POV Аро
1925 год
В окне быстро, одна за другой, мелькали различные картины природы: поля, реки, равнины. Я смотрел на них и думал, что это путешествие, возможно, подведет итог всем моим скитаниям по Свету, которые я начал еще век тому назад. Меня кидало с место на место, из страны в страну, с материка на материк. И все бы ничего, если бы мне не явился мой проводник, подобный Вергилию из великого творения Данте. Прекрасный проводник, представший предо мной в образе хрупкой женщины с темными каштановыми кудрями, глубокими карими глазами, гордой осанкой и по-королевски правильными чертами лица, данными ей с рождения. Ее имя, когда мы познакомились, было Мария София Фредерика Дагмар, принцесса датская. Веселая и живая в юности, мудрая и спокойная в старости, она восхищала меня. После нашей первой встречи я, словно Икар, летящий к солнцу, шел за ней, следовал повсюду, и, казалось, во всем мире не было точки, куда я бы не отправился вслед за Марией.
А началась наша история в Дании, где, видимо, и закончится. В Дании, куда я сейчас и направляюсь. В месте, что всегда было ее родиной. В месте, где она теперь спаслась.
Составить мне компанию в этом путешествии пожелала одна прекрасная дама, которая была близка с моим проводником, как никто другой. Они даже разделяли одну кровь, один род, были ветвями одного и того же родословного древа. Кроме того, они очень походили друг на друга по характеру: в глазах моей нынешней спутницы я видел то же сияние, тот же азарт и любовь к жизни. А сжимая ее ладонь, я, казалось, вновь брал за руку мою милую Мари, что спаслась в ту роковую ночь 1918 года в доме Ипатьевых.
- Аро? - это робкое обращение вытащило меня из моих мыслей.
- Да, Анастасия?
- Я посплю пока. Разбуди, пожалуйста, когда мы прибудем.
- Конечно, - улыбнулся я в ответ. - Путешествие наше будет долгим.
Она с доброй мягкой улыбкой кивнула и прикрыла глаза. А я тем временем мысленно перенесся в 1861 год, вновь воскрешая в своей памяти те минуты, что я имел счастье провести с милой Марией.
***
Тогда я был в столице Дании, в Копенгагене, что по праву зовется городом всех оттенков коричневого. Здесь все всегда было сдержано, лаконично, неброско и просто, и особой красотой могли похвастаться лишь парки. Наверное, потому я и познакомился с маленькой принцессой Марией именно в самом большом парке Копенгагена, Тиволи.
Я заметил ее прямо у озера. Она укрылась в тени деревьев со своим мольбертом и палитрой. И я, еще не зная, кто она, сразу подумал, что она удивительно мила. За ней никто не присматривал, ибо ее прислужники не могли найти ее убежище, а простые люди почти не обращали на нее внимания. Зато я обратил.
В месте, которое не всякий человек, да что там, не каждый вампир заметит, маленькая девочка со всей душой и со всей осторожностью, сосредоточенно, уверенной рукой вела кисть по белоснежной поверхности. И сначала я следил исключительно за ее работой. Но потом мое внимание привлек шум, который производили бегущие чуть в отдалении солдаты, и каждый из них выкрикивал: «Принцесса Мари-Софи!» После этих самых слов и выкриков, вздрогнув и испуганно осмотревшись по сторонам, девочка, за которой я наблюдал, не без доли гордости в взгляде улыбнулась, и тут все для меня стало на свои места! Перед мной та самая беглянка, принцесса датская.
- Негоже особе королевских кровей укрываться от своих обязанностей, - обратился я к девушке.
По ее телу едва уловимо пробежала легкая дрожь, и светло-голубая линия на мольберте вышла немного криво. Она обернулась. Каштановые кудри обрамляли светлое, слегка напуганное, но такое доброе лицо с большими карими глазами, в которых, однако, светились решимость и собранность. Воспитание давало о себе знать.
- С кем имею честь? - спросила она, положив кисть и продемонстрировав мне свою поистине королевскую осанку. Тон ее в данный момент тоже напоминал мне о том, что ее отец был рожден королем.
Я улыбнулся. Это было эффектно, но все равно оставалось фарсом, ибо на самом деле в Дании королевская семья была очень близка к народу.
- Позвольте представиться, Ваша светлость, - отвесил я столь же наигранный, как и ее тон, вежливый поклон, - ученый-историк, литератор, Аристарх де Вольт.
Имя я изменил себе исключительно для того, чтобы избежать ненужного внимания.
- Очень приятно. Я Мария София Дагмар. Принцесса Датская.
- Знакомство с вами для меня великая честь. – Учтиво отвечал ей я, и после этих моих слов официальная часть представления, кажется, была закончена, ибо Мария тотчас переменилась в лице и быстро начала что-то говорить мне, сжимая в руках палитру.
- Аристарх! Прошу, не сдавайте меня охране! - взмолилась она, и слова ее были так по-детски наивны, что я чуть не засмеялся, н все же ответил со всей возможной в этой ситуации серьезностью.
- Мое воспитание не позволит мне этого сделать, Ваша светлость.
Мои слова, видимо, успокоили ее, и она, тотчас сменив выражение лица, позволила возобладать над собой обыкновенному детскому любопытству.
- Как вы поняли, кто я? – спросила она, чуть закусив нижнюю губу.
- О, это очень просто, Ваша светлость. Когда вас окликнули, вы так испугались… Тут сложно не угадать.
- Забудьте про «Вашу светлость», - возмутилась она. - Просто Мария.
- Я, увы, не так воспитан, моя дорогая… - Я вновь позволил себе мысленно улыбнуться. - Я много где был и знаю, что с членами королевских семей надо общаться со всей возможной вежливостью и вниманием.
- Тогда забудьте о том, что я королевская дочь! - отрезала девушка и уже с некоторой грустью добавила. - Это так приедается… вы просто себе не представляете.
- В таком случае я обещаю исправиться, а вы окажите мне любезность, - попросил я. -Продолжайте работу. Это очень красиво.
- Благодарю, -улыбнулась она, вновь взявшись за кисть и продолжая писать свою картину. - Вы ученый?
- Историк. Но это не так скучно, как может показаться на первый взгляд.
- Но кроме этого вы упомянули о том, что вы литератор. Что вы пишете?
- В основном исторические работы, а иногда и небольшие рассказы. К чему ляжет душа.
- Я люблю литературу, - будто между делом, но явно желая проявить свою заинтересованность, прошептала в ответ Мария. - В замке у меня есть большая библиотека.
- У меня с собой тоже есть библиотека, но я боюсь, что она намного меньше вашей.
- Вот бы почитать, - мечтательно протянула она.
- Да, они любопытны, - улыбнулся я, подогревая ее интерес. – Однако я не думаю, что вам позволят покинуть замок ради прочтения пары книжек, что хранятся в библиотеке странствующего историка.
- Это не беда, ведь я иногда убегаю, - пожала она плечами, такая простая и веселая, озорная. Такая солнечная.
-Расскажите что-нибудь, - внезапно попросила она, отвлекаясь от темы с книгами.
- Что вам интересно?
- Что-нибудь о себе, - мягко попросила она, проводя очередную линию по холсту. - Я встречаю много разных людей, и у них у всех есть своя история. Но здесь все истории похожи, а у вас она должна получиться иной: вы ведь не из наших краев.
- О да, Мария, мне есть, что рассказать о себе, но взамен я попрошу ответной милости.
- С радостью! – по ее живому тону, я понял, что на этой фразе моя собеседница улыбнулась.
***
Так у нас и завязался разговор. А после и дружба. Мы продолжали встречаться в том же парке, и я передавал ей свои книги. В те дни я вообще много писал, ибо прошлое, как мое так и многих других людей, постоянно всплывало у меня в голове и не давало порой покоя. Излить все на бумагу было скорее не выходом, а временным решением. История уходила, и приходила другая, но мне уже не так больно было ее воспринимать.
Мария возвращала книги через день или два, изо дня в день встречаясь со мной в парке. А в те дни, когда на улице светило солнце и я оставался дома, она сама приходила ко мне, даже не думая о тех причинах, что побудили меня остаться дома. Я во многом, конечно, хитрил, и девушка ничего не знала о том, кто я такой на самом деле. И это одновременно и упрощало, и усложняло наши с ней отношения.
Я знал о ней абсолютно все еще с того самого момента, когда впервые прикоснулся к ее руке в день нашей первой встречи в парке. Я знал, что она была невестой Российского престола, и знал, что вскоре она должна будет уехать из родной Дании в далекую Россию.
Прекрасная и умная, вежливая и озорная, она излучала жизнь, в то время я напоминал рядом с ней живую статую. И если говорить честно, я и был живой статуей. Но рядом с ней я об этом не жалел.
Ей нравились мои рассказы. «Никогда не знаешь, чем закончится…» - говорила она, слушая очередную историю. Но большинство этих историй и в самом деле не были закончены. Я оправдывался перед ней, говоря, что муза покинула меня в самый неудобный момент, а она жаловалась и требовала дописать произведения. «Когда-нибудь, юная принцесса, когда-нибудь,» - отвечал я ей на это, задумчиво смыкая веки.
Мне казалось, что солнце поднималось и снова опускалось за горизонт только вместе с ней. И ради нее я задержался в Дании на гораздо больший срок, нежели предполагал, планируя свое путешествие. Однако общение с Марией того стоило. Помнится, я даже обещал ей когда-нибудь написать про нее историю, и она ответила, что уже предвкушает увлекательнейшее чтение…
Как бы мне хотелось продолжить свое общение с Мари, милой Мари, но, вероятно, сама судьба развела нас в разные уголки света. Мне необходимо было хоть ненадолго, но вернутся к своей семье, к клану; а Мари отправлялась в Россию.
Прямо перед моим отъездом она пулей примчалась ко мне домой и вцепилась в рукав моего пальто, заставив меня поклясться, поклясться Богом и всем что мне дорого, что я буду ей писать и что мы снова встретимся, чтобы она вновь услышала мои рассказы. Тогда же я достал из кармана пальто свой прощальный подарок девушке, толстую книгу в твердом переплете благородного зеленого оттенка, небольшую и, что самое главное, пустую. Дневник для юной принцессы и будущей императрицы. Я знал, что она прибежит, ибо прочел ее намерения еще день назад. И теперь, глядя в эти восторженные и уже благодарные глаза, протягивая ей этот подарок, сказал лишь одно слово, которое все девушки в мире ценят больше, нежели сотни слов прощания:
- Клянусь.
***
Покидая Данию, я с каждым днем все отчетливее осознавал, что моя милая Мари тоже удаляется от меня, что она тоже уезжает дальше, на север, в холодную страну, где таким хрупким созданиям как она не место. В тот момент я более всего в жизни жалел, что не могу быть рядом с ней. Жалею и сейчас, понимая, что сам упустил столь драгоценное время общения с принцессой.
Но даже в тот момент я не понимал, что, возможно, буду одним из немногих, кто будет знать, что творится у юной Марии на душе. Я осознал это, лишь получив ее первое письмо.
Ее послания были настолько живыми, что я без труда представлял себе ее чувства и переживания. В первом письме она благодарила меня: истории из моего прошлого дали ей стимул быть сильной несмотря ни на что. По следующим ее письмам я понял, что ее собственная история, возможно, тоже станет одной из самых ярких в моей коллекции.
Ее жених умер, но вскоре она полюбила вновь, и в ее письмах появились мечты о замужестве. И мечты стали явью, хотя и исполнились немного не так, как ей того хотелось. Не прошло и года после свадьбы, как ее муж стал цесаревичем, и я был за нее счастлив.
В своих ответах я открыто сожалел о том, что до сих пор мы так и не встретились; и со следующим же письмом мне пришло приглашение на пышный бал, а также настойчивая, даже чересчур настойчивая, записка от Ее княжеского высочества, которая обещала достать меня из-под земли, если я отвечу отказом на это приглашение. Немного не то, чего я добивался, однако этот лист бумаги меня порядком рассмешил и даже заставил немного насторожиться. Почерк был определенно ее, но характер письма… Уж не поселился ли в Марии бесёнок, топающий в нетерпении ножкой и смотрящий на меня испепеляющим взглядом даже через сотни и тысячи миль? Все говорило именно об этом.
Я не стал пренебрегать такой настойчивой просьбой, и точно в срок, в дату и в час, что были указаны в письме, я уже находился на пороге Аничкова дворца.
Празднество было пышным, как это бывает только в России: украшения, музыка, танцы – размаху Марии можно было только позавидовать. Но она имела право на все это великолепие, ибо сама была прекрасна, когда кружилась в своем синем платье по залу, доверчиво обняв своего мужа. Мужа, которого, я прочел это по глазам, она любила; мужа, который, это было заметно по его действиям, любил ее. Хотя другого, признаться, я и не ожидал.
Александр Третий, муж Марии, хочется заметить, был назван Миротворцем. Его, несмотря на ситуацию в стране, любил народ; его политика многих оставляла неравнодушными, и разделяла страну на два лагеря – довольных покоем и недовольных остановкой развития страны. Но чем же все же это было на самом деле? Ошибкой? Попыткой замедлить приближение войны? Тут уже нечего гадать: история давно всех рассудила. Пусть и несправедливо, но я ей не судья.
Музыка все играла и ярилась, а Александр уже вел супругу к трону, и я уверенным шагом тоже подошел к ним. Мария поглаживала руку мужа и шептала что-то ему на ухо, утверждая, что она в порядке. И я забеспокоился, различив эти ее слова, но был уже достаточно близко для диалога, и Мария обратила на меня внимание. И тогда я, только взглянув в ее глаза, понял, что лишь присутствие супруга мешает ей прямо сейчас вскочить и броситься ко мне на шею с возгласами восторга и приветствия.
- Ваши величества,- как можно более учтиво поклонился я царственной паре.
- С кем имею честь? - поднялся Александр, протягивая руку жене.
- Аристарх де Вольт, ваш покорный слуга.
- И мой старый друг, - тотчас вмешалась княгиня, и я едва заметно ей улыбнулся.
- Я лишь хотел спросить, - продолжил я, снова кланяясь, - могу ли пригласить вашу прекраснейшую супругу на танец?
Мария смотрела на Александра с глубокой просьбой, и тот ласково ей улыбнулся.
- Я много о вас слышал, - сказал он мне, продолжая, однако, смотреть на свою ненаглядную, и добавил. - Не возражаю.
Поклонившись еще раз, я протянул императрице свою руку, и мы вместе вышли в центр зала и начали танцевать.
- Аристарх, как же я рада вновь видеть тебя, - начала она нашу беседу, кружась в легком танце.
- Вижу, ты счастлива, моя дорогая.
- Да, - протянула она так, словно все ее мечты сбылись или сбываются одна за другой. - Но где же ты был? – спросила она немного обиженным тоном.
- Моя натура, моя дорогая, - мне нравилось называть ее так, - не дает мне покоя. Я никогда не задерживался на одном месте так долго, как в Дании.
- Я очень скучала, - призналась она, кружа и кружа в танце, а потом, переводя тему, заметила. - Ты очень хорошо танцуешь.
- Моя супруга, как и ты, любит танцевать, - без тени сомнения солгал я.
- В таком случае, передай ей мою благодарность за целые ноги и туфли, - засмеялась она.
- Обязательно, - улыбнулся и я, невольно замечая, как в этот момент она была похожа на маленькую датскую принцессу, с которой я познакомился когда-то давно в одном из парков Копенгагена.
Она могла танцевать без устали. Я знал это еще в те дни, когда был в Дании, но лично убедился в этом только сейчас. Во мне силы не заканчивались, но и она, кажется, с каждым движением находила все новые и новые.
- Годы добры к тебе, - отметила она, пожалуй, мою единственную ошибку, которую я допустил, готовясь к встрече с ней.
- Благодарю. Тебя они тоже только красят. Твои глаза так и светятся теплом и добротой, - и я знал, что это не случайно.
Она беременна. Я понял это в тот же миг, как коснулся ее лица, дополнив свои слова красивым, но слегка рассеянным жестом... И она обратила внимание на то, что я несколько отстранен от нее. Я смотрел только на нее, но она понимала, что мои мысли вскоре будут далеко. Превосходная интуиция - я никогда не переставал восхищаться ее проницательностью.
- Ты снова уезжаешь? - тотчас последовал печальный вывод.
- В последнее путешествие,- выдохнул я, начиная свою игру.
Эта фраза открыла занавес и послужила третьим звонком к началу моей пьесы. Я должен был это сделать: она счастлива, и мне пора уходить из ее жизни. Пускай пока что это произойдет лишь фиктивно, но позже я покину ее по-настоящему. Люди ведь часто болеют, а ложь всегда давалась мне просто и изящно. Но она, кажется меня не поняла.
- И после всех своих странствий ты воссоединишься с супругой, вернувшись к уюту домашнего очага? – спросила она с легкой улыбкой на губах.
- Не ведаю Мария, не ведаю, - отвечал я.
- Напиши мне! – потребовала она указательным тоном, который на мгновение напомнил мне речи величайших королей.
- Письма без ответа теряют смысл.
- Тогда хоть намекни, куда отослать ответ, - попросила девушка, и я сдался.
- В Петербурге есть семья, мои друзья. Я оставлю тебе их адрес. Они знают, где меня найти, и помогут нам в нашей переписке.
- Почему же ты просто не скажешь мне свой адрес? –с нажимом спросила она, и я почувствовал, как на нее едва уловимо накатило раздражение.
Это надо было предотвратить, и я остановил танец и отвел ее в сторону.
- Мари-Софи, - начал я свою речь, - поверь мне, я уже не так молод, и сейчас, возможно, я пишу свой последний труд, работу всей жизни. Я желаю поскорее написать ее последние строки, но времени у меня все меньше… - я позволил себе сделать небольшую паузу, - я не знаю, сколько мне осталось.
- О чем ты? – удивилась она, но именно в этот миг к ней пришло внутреннее понимание сложившейся ситуации, и она коротко вскрикнула. - Нет! Не верю! Отказываюсь верить! Я лишь покачал головой, а она на несколько секунд застыла на месте, что-то обдумывая. Я не ведал что и, признаться, искренне желал, чтобы эти ее мысли навсегда остались при ней. Но Мария думала иначе.
- Оставайся, - внезапно взмолилась она в тот момент, когда я уже и не ждал ответа. - Будь гостем в моем доме, пригласи свою супругу, и мы вместе закончим твою работу. Пусть те дни, что нам еще дано провести вместе будут коротки, но все же… - она запнулась, - но все же, находясь рядом с тобой, я легче осознаю тот факт, что потеряю тебя навсегда. Не покидай меня сейчас, ибо я не хочу верить в то, что сегодня я вижу тебя в… в последний раз.
Она прижалась ко мне, силясь не заплакать, я горько улыбнулся. Сама мысль о том, что я буду рядом с ней все это время казалась мне сумасшедшей и невозможной. Я вампир, и я не могу остаться с ней. Не могу допустить, чтобы она узнала о моей тайне, и поэтому ухожу.
- Моя милая Мария, - начал я, - ныне принцесса, а завтра императрица; львица, что стала гордым орлом, я до конца жизни, до самого последнего вздоха буду твоим другом. Прошу, не стоит слез. Возможно, эта наша встреча будет не прощанием, а лишь кратким предвестием непродолжительного расставания, - я прилагал все усилия, чтобы утешить девушку. - Будь моя воля, я бы остановил время еще тогда, в Тиволи, когда одна юная барышня рассказывала мне истории, которым нет конца, и рисовала картину на холсте размером с небо… - при этих моих словах из ее глаз исчезли слезы, и она улыбнулась, по-видимому, представляя себе тот самый холст, и я не мог не подшутить над этим ее состоянием.
- О, мне кажется, я вижу ее вновь, - отметил я, и, наконец, ее натянутая улыбка стала настоящей, и она даже позволила себе засмеяться.
- Аристарх… - хотела она было что-то мне сказать, но я позволил себе перебить ее.
- Впредь просто Аро, моя дорогая.
Она кивнула и сжала мою руку. Я же, пользуясь моментом, попытался прочесть в ее душе все те слова, что она хотела сказать мне, но ничего связного там не обнаружил, а потому просто обнял ее. Обнял и осознал, что не ощущаю себя рядом с ней вампиром. Я не оставался самим собой, но был просто человеком, и от этого мне было совестно за обман.
- Спасибо тебе большое, - прошептала она, прерывая мои внутренние метания. - Спасибо за такие замечательные истории и работы, спасибо за такую столь яркие мгновения моей жизни.
- У твоей истории началась новая глава, - согласился я, принимая благодарность, и закончил. - А у моей - началась последняя.
От этого даже мне стало немного грустно, и я поскорее самым беззаботным тоном, на который только был способен произнес:
- Спасибо за танец, Ваша светлость.
Мой поклон, ее реверанс - и я хотел было проводить ее к мужу, но тут она резко побледнела и застыла на месте.
- Мария? – забеспокоился я, но ее лицо через несколько секунд снова ожило, и она, кивнув мне, сама, без моего сопровождения, двинулась в сторону огромной лестницы.
- Наслаждайся вечером, - услышал я ее последние слова, обращенные ко мне.
Александр уже стоял на пути у супруги, а она, точно вода, которая просачивается сквозь камни в толщу земной коры, медленно плыла к нему, обходя танцующие пары.
- Что-то произошло, дорогая? – услышал я его голос, когда Мария подошла к нему на достаточно близкое для разговора расстояние. - Твои глаза… ты плакала?
- Что ты, любовь моя, - с наигранной веселостью отмахнулась девушка, - все в порядке, это просто счастье. Мы так давно не виделись… ну да, я расскажу тебе обо всем чуть позже.
Кажется, Александр все же понял свою супругу немного неверно. Сжимая руку жены у себя на груди, он буравил меня далеко не дружеским взглядом. Но Мария, быстро сообразив, что к чему, толкнула мужа в бок.
- Прекрати! Немедленно! – бессильно выдохнула она и двинулась вверх по лестнице, произнеся. - Я скоро вернусь.
Наблюдая за танцующими парами, я, как и велела мне княжна, наслаждался вечером. Но в какой-то момент мой вампирский слух уловил, что ко мне своей солдатской походной идет Александр. Я внутренне улыбнулся этому и, развернувшись к нему лицом, учтиво поклонился будущему императору.
- Не думал, что буду удостоен большей чести… – начал я обычную в таких случаях речь, но он довольно грубо меня прервал.
- Вы не российский подданный, к чему поклоны? – сурово сдвинул брови Александр.
- Протокол один для всех, Ваша светлость.
- Давайте начистоту, Аристарх. Вы ведь знаете, зачем я подошел к вам и что я хочу знать, - продолжил Александр, не обращая ни малейшего внимания на мой ответ.
- Так понимаю, друзьями мы с вами не станем, - как бы между делом отметил и я.
- Возможно.
- И, видимо, это произойдет из-за того, что вы думаете, будто ваша супруга плакала из-за меня, - ситуация меня смешила, но я сохранял серьезный вид, продолжая ради Марии играть свою роль.
- Так точно, - между тем совершенно по-солдатски отвечал мне Александр.
- Позволите ли вы мне объясниться?
- Что ж, извольте! – он неопределенно махнул рукой в сторону, давая понять, что готов выслушать мои оправдания.
- Ваше превосходительство, - начал я, повинуясь знаку, - я стар...
- Вы так не выглядите, - вновь прервал меня Александр, не пытаясь скрыть своего недовольства.
- И болен… - тут он не мог со мной не согласиться.
- Вы действительно бледны.
- Мне не так долго осталось, - продолжал я, пытаясь закрепить успех. - Это я и сказал вашей супруге. Думаю, что вскоре, как сегодня вечером, так и в будущем, я более не буду вам докучать.
- Она говорила мне, - он, казалось, был немного обескуражен, - что вы путешествуете.
- Да, я историк. И я собирал материалы для своей работы, - безразличным тоном отозвался я.
- Давно вы больны?
- Последние пять лет, - после этих слов вся ревность и опасения Александра сошли на нет, и он уже с участием обратился ко мне.
- И вы искали спасения?
- Увы, тщетно, - я позволил себе легкую усмешку.
- И вы прибыли попрощаться? – у него в мыслях все вставало на свои места.
- Ее высочество пригласила меня, но, клянусь, - и это была чистая правда, - у меня не было и тени намерения портить вам вечер.
- Примите мои соболезнования.
- Это лишнее.
Напряжение окончательно ушло из его голоса, и я, признаться, был этому рад, ибо не хотел в этот визит с кем-либо ссориться и портить настроение милой Мари. Я понимал Александра, ведь он пытался защитить то, что ему дорого. И честно признаться, я бы поступил так же.
- В свое время, - решил я озвучить эту свою мысль, немного исказив содержание, - я так же, как вы сейчас, был готов оторвать голову любому, кто только подумал бы обидеть мою супругу.
- Вы женаты? – в его тоне было слышно облегчение и внутреннее успокоение.
- Разумеется.
- Однако, - немного замешкался Александр, - вы прибыли сюда один.
- К сожалению, да. Боюсь, моя супруга вернулась к своим корням, во Францию, - я попытался изобразить на лице тень грусти или сожаления.
- Вы тоже родом оттуда? – наш довольно напряженный разговор начал перетекать в мирную, ничего не значащую беседу
- Нет-нет, - отвечал я, выдержав паузу. - Но в своем роде Франция полюбилась и мне.
Александр заметно расслабился. Моя компания становилась ему все более приятна, и меня так и подмывало сказать ему: “Да, Ваша светлость, я тоже человек!” Если бы только это было правдой.
- Вы истинный человек науки, - между тем продолжал разговор Александр. - Я ценю таких людей как вы.
- Рад угодить, - с легкой улыбкой отвечал я, пока он старался придумать другую, столь же маловажную, тему для разговора.
- Вам нравится праздник? – наконец, сказал он, и я вновь односложно согласился с ним.
- Все чудесно.
- Минни с самого утра не покидала этот зал: весь день она ждала чего-то волшебного, сказала мне про особенного гостя из дальних краев. Она хотела показать вам, как она счастлива здесь, со мной, - он сделал паузу и уверенно улыбнулся, сознавая свою силу. – Признаться, я рад тому, что ее особый гость именно таков, каковы вы. Это многое говорит мне о том, какова она сама, и еще более о том, каков я. А потому я рад нашему знакомству, - он протянул мне руку для рукопожатия, - и хочу, чтобы вы знали: отныне вы всегда желанный гость в моем доме.
Я пожал его руку в ответ, ощущая, что он немного вздрогнул от холода, коснувшись моих пальцев. Но он, я знал это абсолютно точно, не придаст этому никакого особого значения, а потому я со спокойным сердцем могу продолжить обмен любезностями.
- Для меня это большая честь.
- Минни всей душой желала именно этого, - сказал он в тот самый момент, когда я среди бального шума уловил приближающиеся шаги нашей милой Марии.
- А вот и я, – прерывая нашу беседу, сказала цесаревна.
- Знаешь милая, - отвечал ей Александр, - твои друзья, как оказалось, по душе и мне.
- Сочту это за комплимент, Ваша светлость, - вновь вклинился в разговор и я
- Александр, - повторно пожимая мою руку, поправил меня будущий император.
- Аро, - парировал я, и с некоторой грустью продолжал. - Что ж… рад, что, наконец, у меня появился шанс попрощаться со столь учтивыми и добрыми хозяевами вечера.
- Уходишь? – разочарованно протянула Мария.
- Да, - кивнул ей я, - мне, пожалуй, пора. Был счастлив снова видеть тебя, Мари; был рад нашему знакомству, Александр.
Мария кинулась мне на шею ровно в тот момент, когда я уже готов был отвесить поклон.
- Я буду скучать, - прошептала она, вновь скрывая непрошенные слезы.
- Я тоже, - признался я, обняв ее в ответ. - Берегите ее, - обратился я уже к ее мужу, не размыкая рук.
- Я поклялся перед Господом Богом, что буду беречь ее до конца своих дней, - совершенно серьезно ответил мне Александр, который, однако, с трудом, как мне кажется, переносил наши обнимания в таком публичном месте.
- Когда я встречусь с ним, - кивнул я ему, пытаясь разрядить обстановку, - я обязательно спрошу, сдержали ли вы свою клятву!
- Аро! - возмущенно толкнула меня в плечо уже выпустившая меня из объятий Мария, которая не оценила мою немного мрачную шутку.
- Не говорите так, - мягко согласился с ней цесаревич. - Жизнь прекрасна - наслаждайтесь ею.
- Постараюсь, Ваша светлость.
На этой ноте я покинул королевскую чету, на выходе забрав свое неизменное пальто у одного из многочисленных прислужников. Я уже готов был выйти на улицу, когда за моей спиной прозвучал робкий голос:
- Аристарх де Вольт? – мальчишка-слуга стоял подле колонны с небольшим прямоугольным свертком в руках и ожидал ответа.
- Да? – обратился я к нему, удивляясь его знанию.
- Княжна велела передать вам, - только и сказал он, вложив мне в руки свой сверток, и скрылся в одной из дверей в служебные помещения.
Я улыбнулся: так могла поступить только она. Я с трепетом развернул бумагу и обнаружил, что под ее плотными слоями скрывалась картина. Та самая картина, которую она рисовала в парке Тиволи. Только эта картина была завершена: на ней была она и я, а в углу красовалось название: «Беседа». Подле была приколота записка:
«Наше прошлое всегда с нами. Память - это то, от чего так просто не откажешься!» Ох, Мари-Софи... Знаешь, я бы и рад порой отказаться от своей памяти, от всего, что было со мной вплоть до того момента, как я встретил тебя. Или же, напротив, забыть именно те минуты, что делило мое сердце с тобой, ибо любить, зная, что никогда не получишь желаемого, - не самое приятное чувство.
***
После того бала я не виделся с Дагмар много лет. Мне оставалось лишь читать ее письма и потихоньку исчезать из ее жизни, но и этого я до конца верно сделать не смог. То, что случилось дальше с моей милой Мари, не позволило мне равнодушно удалиться из мира, где она обитала.
Любая сказка начинается с того, что главные герои несчастны, после случается волшебство, а уж потом следует чудесная сказочная развязка. Но я не помню, чтобы ее жизнь, хоть она этого и заслуживала, даже на мгновение была сказкой.
Ее история текла подобно реке, на пути у которой все время встречаются бурные пороги. С каждым ее письмом я понимал, насколько сильной была эта женщина. На ней держалось все. Не страна, нет - император Александр сам прекрасно справлялся с этой ролью. Она же вела благотворительную деятельность, давала вечера, воспитывала детей. У нее было их пятеро, однако и здесь ее счастье сложно было назвать счастьем до конца.
Став императрицей, она тут же стала любима всеми. Но я понимал, что эта всенародная любовь никогда не помешает террористам подбросить в ее карету бомбу. Я подозревал, что смертью Александра Второго, так называемая «охота на царя» не закончится. И знал, что Александр Третий, который ныне вступил на престол, будет все время убегать от смерти, а она все время будет гнаться за ним по пятам.
Это заставило меня вновь отправиться в Россию, ибо опасность угрожала не только императору, но и всей его семье. В России всегда был клан вампиров, подвластный моей воле, и в те дни я связался с ними, так как не мог открыть свои намерения Вольтури. Русские, к моему большому удивлению, оказались покорны и послушны. Им было абсолютно плевать на власть народную, а конфликтов с моим кланом им не хотелось.
И началась подпольная война. Народ был готов пойти на все, лишь бы избавиться от монаршей власти. И один только Бог знает, сколько попыток саботажа, убийства или взрыва императорской семьи было зарублено мной на корню. Мария, зная лишь о некоторых, уже писала мне, что это чудо, что до сих пор никто еще не погиб: ее семья была цела. Я знал это и был этому искренне рад.
Мария тем временем занималась своими делами. При престоле она была ангелом-спасителем: все благотворительные организации процветали под ее крылом. Ее интуиция никогда ее не подводила; она знала абсолютно все и часто без предупреждения наведывалась в госпитали и наказывала те их них, в которых плохо относились к больным. Она знала, как управлять государством. Я насчитал более тысячи имен, которые мне почти ничего не говорили, но, видимо, благодаря только этим людям она держала государство и свою семью в определенной целости. В семье ее царила великолепная атмосфера: все дружили, любили друг друга, заботились о младших и уважали старших. И я тоже хотел хранить ее семью, и у меня это получалось. Почти получалось…
***
Первой моей ошибкой было покушение исключительно на императрицу с детьми. О нем не писалось нигде и никогда, ибо знали о нем только двое человек.
Зимой, это выдалась холодная и заснеженная зима, императрица и ее дети возвращались с внеочередного дипломатического приема. Ехали по старой заснеженной дороге, стараясь побыстрее добраться до города.
В тот день ее сыну, Георгию, стало нехорошо, и Мария решилась увезти его в Гатчину, а Николай (или, как его ласково называла императрица, Никки) отправился с матерью просто за компанию. Кроме того, в Гатчинском дворце в то время осталась малютка Ксения, и Мария стремилась поскорее воссоединиться со своей дочерью. А потому императрица и ехала теперь одна по старой дороге, сопровождаемая всего несколькими солдатами, - все прочие остались с Александром.
Я, естественно, знал, что даже без жалобы Георгия Мария будет стремиться поскорее уехать домой, но никак не предполагал, что все произойдет так скоро. Моим планом было перехватить и поубивать заговорщиков еще на точке встречи, до того, как императрица уедет с приема, вот только я не предвидел, что там будут не все. И пока я, осознавший свое упущение, мчался на помощь Марии, атака началась.
Видимо, они думали, что нападают на карету с императором, а потому подошли к делу очень серьезно. Прежде всего начался обстрел издалека, но, хвала небесам, королевская семья затронута не была – погибли лишь несколько солдат. Мария в отчаянии хотела выбраться из кареты, но не смогла…
Со мной был Константин, один из моих подчиненных. Видя, что происходит вокруг, он с одного моего взгляда начал действовать. Его даром были сон и манипуляции с сознанием: он мог внушить человеку все, что угодно, пока тот спал. А потому только от одного движения его руки все, кто находился поблизости, погрузились в забытье. Даже запертые в закрытой карете Мария и ее сыновья провалились в сон.
А потом я убил всех. Всех врагов, что посягали на жизнь моей милой Марии. И их горячая еще кровь местами окрасила белый снег в алое. В живых остались лишь несколько спящих солдат, охранников Марии.
Моя подручная, Елена, которая подоспела к нам буквально через секунду после моего злодеяния, принесла мне новость о подкреплении, что было приведено на помощь нам с Константином. Ее талантом была скорость, и не абы какая. Пока человек пытался сказать даже самое короткое слово, она могла на три раза обежать всю Европу…
Слова Елены меня совершенно успокоили и я позволил себе расслабиться, но одного я в этой ситуации все-таки не предусмотрел. Чем сильнее сознание человека, тем меньше у Константина времени, чтобы что-либо ему внушить. А Мария была очень сильной: она выбралась из кареты. И из сна. И тут же рухнули все мои старания.
- Аро? – почти прошептала она.
Она была в шоке, да и я сам был близок к этому состоянию. Будь это не она, я бы попросил Елену поскорее унести меня отсюда, и приказал бы Константину стереть ей память, но прятаться от нее… для меня это было сродни пытки. И теперь она увидит меня по локоть в крови, увидит молодым и более чем здоровым.
- Что вообще происходит? - она ловко спрыгнула с подножки кареты и начала оглядываться по сторонам. - Солдаты! - вскрикнула она и уже готова была броситься к ним, но в карете оставались Николай и Георгий, и она была вынуждена остаться подле детей, ибо они были еще малы и беспомощны.
- Не приближайся! – кинула она мне, закрывая дверцу кареты.
- Мария, - начал я, показывая ей свои руки и будто говоря о том, что я был безоружен. - Это было покушение на жизнь Александра и на твою. Я остановил атаку.
- Нет! – в отчаянии крикнула она. - Ты умер.
- Мария! Я жив! Я не призрак, и все, что произошло здесь, реально. Я жив, и я здесь. И… этих террористов убил я. Но ни тебя, ни твоих людей, ни Георгия и Николая я не трогал и никогда не трону!
- Но солдаты! Что с ними?
- Они спят, Мария, - самым убедительным тоном, на который я только был способен, начал я увещевать императрицу. - Константин погрузил их в сон, и, когда они очнутся, они ничего не вспомнят об этом кошмаре. Твои дети тоже.
- Но как ты это сделал? Как узнал об атаке?
- Я делаю это уже очень давно, - я отчего-то гордился собой, открывая ей эту правду, но она отреагировала иначе.
- Я не верю! Отойди! – крикнула она изо всех сил, но я, напротив, приблизился к ней, скинул с руки испачканную кровью перчатку и, взяв ее маленькую ладошку в свою, положил ее на свою грудь.
- Теперь веришь?
Она некоторое время молчала, а потом, словно все еще не веря мне, отвела руку и медленно, как бы пробуя слова на вкус, проговорила.
- Ты спас меня…
- Да, – обрадовался я ее прозрению, понимая, что Мария меня больше не боится.
- Кто они? – между тем спросила она, указывая на моих спутников.
- Они со мной, и они тебя тоже не тронут, - она снова удовлетворенно кивнула и задала мне тот самый вопрос, которого, зная любознательность Марии, я боялся с самого начала.
- Почему они не вспомнят? – тихо произнесла она, указывая на своих солдат и слуг.
- Мария, это неважно.
- Нет! Это важно! Скажи мне правду! Ради Бога, прошу!
- Ты мне не поверишь, - попытался я отсрочить этот неприятный разговор, прекрасно понимая, что Мария все равно добьется своего.
- Я попробую.
- Не надо тебе понимать этого! – чуть громче, чем надо отозвался я. - Я лишь пытаюсь тебя защитить от этого знания! Защитить точно так же, как я это делал и раньше.
- Объясни, - взмолилась она, и я был вынужден сдаться.
- Если поклянешься мне, что будешь держать язык за зубами, - выдал я свое единственное условие.
- Клянусь! – ответствовал мне слабый голос.
- Елена! – между тем окликнул я девушку, стоявшую чуть поодаль от меня. – Пробегись-ка тут, да проверь, нет ли поблизости хвоста. И зачисти трупы.
Девушка кивнула и мгновенно исчезла в ближайшем подлеске. Я повернулся к Константину:
- На тебе память окружающих. Как управишься, можешь помочь Елене.
- Как прикажете, Владыка, - учтиво поклонился вампир и тоже исчез из моего поля зрения.
- Владыка? – переспросила меня Мари, и я кивнул, понимая, что скрывать свой статус уже бесполезно.
- Не говори, что после увиденного, ты еще чему-то удивляешься.
Я рассказал ей о том, что мог рассказать. О том, кто я такой на самом деле и что, по правде говоря, я родился почти две тысячи лет назад. А она, как я и ожидал, сперва не поверила ни единому слову. Как глубоко религиозный человек, она, видимо, подумала, что я сумасшедший, но потом, когда мои слова начали становиться неоспоримыми, с грустью признала, что я прав.
Когда я начал рассказывать ей о моих последних годах в России, я увидел, что в ее голове многое становится на свои места. И после завершения моего рассказа, каким бы удивительным это ни показалось, она более всего была шокирована не моим бессмертием и его, с позволения сказать, условиями, а тем, что творилось в ее стране.
Мысленно она назвала меня «чудом», тем самым, что до сих пор берегло и сохраняло ее семью. Она держала мою холодную руку в своих и крепко сжимала мои пальцы почти все это время. А это уж точно был хороший знак…
На некоторое время над нами повисла тишина: императрица обдумывала мои слова, а я ждал ее решения. В это время Константин повторно погрузил всех присутствующих в глубокий сон.
Я же наслаждался идиллией. Мария сидела рядом со мной на старом поваленном бревне и устало улыбалась. В этот миг она, одетая в белое бархатное платье, теплое пальто и белые же лайковые перчатки, казалась мне просто идеальной. В волосах у нее сияла диадема.
Время неумолимо неслось вперед, и было уже под вечер, когда Елена осмелилась прервать наше молчаливое наслаждение друг другом.
- Господин, прошу прощения, - обратилась она ко мне.
- Да? – наконец, оторвался я от императрицы.
- Император едет сюда вместе со своим с эскортом. Будет здесь уже менее, чем через полчаса.
Я кивнул Елене, благодаря ее за службу, и огляделся вокруг. Трупов на поляне уже не было, но на снегу местами осталась кровь и, кроме того, спящие. И в это самое мгновение из своей засады очень удачно выбрался Константин.
- Что им внушить, Владыка? – на этот вопрос у меня ответа не было, а потому я сначала обратился к его напарнице.
- Елена, от трения снег растает, и кровь исчезнет, - начал я и продолжал. - Побегай здесь немного и, где это возможно, стряси снег с деревьев. Через пару минут здесь нигде не должно быть и намека на красный цвет.
Она кивнула, и я в задумчивости повернулся к вампиру.
- Константин... - начал я, и внезапно услышал подле себя голос Марии.
- Упряжь слаба. Внуши им, что упряжь слаба. Лошади испугались, и упряжь распалась, а животные разбежались. Солдаты отлавливали лошадей, а мы просто все это время сидели в карете.
Константин едва взглянул на Мари-Софи, но обратил свой взор ко мне.
- Делай, - приказал я, широким жестом указывая на всех, кто лежал на поляне.
- А ты? – спросила меня моя императрица, даже не замечая, что вокруг нас с невероятной скоростью бегает Елена.
- Я уйду, Мария. Буду делать все то, что делал раньше. Буду рядом.
- И больше никогда не исчезнешь? – прильнула она ко мне, совершенно не боясь моей природы.
- Нет, моя дорогая. Я не исчезну. Разве что ты сама более не пожелаешь знать меня.
- Такому не бывать, - уверенно ответила она и направилась к карете.
***
Так и прошли следующие десять лет. Мария продолжала быть собой, и у нее родилось еще двое детей. Письма, что она мне писала, тоже продолжались. Она нередко признавалась в них, что моя сущность ее поражает, но, пока в ее глазах я творил добро, ее сердце всегда было готово принять меня. И я уже был рад даже этому.
Однако именно в это время я допустил свою вторую ошибку. В этот раз я не успел ничего сделать: 1888 году императорский поезд на высокой скорости сошел с рельсов. Это не было случайностью, нет. Все было подстроено: испорченные рельсы, высокая скорость и взрывчатка в отделении вагона-ресторана.
Я не знал об этом. Все слишком долго было спокойно. Я не знал, что все это было предвестием такой жуткой диверсии. Я не находил себе места и в тот же вечер осмотрел место крушения, а после примчался в Гатчинский дворец. Там, увидев, что все члены императорской семьи целы, увидев, что она в порядке (лишь пара царапин на щеке и запястьях) я выдохнул спокойно.
Позднее, из слухов, я узнал, что все остались целы лишь благодаря Александру, который почти полчаса держал на себе крышу вагона, чтобы вся его семья смогла выбраться наружу. Я проникся глубоким уважением к этому человеку, и так я и написал об этом событии в моем письме к Марии. В ответ на это она прислала мне другую записку, в которой говорила о том, что очень беспокоится за мужа, беспокоится, как бы эта катастрофа не отразились на его здоровье. Однако именно это в конечном итоге и произошло.
Говорят, Бог посылает нам испытания не тяжелее тех, что мы способны вынести. Однако в случае с Александром Третьим это было не так. В 1894 году, на сорок девятом году жизни, он скончался в Ливадийском дворце, в Крыму. Я сожалел о смерти этого могучего человека, и, если бы слова могли вернуть мужа Марии к жизни, я бы сказал все возможные, ведь винил я в этой смерти только себя. Если бы я предугадал тот ход террористов со взрывчаткой, то все могло бы быть иначе.
Казалось, Минни была безутешна в своем горе. В письме она написала мне, что ее муж перед своей смертью просил ее быть спокойной, ибо именно так уходил из жизни он, но она никак не могла унять свои чувства. Желая помочь ей, я хотел было встретиться с ней: Александр мертв, и никто из ее окружения меня не узнает. Но она сказала, что не хочет никого видеть.
После она похоронила своего сына Георгия. В поисках утешения она с самого начала обратила все свое внимание на своих детей, но и тут не нашла утешения. Самым большим разочарованием для нее стала женитьба ее сына Николая на германской принцессе. Помимо того, что она ненавидела немцев, ее душевной болью стало то, что род Александры, жены Николая, был носителем опасного гена гемофилии, и сыновья-наследники могли заразиться ею, еще не родившись на свет.
Ее утешением, как когда-то и моим, стали путешествия. Она не сидела на месте, все время перемещаясь по стране.
Позднее у нее появились любимые внучки. Ольга и Татьяна были старшими. «Онегинская парочка», как она любила называть их, ибо оба эти имени фигурировали в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Позднее на свет появились Мария и Анастасия, и она писала мне, что все девочки прекрасны, и ни одна, слава богу, не похожа на мать.
Казалось, лишь внуки не давали ей возможности отвернуться от Николая, чей брак она так и не одобрила. Она тихо смеялась над Александрой в своих письмах.
«Так молода, а не может выстоять и минуты официального приема. Бедная девочка… Я никогда не сталкивалась со столь болезной особой. Мои жалобы в пятьдесят лет – ничто, по сравнению с ее - в двадцать». Анастасия была ее любимицей. Ее голубые глаза и голос, унаследованные от Николая, и ее таланты, которые, казалось, не заканчивались, просто покоряли мою милую Марию.
Однако самой большой радостью и, одновременно, самым большим горем для императрицы стало рождение цесаревича Алексея. Он, как Мария и предполагала, был болен гемофилией. Но она старалась не замечать этого.
Она часто видела внуков, даже какое-то время жила с ними. А я из писем узнавал от нее, что, как бы барышни не ругались друг с другом, старшая и младшая пары, они все объединялись и старались примириться, когда в комнаты входил их младший брат. Зная о его болезни, все сестры окружали его заботой и пытались его поддержать. Хотя и делали это, каждая пара, по-своему…
Дальше последовало, казалось, неизбежное. Войны, революции… В своих письмах Мария описывала все свои страхи и глубокое отчаянье, что, виделось мне, сломало ее окончательно. Она до последнего отказывалась верить в происходящее, хотя и сама писала мне ранее, что чувствовала, будто все движется к неминуемой катастрофе.
В конечном счете ее просто заперли в Крыму. Я долго не получал от нее новостей и забеспокоился. Прибыв туда, я понял, что причины для беспокойства у меня и в самом деле были. Впервые я не знал, что мне сделать и как ей помочь.
Говорят, что у всех у нас со временем отмирает способность что-либо чувствовать, понимать, любить. И теперь это отмирание происходило с ней. Я наблюдал за тем, как Мария, уже в возрасте, сидела на веранде своей резиденции и смотрела на море. В глазах ее плескалась лишь пустота: ни лукавства, что я когда-то так любил, ни задора, ни любви, ни волнения. Иногда без всхлипов и рыданий из ее глаз просто катились слезы. Мне хотелось утешить ее, но как?
Она находилась под присмотром почти круглосуточно. Казалось, на этом полуострове она была как никогда одинока, и я знал, что никто больше к ней не придет. Я наблюдал за ней по ночам: бесшумно пробирался в ее дом и смотрел, как она спит. Спала она почти всегда беспокойно, а перед сном молилась Богу о чуде: о спасении, пожалуй, единственного, что у нее еще осталось, - ее семьи. Однажды я услышал, как она плакала во сне и в ту же ночь увидел на ее столе недописанное письмо:
«Их хотят убить, Аро! Моя семья! Никки! Мои девочки! Я потеряю все! Я знаю это! Я чувствую…» Взяв листок бумаги из ящика в ее столе, я тут же написал ей ответ:
«Когда-то ты назвала меня своим чудом, хранителем, оберегавшим твою семью. Поверь же в свое чудо вновь, и я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось!» Оставив ее, я все-таки вернулся в Петербург. Там формально царила новая власть, но на самом деле по улицам разгуливала полная анархия. Из своих источников я узнал, куда в то время направили семью Романовых; узнал также, что их действительно хотят казнить. И меня впервые за очень долгое время охватила ярость, а я просто не стал ей противиться. Тогда я решился на шаг, который, казалось, в такой безвыходной ситуации был безумен и нереален.
А Мария тем временем стараниями своей сестры покинула Россию. На линкоре «Мальборо» она уехала из Крыма и вернулась в Данию. Шел 1919 год. Я достоверно знал, где она сейчас, а потому туда и направлялся.
Сейчас, вспоминая все это, я чувствую стыд перед моей дорогой Марией, ведь я, неплохо преуспев в своем обещании, все-таки не спас ее «бедного Никки», но зато…
***
- Аро! Анастасия! – открылась слегка скрипящая дверь нашего купе. - Мы уже скоро приедем!
Это была Мария Николаевна Романова, которая, как и ожидалось от неразлучной сестринской парочки, никогда не расставалась с Анастасией. Однако последняя именно в этот момент, кажется, была этому не очень рада.
- Мария! – гневно отвечала она своей сестре. - Не кричи так!
-Да… - улыбнулся я, - твоя сестра права, милая Мария. Отныне вы мертвы, и вам не стоит привлекать к себе лишнее внимание.
Но Мария, кажется, не поняла всю важность моих слов. Она лишь чуть виновато пожала плечами и начала оправдываться:
- Всего лишь хотела разбудить эту соню! – она указала рукой на Анастасию и внезапно засмеялась. - Всегда, всегда в дороге она засыпала! Причем как угодно, в любой самой странной позе и ситуации!
В ответ на эти слова Анастасия запустила в сестру подушкой. Вроде, взрослые девушки, а ведут себя совершенно так, как маленькие дети…
Спустя еще несколько часов мотания в экипаже, которые после поезда были особенно утомительны, мы прибыли на виллу Видере. Здесь, поддерживаемая датской королевской семьей, и жила вдова Александра Третьего. Я был полностью уверен, что никого потенциально опасного тут нет, однако предупредил девушек, чтобы они не сразу выдавали, кто они такие и с какой целью явились в этот дом.
Нас встретил маленький мальчик-паж, которому я сообщил свое старое имя, и он тотчас помчался вверх, желая уведомить о моем прибытии свою госпожу и хозяйку.
Тут было всего два-три человека прислуги, но приняты мы были весьма ласково. Мне казалось, что на нас смотрят как на какое-то чудо, которое поможет Марии вернуть интерес к жизни. Я знал, что совсем недавно Дагмар похоронила свою сестру Александру, и был более чем уверен, что мы прибыли как раз вовремя, чтобы утешить и поддержать мою милую Мари.
Я велел девочкам не заходить в комнаты их бабушки, пока я их официально не представлю. Здесь, в Дании, если только на вилле не притаился шпион, нечего было скрывать. Никому не было дела до павшей семьи Романовых, и лишь Мария Федоровна была последним напоминаем об их печальном падении…
- Мари-Софи, - поклонился я пожилой даме, зайдя по приглашению пажа в ее комнаты.
- Аро, - все тем же родным, но слегка хриплым голосом поприветствовала она меня, встав из всего глубокого кресла. - Через столько лет ты снова здесь…
- Ты же знаешь, моя дорогая. Время для меня не помеха.
Она согласна кивнула и горько усмехнулась. Она стояла напротив меня, опираясь на свою массивную трость, в окружении сотни предметов из своей прошлой жизни. Одинокое гладкое золотое кольцо на пальце все так же ярко блестело, когда на него попадал лучик света; волосы по-прежнему были собраны в тугой пучок, который теперь стал седым; и лишь платье стало строже, приобретя темно-изумрудный оттенок. Возраст тоже исказил черты ее милого лица, но я бы узнал ее всегда, нашел среди тысяч других людей.
- Зато для меня это непреодолимая преграда, - с грустной улыбкой на увядших губах отвечала она.
- Ты все еще сохранила долю лукавства, - заметил я, будучи не в состоянии не обратить внимания на эту улыбку.
- А ты так и не утратил свой такт.
- Это часть моей души, - тут же признался я.
Она вновь присела на свое кресло у окна и пристально посмотрела мне в глаза.
- Зачем ты здесь, Аро?
- Ты давно мне не писала, - с сожалением выдохнул я. - Я беспокоился.
- Я не хотела кого-либо тревожить, - проговорила она, совсем по-детски потупив взгляд.
- Ты ведь знаешь, что я всегда тревожусь за тебя. Тревожусь еще больше, когда не получаю от тебя никаких вестей.
- Я разбита, друг мой, - призналась она. - Во мне нет больше сил. Я стара и не хочу быть там, где мне требуется быть сильной. Я просто хочу спокойно дожить те дни, что были отведены мне Богом.
- И ты больше не веришь в чудо?
Она вновь потупила взор.
- Ты был моим чудом, - с легкой нежностью в голосе, воскрешая былые воспоминания, произнесла она. - И я уверена, что ты пришел так поздно лишь потому, что не смог ранее посмотреть мне в глаза. Я знаю, что моя семья погибла, и ты не смог их спасти. И ты здесь, чтобы услышать мои слова о том, что я тебя не виню.
- Это так? – слегка изогнув бровь, спросил я.
- Да, это правда, если ты об этом. У всех у нас есть предел возможностей, так давай же оба признаем, что моя отчаянная, невысказанная просьба была невыполнимой, – она горестно вздохнула, пытаясь справиться с нахлынувшими на нее эмоциями. - Однажды ты сказал моему мужу, что, когда ты встретишься с Богом, ты спросишь у Него, сдержал ли Александр свою клятву. Какая ирония…
- Я знаю, что это так и есть, Мария.
- Да, это так и есть. Теперь вся моя надежда лишь в том, что я увижу вскоре Бога, и Он поведет меня к моей семье. И все же, - она вернулась из мира своих грез, - ты так и не ответил на мой вопрос. Зачем ты здесь?
- Чтобы преподнести тебе, возможно, последнее чудо в твоей жизни, - хитро ответил ей я, будучи не в силах сдержать улыбку. - Но прежде я хочу услышать, что ты все еще веришь в подобное чудо.
- Неужели? – моя речь ее удивила и раззадорила. - Ты все еще надеешься чем-то удивить старую женщину?
- Скажи, что ты веришь, - кивнул я. - И посмотрим.
- Хорошо, мой старый друг, - засмеялась она. - Я все еще верю в то самое чудо, о котором ты говоришь.
- Тогда, - улыбка на моих губах расползалась все шире, - позвольте мне представить Вашей светлости… - произнося эти слова, я подошел к дверям, - Их императорские высочества, великих княжон российских, Анастасию Николаевну и Марию Николаевну Романовых.
У Марии от удивления округлились глаза, и она приподнялась с кресла, опираясь одной рукой на свою трость и прикладывая другую руку к сердцу. А ее девочки в это время вбежали в комнату с возгласами: “Бабушка! Бабушка!”
- О, Боже! Мария! Анастасия! Я не верю! Я не верю…
И она действительно не верила своему счастью. Не верила и уверениям Марии о том, что Ольга с Татьяной тоже живы, но не приехали к ней, так как вынуждены были остаться дома со своими детьми.
Вот так я, возможно, и принес последнее и самое необыкновенно-прекрасное чудо в сердце моей Марии Софии Фредерики Дагмар.
***
Она умерла осенью 1928 года, и новость об этом потрясла меня до глубины души. Однако я знал, что она умерла счастливой. И тогда-то я и вспомнил об обещании, которое дал ей давным-давно, да так и не выполнил. Я ведь обещал ей написать историю о ней, о великой русской императрице Марии Федоровне Романовой.
С этой мыслью я и удалился в отдаленную часть замка, где меня уж точно никто не потревожит, и написал на чуть пожелтевшем листе бумаги:
“Тогда я был в столице Дании, в Копенгагене, что по праву зовется городом всех оттенков …”