мучаешь меня, разрываешь душу. За что? - так тихо, как будто бы боясь, что кто-то их услышит.

Угольный взгляд проникает сквозь пелену кровавых глаз. Подавшись чуть вперед, касается губами губ мужчины так трепетно, так виновато.

- Прости...