Меню сайта


Фанфикшн


Медиа



Творчество


Актёры



Поиск по сайту




Статистика:



Дружественные
проекты


Twilight Diaries - Сумеречные Дневники: неканоничные пейринги саги Стефани Майер в нашем творчестве





Главная » Фанфики
[ Добавить главу ]




Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия




Глава 1.1

Болезнь счастливых


Ты – музыка, но звукам музыкальным
Ты внемлешь с непонятною тоской.
Зачем же любишь то, что так печально,
Встречаешь муку радостью такой?

Где тайная причина этой муки?
Не потому ли грустью ты объят,
Что стройно согласованные звуки
Упрёком одиночеству звучат?

Прислушайся, как дружественно струны
Вступают в строй и голос подают, -
Как будто мать, отец и отрок юный
В счастливом единении поют.

Нам говорит согласье струн в концерте,
Что одинокий путь подобен смерти.
У.Шекспир, сонет 8

(POV Деметрий)

Скука.

Я потянулся совсем человеческим жестом, словно разминая затекшие суставы, и устремил взгляд в потолок. Это было единственным моим движением за последние несколько часов. Яркий день медленно угас, сменившись бархатными южными сумерками, растворившимися в душной ночи. Впрочем, ни холод, ни зной давно не тревожили меня – все мои ощущения были навеяны скорее воспоминаниями, привычкой и наблюдениями за людьми. Зима – если таковой её можно было назвать здесь, в месте в летнюю жару походящим на адскую сковородку – промелькнула, прошелестела дождями, ударила пару раз легчайшей, как шёлк, изморозью и, сгорбившись, исчезла, гонимая по пятам звонкой весной. Из года в год. Я всё это видел. Много-много раз. Вечность иногда превращалась в тягучую, липкую субстанцию, наподобие смолы, а я – в муху, угодившую в неё; сколько ни копошись лапками, быстрее двигаться не будешь. Лишь сильнее увязнешь, пока окончательно не застынешь. Взгляд зацепился за тоненькую серебряную паутинку, повисшую на хрустальной люстре. Губы чуть дрогнули, изогнувшись не то в улыбке, не то в усмешке – от скуки меня уже стали интересовать подобные мелочи. Я тоскливо посмотрел на потрёпанные книги, небрежно разложенные на столе; упражнять свой разум чтением совсем не хотелось, выдуманные миры не влекли меня. Горло оцарапала боль – на мгновение даже почудилось, что это душит сильно въевшийся в плоть ошейник верного сторожевого пса. Жажда, о которой я уже забыл, теперь не желала покидать мои мысли, настойчиво предлагая не сидеть на месте. Идти куда-то, отправляться за стены нашего полностью безопасного для людей  города мне не хотелось – завтра Хайди приведёт ужин. К чему утруждать себя?  

Бездействие. 

Пальцы забарабанили по подлокотнику кожаного кресла; я бы назвал его удобным, если бы был человеком. Сейчас же вся роскошь и комфорт, что меня окружали, представляли собой ненужную мишуру, дань высокому положению. Атрибуты власти, которыми не следует пренебрегать. Душа моя иссохла и прогнила, её место занял беспросветный мрак – оплот греха и пороков, которым я с таким удовольствием предавался. Я вглядывался в своё бесстрастное отражение, ледяную маску, сковавшую лик, глядящее на меня холодным взглядом из серебряного зеркала в тяжёлой, даже грубой оправе. Прошедшие века не тронули меня тленом своего мёртвого дыхания, ни капли не изменив привычный облик; я оставался всё тем же, преображалось лишь выражение некогда синих, теперь же кроваво-красных глаз – оно не соответствовало достаточно молодой внешности. Навечно глубоко за тридцать, когда морщинки только-только начали собираться в уголках глаз и у рта. Мне довелось вкусить в полной мере человеческую жизнь прежде, чем вечность коснулась меня. Я откинул упавшую прядь волос со лба. Эпоха бархатных лент и кружевных французских галстуков канула в лету: не осталось ни вычурных парчовых камзолов, ни пышных бантов, бесследно исчезли золочёные пуговицы и другие бесполезные вещи; лишь бриллиантовые запонки скалывали теперь манжеты моей рубашки. 

Уныние. 

Меня не покидало какое-то странное ощущение, заставлявшее всё внутри сжиматься точно в предчувствии охоты. Дымка эта, окружившая мысли, была подобна сладкому послевкусию вина, оставшемуся на кончике языка. Интуиция гнала в неизвестность, требовала действий, но я не мог понять, с чем это связано – моя жизнь последние пару лет напоминала полнейший штиль с редкими порывами лёгкого ветра. Всё как-то приелось, потеряло былую сладость, поблекло, будто краска на старых фресках. Я изнывал от скуки, она сжирала меня, как ржавчина портит боевую сталь, лишая её былой остроты. А сейчас какое-то странное предчувствие, зародившееся в моём существе, поднималось из самых его глубин мощной приливной волной. Такое бывало и раньше – внутреннее чутьё предупреждало меня о прихотливых поворотах судьбы, но едва ли я мог предсказать, почему оно проснулось в этот раз. В конце концов, я получу лекарство от скуки. 

Взгляд вновь вернулся к паутине на люстре. Призрачный лунный свет причудливо играл в чистых гранях хрусталя, таинственно мерцая и переливаясь. Я даже не пошевелился, услышав лёгкие шаги в коридоре, лишь холодно бросил «Входи», когда раздался неуверенный стук в дверь. Я не повернулся, не посмотрел на гостью, мгновенно оказавшуюся рядом, отдёрнул руку, ощутив легчайшее прикосновение к коже – игра шла по моим правилам, и забывать ей об этом не стоило. Раздражение пробудилось во мне ещё до того, как её запах защекотал ноздри. И она была мне скучна. Девушка опустилась на пол рядом с моим креслом, шелестя платьем; мои губы почти брезгливо искривились – возможно, даже капризно, но и настроение моё оставляло желать лучшего. Я безразлично взглянул на неё сверху вниз – она уже давно не интересовала меня, не привлекало ни миловидное личико в форме сердечка, ни густые огненные волосы, ни красивое тело. Она быстро превратилась в мою ручную зверюшку, которую можно было погладить, а потом вышвырнуть за шкирку прочь – я находил в этом развлечение. То поманить пальцем и позволить быть рядом, то оттолкнуть – так  кот сначала облизывает мышь, а потом запускает ей когти под кожу. Но и это мне приелось. Возможно, я и вёл себя бесчестно, но когда меня это интересовало? Разве я клялся ей в чём-то или давал обещания? Виолетт оказалась ещё более скучной, чем я предполагал в начале нашего знакомства. Она лишь недавно стала частью клана, испытав на себе всю волшебную силу сетей Челси, навеки проникнувшись преданностью к Волтури. Она быстро забыла свою прошлую жизнь, легко отказалась, польстившись на высокое положение и оказанную ей честь. Но была слишком пустоголова, чтобы участвовать в интригах, оплетавших каждого из нас шёлковой паутиной. Большие глаза в оправе рыжих ресниц смотрели на меня мягко и доверчиво, словно преданная собака у хозяйского стола. Бросить косточку… Разогнать скуку… Взор заскользил по низкому вырезу платья, отделанному кружевом; должно быть, при жизни девушка была усыпана веснушками, сейчас мёртвенно-бледную кожу не портил ни один изъян. И всё же она была обычной. Пресной, как церковный хлеб. Не могла увлечь меня ни умом, ни нравом. Азарт лишь всколыхнулся во мне, потухнув едва вспыхнув слабой искрой. И мне всё было невдомёк, что заставляло её так унижаться передо мной, сносить любую обиду – я давно уже перестал играть роль трепетного любовника, а она до сих пор бегала за мной. Жалкое создание.   

Рука обвилась вокруг тонкой шеи, пальцы впились в твёрдую, точно мрамор плоть. Стоит только сжать и приложить чуточку усилий – кости хрустнут и сломаются. Не сложнее, чем свернуть голову цыплёнку. 

– Деметрий? – испуганно пискнула девушка, мгновенно прервав своё бессмысленное щебетание, которое я слушал в пол-уха. Дыхание её участилось – она даже не пыталась не показывать, как ей нравятся мои прикосновения. Даже не самые ласковые. Рубиновые глаза подёрнулись туманной дымкой, с приоткрытых губ сорвался прерывистый вздох, когда моя рука не спеша прокралась в вырез платья; тонкая ткань затрещала от натиска, материя соскользнула с округлых плеч. Я бесстрастно, без капли интереса и желания рассматривал Виолетт; она подалась ко мне, обвив руками шею и, видимо, ожидая поцелуя, но моё дыхание коснулось лишь горла. Тело у неё было красивым – высокая грудь, тонкая талия и стройные бёдра, и она с трепетом отзывалась на каждое моё прикосновение. Ластилась ко мне, словно кошка. Но ведь домашнюю любимицу не возбраняется погладить и против шёрстки? 

Я легко поднял её, усаживая к себе на колени и избавляя от превратившегося в тряпку платья, лужицей тёмно-синего шёлка упавшего на пол. Стон сорвался с её пухлых губ, стоило только моим ласкам стать откровеннее. Она плавилась в моих руках, точно тёплый воск, бесстыдно выгибаясь и бессвязно шепча мольбы. Пальцы неторопливо исследовали самые чувствительные точки, заставляя её дрожать от наслаждения; девушка всё пыталась и меня избавить от одежды, но едва ли я это ей позволял сделать. Игра шла по моим правилам. Я ощутил, как она напряглась, и, двигаясь, словно тень, оставил её одну сидеть в кресле. Она рассеянно хлопала глазами, непонимающе смотря на меня. Почти милая. 

– Приведи себя в порядок и убирайся. К моему возвращению тебя здесь быть не должно, – бросил я, уходя. Её близость претила мне. Я пресытился её обществом, но настойчивость, с которой она искала моих встреч, забавляла меня.    

Я стоял у окна и смотрел на усыпанное звёздами чернильно-синее небо. Пустое. Звёзды сияли россыпью бриллиантов, алмазной крошкой сверкал Млечный Путь, но свет их был холоден, а сами они невообразимо далеки. Безразличны. И лишь болезненная Луна пыталась разогнать притаившуюся на улицах тьму. Пахло весной. Её дыхание коснулось, пробуждая первую робкую зелень, едва-едва пробившуюся и ещё казавшуюся неуместной среди изрытых трещинами камней города, среди пыли и промозглого тумана. Торжество жизни над смертью. Вечный круговорот. 

Стрелка на башенных часах передвинулась ещё на минуту. Мои чувствительные уши уловили, как скрипя и постукивая, работает старый механизм, отмеряя ненужное для меня время. Оно давно обесценилось. Зачем я живу? Вопрос появился из ниоткуда, на миг сбив с толку, но потом вдруг показался странно уместным. Я был наедине с любовницей-ночью, а она никому не расскажет моих тайных мыслей, в её объятиях с моих уст могут сорваться любые, даже самые безрассудные слова. Скука не для меня, а сейчас вынужденное бездействие отравляло моё праздное существование. И вроде бы я всем был доволен, проводя свою вечность в сражениях, облавах или в удовлетворении собственных желаний. Проклятая душа моя давно прогнила, почернела от пороков и грехов, среди которых убийства ради выживания и не были таким страшными. Всего лишь капля к полной чаше. Тревожило ли это мой покой? Нисколько. Пусть исповеди останутся праведникам, сожалеющим о съеденном куске мяса в пост. Разрывая глотки врагам, шагая по их трупам, я заслужил высокое положение, отточил боевые навыки, как когда-то вечерами в свете камина затачивал до зеркального блеска своё оружие. Мне не было равных. Смыслом моего существования стало то, для чего я был создан и идеально подходил, – охота. Лишь идя по следу дичи, чувствуя её страх, я становился абсолютно свободным. Почти счастливым. Не крылья за спиной – отнюдь! – но хмельное чувство вседозволенности, власти над чужой судьбой. Пьянящий вкус одной победы сменялся горечью разочарования от лёгкости следующей, трофей становился пустышкой, как только оказывался в моих руках. Сладчайшее из удовольствий – видеть, как в глазах обречённых развёрстывается ад. Я улыбнулся самыми уголками губ. Тьма наполняла меня, я был самым страшным её порождением, когда-то давно Смерть подарила мне вечность, поцеловав ледяными губами в шею. Жизнь раскололась на «до» и «после», я потерял всё, чтобы обрести вновь. Почти тысячелетие постоянной ночи. Мрак без просветов. Я прикрыл глаза, блаженно улыбаясь. Разве я смел мечтать когда-то, что нить моей судьбы окажется золотой? Следовало ценить то, что имеешь, и боги знали, как я ценил! 

Часы на башне гулко пробили четыре утра. Звук казался неуместным в безмолвии пустынных, словно вымерших улиц – слишком резким и крикливым. Но спали лишь люди, которые с восходом наполнят Вольтерру невообразимым гомоном, словно куры, выпущенные из курятника. Беспечные, беззаботные смертные… 
Всё повторяется вновь и вновь. Изо дня в день. Из минуты в минуты. Каждый мой час стал похож на предыдущие, я начал задыхаться от скуки и тоски. Где же ты, Корин, чтобы внушить мне, как я доволен своей жизнью? Чтобы поводок до крови впился в кожу, раздирая плоть? Я ощущал странную горечь на кончике языка, словно бы привкус полыни. Помнил ли я вкус?.. Стены дома превратились в клетку, и ничьё общество уже не радовало – я и сам был заперт в собственных мыслях, и острые прутья ранили меня, сжимаясь всё сильнее. Пустое сердце, некогда неистовое и толкающее на безрассудства – ах, каких их только не было! – молчало, не желая ничего; сколь многих я любил, сколь многих ненавидел... Теперь долг мой был долгом клану, ему принадлежали мои стремления и честь. Мне осталось лишь честолюбие, греховная сладость пороков и жажда, никогда не дававшая забыть о собственной сущности. И я находился на вершине блаженства в минуты, когда кровь единила меня с человеком – в момент угасания яростного стука, отдававшего эхом в ушах. Так отчего же сейчас мной завладела серая тоска? 
И даже кровь на вкус – вода… 

За спиной послышались тихие, крадущиеся шаги, потом тонкие руки обняли меня, а шеи коснулось холодное дыхание. Я даже не шевельнулся, никак не реагируя на её присутствие. Как скучно… 

– Я, кажется, ясно дал понять, что не желаю тебя видеть, Виолетт.

– Ты жесток, – обиженно произнесла она, и её пальцы ласкающе пробежались по моей груди. Я перехватил её руку, предупреждающе крепко сжав запястье – ещё немного и кости бы жалобно захрустели. Она отступила на шаг. 

– Пошла прочь, – апатично сказал я, глядя на падающую звезду. Загадать желание? Я улыбнулся самыми уголками губ. Мысль мелькнула, погаснув так же, как и яркая вспышка на небосклоне.
Девушка издала звук, больше всего похожий на всхлип. Дочери Евы, до чего же вы становитесь жалкими и пустоголовыми, когда дело касается сердечных дел! Куда исчезает гордость? Неужели нравится так унижаться, вымаливая крохи внимания? Даже спать сложно с той, которую не можешь уважать. Физиологические потребности? Но у нас их нет. И я отнюдь не был жесток, наоборот, всегда считал себя честным – поступал так, как того заслуживала женщина. 

– Не устраивай сцен, – голосом холодным, как сталь, предупредил я её. 

– Ты не был таким… 

– Ты видела только то, что хотела видеть. Ты была мне интересна, пока мой дорогой друг бесился от бессильной злобы, но, признаюсь, у него преотвратный вкус. – Я развернулся и сверху вниз посмотрел на ошарашенную девушку. Обида явственно читалась в её потемневших глазах, и в это мгновение Виолетт даже могла показаться интересной мне, пока она не занесла руку, намереваясь отвесить мне пощёчину. Перехватить её запястье мне не составило труда – с такой же лёгкостью можно поймать мотылька за крылышки, прерывая его неспешный полёт. Я мягко прикоснулся губами к ладони и вкрадчиво произнёс: – Не делай глупостей и не забывай, с кем разговариваешь. 

– Как ты можешь так после всего? Я думала…

– Разве я что-нибудь обещал? Или клялся в чём-нибудь? Живя в мире иллюзий, сложно трезво посмотреть на реальность. 

– Но я люблю тебя.

– Найди ещё кого-нибудь, кому будешь согревать постель. 

Казалось, она потеряла дар речи; глаза её заблестели, но слёз – последнего женского оружия – быть не могло. 

– Ненавижу! – бросила девушка, пытаясь высвободить запястье из моей руки. 

– Минуту назад ты любила, – напомнил я ей, отпуская. – Чего же стоят твои слова? Лишь пыль… – Она отступила на пару шагов назад, гневно смотря на меня. Драматичность в её действиях, жестах, даже мимике ужасно раздражала меня; в ней присутствовала некая театральность, гротескность, словно бы я находился на представлении в амфитеатре, где лица закрывали масками. Возникшая в мыслях картинка была на удивление живой. Я улыбнулся.  

– Ты чудовище!

– Но ты всё равно придёшь, – я не задавал вопроса, потому что знал ответ. Виолетт развернулась, шурша юбкой, и стремительно унеслась прочь. Разве я был бесчестен с ней? Разве я хотя бы в чём-то обманывал её? Моя ли вина в тех воздушных замках, которые она возвела? Я ли грешен в том, что она оказалась пресной, чтобы увлечь меня? Холодные звёзды на чернильном полотне неба медленно гасли, их и без того скудный свет тускнел, они умирали, чтобы возродиться следующим вечером. Ночь сегодня была мягкой, как нежные руки матери.

– Я всё надеялся, что она вцепится острыми коготками тебе в лицо, словно разъярённая кошка, – хохотнул Феликс, бесшумно появившись из тени алькова. Я чуть скривился.

– У тебя отвратительный вкус.

– Никто не просил тебя тащить её в свою постель.

– Признаться, она сама туда прыгнула с превеликой радостью. Это было даже неинтересно. 

– Мы как-нибудь обязательно сочтёмся, – пообещал он. 

– Приударь за Хайди, друг мой, – посоветовал я ему, следя за ним краем глаза. Феликс коротко хохотнул в ответ. 

– С таким же успехом можно искать расположения у нашей королевы. 

– Различие одно: в последнем случае можно не сносить головы. 

– Аро убьёт даже за мысли.

– Надеюсь, так глубоко он не станет копаться.

– Всё же хочется думать, что от скуки у тебя ещё остались крохи разума, и ты это не в серьёз. 

– Своя шкура мне по-прежнему дороже сиюминутного удовольствия, хотя мысль интригующая. Извинишь меня? – Я поставил ногу на подоконник, намереваясь выпрыгнуть на улицу, благо внизу всё равно никого не было. 

– Пойдёшь повоешь на Луну от тоски? 

– Иди к чёрту. 

– Не перебуди город.

Я мягко опустился на брусчатку, не спеша оглянулся по сторонам, прежде чем тенью направиться по спящим улицам. Ночь укрыла город чернильно-чёрной шалью, холодным мраком заползла в подворотни, звенящей тишиной опустилась на пустынные скверы. Ни звука вокруг. Блаженный покой. Жаль, что я не ощущал такой безмятежности в собственной душе и мыслях. Не тревога, а сладкое предвкушение заставляло нервы натягиваться, как тетиву у лука. Почти до звона. Я чуть тряхнул головой, отгоняя наваждение, туманом застилавшее разум. Если уж быть до конца честным, то моя прогулка была немногим лучше, чем время, которое я мог бы провести в своих покоях, но здесь, вдали от стен замка, казалось, даже дышалось легче. 
Время текло в Вольтерре медленно, вышагивая, как старая матрона; оно так же неторопливо касалось современностью её старых камней, помнящих не одну эпоху и не один век. Яркие вывески выглядели неуместно и вульгарно, словно раковая опухоль на нежно-розовой плоти. Я свернул в пустынный переулок, вступая в мрачный сквер, где деревья только-только обрядились в легчайшую зелёную дымку. Пальцы ласково коснулись одного из первых весенних цветков, нежные белые лепестки которого сомкнулись на ночь. Роса едва заметно искрилась в лунном свете, переливаясь алмазной крошкой. Шёпот воды в фонтане вселял в меня умиротворение. Зыбкая иллюзия одиночества была разрешена в одно мгновение ничтожным человеческим существом, в спешке проследовавшим через сквер. Похоже, щуплая девушка. Я поднял бровь – вид у неё казался жалким, в бесформенной одежде с трудом можно было различить женскую фигуру. Я отвернулся. Рука сжалась, раздавив цветок. Всего за секунду, за один удар живого сердца всё изменилось, встав с ног на голову – развеялась внешняя иллюзия, рассыпавшись прахом, словно у невидимого фокусника из ниоткуда в руках появился трепещущий голубь.    

Легчайший ветерок донёс до меня запах незнакомки, смеясь и дразня, бросил его мне в лицо. Полы моего плаща взметнулись, когда я резко развернулся, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, пробуя его на вкус кончиком языка. Симфония аромата была совершенной, странно-человеческой, но при этом неземной. Яркие ноты играли сотнями граней, сотканных, казалось, из свежести облаков и сладости греха, а сердцем был дикий, терпкий мёд. Осознание главного пришло спустя несколько мгновений блаженного слушания – люди так не пахнут. И она не пела для меня, иначе бы её судьба была уже предрешена за первые несколько секунд. Девушка остановилась, словно почувствовав мой взгляд; на голову её был накинут капюшон, но всё же я видел аккуратный подбородок и чуть приоткрытые нежно-розовые губы. Белую кожу не тронули даже намёком на загар жаркие лучи. Жажда не царапала моё горло, но звериный инстинкт, древний как сам мир, требовал немедленной кровавой расправы. Всего лишь человек? Сердце её билось, и стук его становился всё быстрее вслед за учащающимся дыханием. Она определённо боялась. Почувствовала моё присутствие? Любопытство снедало меня, и я сделал осторожный шаг из тени дерева, бросив скомканный цветок на землю. 
Девушка обернулась и судорожно вздохнула, каким-то чудом различив меня в ночном мраке. Но стоило ли этому удивляться? Я улыбнулся, чувствуя себя охотником, перед которым замерла лесная лань, вот-вот готовая умчаться прочь от одного лишь неосторожного звука. Азарт завладел мной, будоража нервы в ожидании броска. Её запах тревожил меня – я не встречал такого, он был слишком приятен и нежен, но не был способен разбудить зверя во мне. Незнакомка вытянулась в струнку, оглядываясь по сторонам; я скопировал её движения, тоже высматривая случайных прохожих, и мягко, словно лесной птице, улыбнулся ей. Она вздрогнула и вновь перевела взгляд на меня – я кожей ощущал его на себе. Изучала, раздумывала… Ещё один шаг вперёд. Больше я не смог сдвинуться с места. Лёгкость, почти блаженство охватило тело, оставляя в мыслях пустоту и дурман; ощущение, будто кто-то дразня водит пуховым пером по коже. Я отстранённо наблюдал, как девушка медленно отступала назад, затем развернулась и стремительно направилась прочь. Она сделала свой не совсем осторожный ход, предлагая мне поиграть в салочки. Усилием воли я сбросил с себя непривычное оцепенение и неспешно последовал за ней, гадая, к чему приведёт эта неожиданная встреча. Охрана не заметила её, приняв за человека, но мне, как всегда, повезло больше – удача одарила меня ласковой улыбкой. Кто же ты, таинственная гостья? Чьих ты кровей? И в чём причина такого визита, который достоин вора?  

Я бы мог догнать её, но предпочёл сохранять дистанцию в пару шагов; она была почти на расстоянии вытянутой руки. Девушка сжалась и, наверное, только глупая гордость не позволяла ей побежать. Я чувствовал её страх на кончике языка, он будоражил мои чувства – та пьянящая власть сильного над слабым. Мы оба понимали, что стоит ей сорваться с места в попытке спастись, и игра будет закончена. Как сокол, настигая голубя, запускает в его плоть острые когти, так и я, играючи, растерзаю её до определённой меры. 

– Вольтерра прекрасна весной, не находите? – голос мой был тих и дружелюбен, но сердце незнакомки забилось, как у перепуганной горлицы. Я коротко рассмеялся. – Проявите милосердие, мне так хочется услышать ваш голос. Или вы немая? 

Гулкое эхо наших шагов, теряющееся в пустых улицах, было мне ответом. Упрямая. Меня забавляла сложившаяся ситуация, я намеренно тянул время, отодвигая решение несложной задачки. Я прибавил шаг и поравнялся с девушкой, мгновенно шарахнувшейся в сторону, точно от чёрта, выскочившего от табакерки. 

– Возможно, гостья желает лучше узнать город? Я буду польщён, если вы предоставите мне возможность провести небольшую экскурсию. – Незнакомка совсем по-кошачьи фыркнула, сморщив маленький носик. – Вон там, – я неопределённо махнул в сторону, – чудесный парк и пруд, чуть дальше по этой улице, если свернуть направо – можно выйти к римскому театру, а возможно, вас заинтересует площадь, здание городского совета и замок? 

Услышав про замок, девушка споткнулась и едва не упала; я не стал медлить и галантно помог ей, придержав за руку. По-человечески тёплая, но не горячая. Она дёрнулась, точно обожглась и прижалась спиной к стене, должно быть, желая раствориться в каменной кладке. Я чуть нагнулся, стараясь заглянуть под капюшон. Она была достаточно высока для женщины, но при этом ужасно худа – одежда висела на ней, как на вешалке. Я заметил, что незнакомка мелко дрожала. 

– Вы составите мне компанию, не так ли? – сталь, прозвучавшая в моём голосе, ясно давала ей понять, что это не просьба, а приказ, от которого нельзя отказываться. Чуть позже она ответит на все мои вопросы – я знал это, предвкушая новое знакомство, начавшееся так интригующе. Полукровка? Но я не мог уловить в её запахе хотя бы одну холодную ноту.

В ответ она беззвучно замотала головой и выскользнула, спеша уйти. Но куда? Я притворно тяжело вздохнул и вновь пошёл за ней. Движения её были скованные, угловатые, ей не доставало грации, присущей пьющим кровь; при этом она казалась удивительно лёгкой, почти эфемерной. Я вновь поравнялся с ней.

– Вам не жарко ли? – Моя рука потянулась к капюшону, намереваясь снять его, но девушка юркнула в ближайший переулок. – Вы тепло одеты для юга. Или это старая привычка? 

Она поёжилась, на миг обхватив себя руками, затянутыми в перчатки, и прибавила шага. Моё ли прикосновение было для неё холодным? Или причина во льде, сковавшем душу? Безмолвная Русалочка из детской сказки хранила за тишиной свои тайны. Невольное возникшее сравнение вызвало улыбку. Ни одного открытого участка тела я не видел, девушка словно пыталась спрятаться от всех, стать незаметной. Я признался себе, что подойди она с подветренной стороны, то мне бы не было до неё никакого дела. Осталась бы всего лишь человеком… 

– Вы не отличаетесь разговорчивостью, – произнёс я после небольшой паузы, на что незнакомка хмыкнула, вновь свернув. – Неужели моя компания настолько плоха?

Она пожала плечами, ссутулившись. Мы во второй раз проходили через одно и то же место; с её губ сорвался разочарованный вздох, как только незнакомка поняла, что ходит кругами. 

– Если бы вы удостоили меня хотя бы одним словом, я смог бы проводить вас, но вы предпочитаете упорно хранить молчание, – мой голос был полон разочарования. Она не проронила ни звука, упрямо опустив голову и вздрагивая от малейшего моего движения. Небо на востоке едва заметно посветлело, окрашиваясь в жаркий багрянец; последние звёзды гасли, только бледная Луна не спешила покидать своего места. 

– Скоро рассвет, – сладко проговорил я. – Вы же окажете мне честь и позволите проявить гостеприимство? 
Ещё один судорожный вздох. Но больше меня веселило то, что она сжала руки в кулаки, точно хотела дать сдачи в случае моего неосторожного шага. Страх иногда толкает на отчаянные поступки, и воробей может решиться распушить перья перед котом, который может прихлопнуть глупую птаху несильным ударом лапы. 

– Нам в другую сторону, – голосом мягким, как шёлк, произнёс я, осторожно беря девушку под локоток. Она выдернула руку и отступила назад, затем нырнула в очередной переулок. Незнакомка сама себя загнала в мышеловку, заканчивая нашу недолгую прогулку. 

– Там тупик, – скучающе сказал я, прислонившись спиной к стене. Её сердце забилось так быстро, что грозило, наверное, вырваться из груди. – Разве я чем-то обидел вас? Мне не понять причин вашего упрямства. – Я смахнул невидимую глазу пылинку с плеча, не спеша появляться перед ней. – Кажется, вам всё же придётся последовать за мной. – Я слышал, как она топнула ножкой, явно не соглашаясь с таким раскладом. Словно непослушный ребёнок, не получивший конфетки… Девушка металась по переулку, как лесная птица, попавшая на мансарду, и не знающая, где искать выхода; я ощущал её отчаянье практически на кончике языка. Сухой всхлип? Дыхание её сорвалось. – Синьорине ведь нечего опасаться и нечего скрывать? И у неё нет крыльев, чтобы оставить бедного стража с нерешённой загадкой.

Шаги стихли, а её запах едва заметно изменился – страха в нём не осталось. Я удивлённо приподнял бровь, прислушиваясь к странному шелесту, сменившемуся треском ткани, и медленно вышел из-за угла.

Это было сродни удару под дых. Голубка появилась в руках фокусника, чтобы вновь исчезнуть в складках его мантии. Всё так просто, только нет ответа. Я чувствовал себя донельзя глупо, рассматривая каменную стенку, мусорные баки и пыль на земле. Девушки здесь не оказалось, о её былом присутствии намекал только медовый запах, окутавший меня плотным облаком. Золотая лента её аромата обрывалась, исчезая в пустоте, словно она шагнула в никуда, растворившись в пространстве подобно ночной тени под первыми солнечными лучами; отголосок её сознания, замороженного практически животным страхом, я ощутил намного дальше. Я сначала задрал голову вверх, затем склонил её набок, пытаясь осознать, как ей удалось за доли секунды не просто исчезнуть, а оказаться совершенно в другом месте. Всколыхнувшаяся злость уступила пробудившемуся азарту, завладевшему всем моим существом. Мне предоставлялась возможность выйти на охоту, размять кости и разогнать тоску. Незнакомка сама того не зная предлагала мне сыграть в увлекательную игру, я не мог отказать себе в удовольствии поймать её в силки. Она оказалась далеко не так проста, как мне представлялось. Я улыбнулся – тем интереснее для меня и хуже для неё.  

Первые апельсиновые лучи восходящего Солнца прорезали ночной мрак, разрывая густую темноту многочисленных переулков, и раскрашивали серость зыбких предрассветных сумерек яркими сочными красками. Ночным теням полагалось спрятаться во мраке, ожидая следующих сумерек. Мой взгляд скользнул по земле – там, в пыли, ослепительной белизной сверкало лёгкое, как облако перо. Оно благоухало моей таинственной гостьей, а на его фоне моя бледная кожа казалась серой и болезненной. Недоумение смешало мои мысли. Я предложил ей отрастить крылья, она бросила будто в насмешку мягкий пух. Что ж не в моих правилах было оставлять загадки неразгаданными. Сбежав, незнакомка лишь отсрочила неизбежное. Охота началась. 

…Азарт заставлял нервы натягиваться в предвкушении грядущего вечера, разливаясь сладкой истомой по холодным венам. Моя добыча была всё ещё в городе – я ощущал нить её сознания, но не мог точно сказать, где же она нашла укрытие. Блуждающий огонёк, мелькающий то тут, то там. Словно саваном, холодным, как могила, её скрывали от меня, не давая выследить в серой толпе. Но тревожило ли это мой покой? Я не был привычен полностью полагаться на свой дар, зная сотни других способов найти её, да и такая невидимость казалась интригующей – мне нравились импровизации, они добавляли чувствам остроты, создавая иллюзию реальной погони, когда всё зависит от его величества случая и мастерства охотника. Девушка не спешила спасаться бегством, что-то держало её в Вольтерре. Я чуть прищурился. Возможно, это объяснялось храбростью, граничащей с глупостью, или излишней самоуверенностью, но с таким же успехом могло быть незнанием и наивностью. Кем же она была? Пёрышко мягко искрилось в солнечном свете – белое-белое, как снег на горных вершинах. Я коснулся его пальцем – ничего более нежного мне трогать не приходилось. Зверь, попавшийся в мои силки, был редкостной диковинкой. 

Я чувствовал её страх – в скованных движениях, в сбившемся дыхании, в изменившемся запахе и стуке живого сердца. Если быть до конца откровенным, я обязан был поставить остальную охрану и Древнейших в известность о гостье, но подобное в мои планы не входило. Она принадлежала мне, так пусть будет в моём распоряжении некоторое время. В конце концов, ей удалось разогнать мою скуку, заинтриговать и сбежать, не оставив следов. Разве я не имел права растянуть удовольствие? Солнце на миг скрылось за тучным облаком, неторопливо перебирающимся по высокому весеннему небу. Стоило ли мне пойти за ней уже сейчас? Город был оплетён паутиной подземных ходов, даже при свете дня я мог бы спокойно проследить за ней, но предпочёл дать девушке почувствовать себя в мнимой безопасности. Тем интереснее станет наша вторая встреча. Мои губы дрогнули в улыбке – я не хотел, чтобы незнакомка упала в обморок, увидев меня ещё раз. 

Дар подсказывал мне, что девушка не бродила по Вольтерре, подолгу оставаясь на одном месте. Сейчас я ощущал отголосок её сознания где-то на севере. Я замер, прислушиваясь к собственным чувствам – глухая скорбь владела ей, столь сильная, что мне не составляло труда уловить её. Определение эмоций через чужой разум давалось мне тяжело, если они не были достаточно яркими, да и эта грань моего таланта меня не очень интересовала. Обычно я ощущал лишь страх и тревогу своих жертв, иногда – тихую радость, когда они ещё пребывали в блаженном неведении о вынесенном приговоре, но чаще всего калейдоскоп был слишком обширен, чтобы можно было выделить из него отдельные нити. А моя незнакомка словно кого-то оплакивала… Чем я больше думал об этом, тем более странной мне казалась сложившаяся ситуация. А в руке, как в насмешку, точно деталь какой-то причудливой головоломки, покоилось перо. 

Я находил особую прелесть в ожидании, чувствуя терпкую сладость предвкушения. Вряд ли загнать испуганную лань было чем-то уж очень интересным, но я слишком долго сидел в четырёх стенах. Победа будет лёгкой, а погоня недолгой. Я вздохнул, следя за тем, как диск солнца медленно путешествует по небосклону, а тени удлиняются, выползая из переулков. Медленно, почти нехотя, сгущались сумерки, и догорающий день неторопливо уступал долгожданной прохладе ночи. Вольтерра жаждала манящей свежести темноты. Мрак накрывал город невесомой дымкой тумана, словно легчайшей шифоновой шалью. Краски становились мягче, сглаживались очертания, город казался навеки застывшим в средневековье, лишь опухоли неоновой рекламы портили этот вид. Я вышел, как только исчез последний золотистый лучик, и мягко ступая направился на север. 

Улицы ещё были шумны; люди беспокойно сновали, наполняя воздух невообразимым гомоном. Там, куда шёл я, оказалось намного спокойнее и тише. Почти пригород с его неспешным, ленивым течением жизни; когда-то здесь теснились лачуги и хибары, от которых уж не осталось и следа. Но я помнил. И, конечно же, стало куда чище, а на бульваре не осталось самого добротного здания – борделя. Хотя, возможно, это был дом священника. Разницы нет. Никакой. Взгляд лениво скользил по припаркованным машинам, яркому свету, льющемуся из окон, и пресным лицам вокруг; из подворотни выскользнула облезлая кошка, но тут же скрылась, гневно шипя. Я пожал плечами – животные нас не любили, ощущая опасность, а человек зачастую был глуп, не веря своим инстинктам. Наверное, даже до последнего удара своего сердца. 

Обоняние улавливало тысячи и тысячи запахов – самых разных, отвратительных и прекрасных, заставлявших горло вспыхивать от жажды и противных до омерзения. Я чуял пьющих кровь, проходивших здесь вчера и сегодня, но они мало меня интересовали. Моя незнакомка была близко – дар теперь стал бесполезен, когда я начал бродить по тем же местам, что и она. До её тоски и скорби мне не было дела. Но золотая нить в сером полотне постоянно терялась, след обрывался, не начинаясь. Действительно, блуждающий, потерянный огонёк. Я невольно задался вопросом: видел ли девушку кто-нибудь из охраны, патрулировавшей город? Она откровенно пряталась. Заметили ли её? И почему не придали значения? Хотя вряд ли в жарком мареве можно было уловить терпкий мёд её аромата, а люди нынче и вовсе стали очень странными… 

Неприметная чёрная машина была припаркована в одном из безлюдных переулков. Под дворником служитель закона уже успел оставить штраф за стоянку в неположенном месте. На боку красовались длинные царапины, одна фара треснула; номера говорили о том, что автомобиль прибыл из Монако. Я бы прошёл мимо, улыбнувшись неуклюжести водителя, если б не запах, который просачивался из салона. Рука легла на капот, уже успевший почти остыть. Мне оставалось бросить монетку на удачу. И она не оставила своего любимца. 

Я ждал не долго, притаившись в тени и прекрасно просматривая всю улицу целиком. Меня не могли видеть – я же следил за каждым движением любого живого существа, появлявшегося в поле зрения. К штрафу на машине прибавился ещё один. Время перевалило далеко за полночь, и всё вокруг совсем опустело. Город медленно погружался в сон, устав от дневной суеты и бестолково снующих людей. Безмолвные огни фонарей казались одинокими в наступающей темноте, призрачный туман был подобен золотому шифону в их болезненном свете. Ожидание никогда не раздражало меня, жизнь давно научила терпению, но сейчас мне отчего-то не хотелось оставаться на месте. Я уже почти решился уйти, когда тощая фигурка девушки появилась в конце улицы. Ссутулившись, она боязливо оглядывалась по сторонам. Я отступил в тень и исчез в переулке. Незнакомка остановилась, весь её облик выражал нерешительность. Она походила на лесную лань, почуявшую западню, а я же ощущал себя охотником, накладывающим стрелу на тетиву. Клянусь, она чувствовала, что за ней следят. Девушка отступила на шаг назад, точно собиралась броситься наутёк, и замерла, вытянувшись в струнку; я неслышно уходил всё дальше и дальше от неё. Она осмотрела улицу и, видимо, успокоенная моим отдалением, подошла к машине. Сигнализация пискнула, нарушив тишину.

Незнакомка положила руки на капот, часто дыша и дрожа всем телом; капюшон упал с её головы. Волосы были черны, как крыло ворона, и сейчас растрёпаны, походя на птичье гнездо; густые и длинные, они достигали почти самой талии. Неудивительно, что причёска её оказалась далека от идеала. С отвращением и, как мне показалось, почти ненавистью девушка стянула перчатки. Бесшумный, словно тень, я подошёл к ней со спины так близко, что ощущал её живое тепло. Она была немного иначе одета – не так свободно, как прошлым вечером, и я лишь подивился её тонкокостности. 

________________
* название главы относится к высказыванию Абеля Дюфрена "Скука - болезнь счастливых" 





           
            Дата: 21.06.2013 | Автор: Розовый_динозаврик




Всего комментариев: 3


1 Эске   (09.05.2015 08:35) [Материал]
"Пошла прочь, – апатично сказал я, глядя на падающую звезду. Загадать желание? Я улыбнулся самыми уголками губ. Мысль мелькнула, погаснув так же, как и яркая вспышка на небосклоне".

На этом моменте мне почему-то подумалось, что Деметрий успел бросить в вечность желание разогнать скуку. И Вечность послушно отозвалась))




2 Margo_bells   (09.05.2015 08:58) [Материал]
Отличная мысль!
Только я не помню такого момента... Надо всё с начала перечитать




+2  
Вечность действительно отозвалась))) Буквально))) 
Бойся своих желаний - они могут исполницо )))




Оставить комментарий:


Последние комментарии:

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
О! Люди!!!

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
Понятн, удачи тебе с защитой!  happy Порви там всех))) *в хорошем смысле*))

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
Я пока ушла в написание ВКР, поэтому практически не пишу ничего другого. Как только защищусь, так и вернусь, к лету или летом. Вынужденно, очень много времени жрёт диплом, подготовка к нему и ГОСам (

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
*откашливается* Понимаю, что спрашивать не очень прилично, но соскучилась по героям ужасно-ужасно!.. *осторожненько* а когда хотя бы примерно?..  happy

Майкл Шин в официальном трейлере сериала "Masters of Sex"
Жаль, что сериал не продлили, там еще можно было много показать интересного. (так тихо здесь... unsure )

Предыдущие комменты...
Обновления в фанфиках:

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия Глава 13.2 (6)
Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия Глава 13.1 (0)
Любовь вампира Глава 17 (0)
Любовь вампира Глава 16 (0)
Любовь вампира Глава 15 (0)
Любовь вампира Глава 14 (0)
Огонь и Лёд Глава 44 (0)
Огонь и Лёд Глава 43 (0)
Огонь и Лёд Глава 42 (0)


Лучшие комментаторы:

  • Розовый_динозаврик (2453)
  • Эске (1555)
  • Кристалик (1553)
  • Lis@ (1547)
  • Jewel (1297)
  • Orpheus (1109)
  • Anabel (922)
  • ElieAngst (832)
  • ВИКТОРИЯ_ВОЛЬТУРИ (799)
  • BeautifulElfy (757)


  • Copyright Волтуримания © 2010-2024

    Сделать бесплатный сайт с uCoz



    Фото галерея





    На форуме сейчас обсуждают:


  • Болталка vol.2
  • Ад для двоих
  • Кино
  • Вампиры в искусстве
  • "Сверхестественное"


  • Мини-чат


    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0

    Сейчас на сайте:


    Реклама фанфиков

    Пейринг: Аро/НЖП
    Она загадывала свои загадки, и смерть ждала всякого, кто осмеливался бросить ей вызов. Так длилось до тех пор, пока они не встретились: сам сатана свел вместе два своих исчадья. Он взял ее с собой во тьму, и там блуждали они до скончания времен.

    Добавить рекламу