Меню сайта


Фанфикшн


Медиа



Творчество


Актёры



Поиск по сайту




Статистика:



Дружественные
проекты


Twilight Diaries - Сумеречные Дневники: неканоничные пейринги саги Стефани Майер в нашем творчестве





Главная » Фанфики
[ Добавить главу ]




Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия




Глава 7.1

Правила маскарада


Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной.

Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть греховных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил.

Все, что вражду питало бы в другом,
Питает нежность у меня в груди.
Люблю я то, что все клянут кругом,
Но ты меня со всеми не суди.

Особенной любви достоин тот,
Кто недостойной душу отдает.
Уильям Шекспир, сонет 159


(POV Линнет)


Глубокий вдох. Я поставила чашечку с кофе на подоконник, устремив свой бесцельный взгляд на площадь внизу. Жара стояла такая, что там практически никого не было; невыносимо душно, пальцы сами собой расстегнули две верхние пуговицы на блузке. От раскалённых крыш домов и мостовых поднималось марево; сухой, расплавленный воздух обжигал глотку. Даже соленый запах моря, принесённый ветром, не имел сил разогнать духоту. Часы на башне показывали чуть больше полудня. В высоком бирюзовом небе ни облачка, лишь только беспощадное солнце продолжало греть город своими безжалостными лучами.

До самого пика зноя ещё пару часов.

Прикрыла глаза.

Я не понимала, как люди здесь живут, хоть и была бессмертной – мне, наверное, вовсе не полагалось испытывать дискомфорта; в конце концов, твердыня Ардиса [1], первой обители моего рода, располагалась среди пустыни. Не жаловалась, но была раздосадована – все другие, бессмертные и смертные, переносили здешний климат на удивление хорошо. Меня же не спасал даже кондиционер.

Весна прошла незаметно, словно мимолётное видение на грани сна, уступив свою власть всего за несколько недель лету и напоминая о себе лишь редкими грозами. Я любила Мюнхен за дожди, которые иногда, то морося, то шумно ударяя крупными каплями по крышам, шли сутками – мы с Генри, любившие гулять именно в такую дрянную погоду, вымокали до нитки, но не переживали из-за этого. Я любила родной город за его серое небо, затянутое ватными облаками – точь-в-точь брюхо дракона, который никак не мог удобно свернуться кольцами; за его вечный шум – тишина казалась чем-то неестественным, неправильным; за его горький воздух, пропахший бензином, хотя, конечно, любой мегаполис имеет такое же маслянисто-вязкое амбре. И мне было тоскливо здесь, в солнечной Вольтерре, с её узкими улочками, громоздкими домами, с её удивительным духом древности; совершенно другой мир, такой возвышенно-утончённый, вовсе не манил меня. Я скучала, пожалуй, даже по клетке особняка в Париже. У меня никогда не было места, которое я могла бы назвать домом, но там, в ярком Мюнхене, мне было уютно. Обезличенная жизнь человека не вызывала отторжения; бессмертие придавливало к земле не хуже гранитной плиты. Там остался мой друг, который никогда не узнает меня – наверное, ему удалось воплотить свои мечты; я совсем не хотела думать о том, чем на самом деле мог обернуться его внезапный побег. Помнит ли меня? Генри даже не попрощался… И как же больно было сознавать, что у меня ничего не осталось, кроме, пожалуй, имени. Лишь пепел… а сил стать фениксом и возродиться, собрав себя из осколков, уже нет. Я поставлена на черту выживания, где каждый мой неосторожный шаг может стать последним. Да и кто я? Что со мной стало? Я ведь, чёрт возьми, двадцатилетняя девчонка, только вот души тех, кого я погубила, замыли это ощущение. Меня не покидало чувство того, что я слишком долго живу на этом свете. Я теряла себя. Не мои знания, не мои мысли, не мой опыт. И привыкнуть к этому было слишком сложно. Морозная дрожь. А вдруг и вовсе невозможно?..

Никто не отменял эмоций и ощущений, обострившихся из-за близкой опасности; переживания опутали стальной паутиной, душили противоречиями. Я не оправдывала себя и понимала, насколько неправильны с точки зрения перворождённой мои чувства, но совсем не считала их таковыми. Деметрий, конечно, не являлся хорошим человеком, но испытывать к нему столь глубокую привязанность не казалось мне неверным. Я ведь не пыталась быть с ним и не рисковала его головой, а наблюдать украдкой никто не запрещал. Этого было достаточно.

– Линнет, ты очень бледна сегодня. – Я повернула голову на голос и взглянула на Дженну, которая, в свою очередь, с тревогой смотрела на меня. Она мне нравилась, и я была ей благодарна – девушка не избегала меня и не боялась, впрочем, отличаясь почти полным бесстрашием, которому могли позавидовать прочие смертные обитатели замка. Истинная уроженка Италии, она отличалась её солнечной, знойной красотой, не подходящей ни под один европейский стандарт. Чёрные, как смоль, волнистые волосы сейчас были собраны в высокий хвост, придававший строгости всему облику молодой женщины. Держалась она с поистине королевским достоинством. Не было у неё ни правильных черт шведки, ни изысканной тонкости француженки. Её роскошь – это самоощущение, оно отражалось в зелёных, точно ревень, глазах. Имелось ли во мне что-нибудь похожее? Кровь, что текла в моих жилах, была такой же горячей, под стать этой солнечной земле, но выросла я в другом мире, и, должно быть, ни воспитание, ни жизнь не позволили ей проявить себя.

Приходилось с прискорбием принять – мне недоставало темперамента.

– Всё в порядке, я, кажется, плохо переношу такую жару, – губы растянулись в улыбке. Признаваться ей в слабости не было унизительным.

Дженна усмехнулась и пояснила:
– Ещё не жарко, Линнет.
Выражение моего лица заставило девушку рассмеяться.

Ложь легко сорвалась с языка – я научилась неплохо врать за те недели, что провела здесь. С каждым разом это было всё легче и легче, но избавляло от желания после вымыть рот. Едва ли причина моего плохого самочувствия была в отвратительной, на мой взгляд, погоде. Дар подтачивал меня изнутри, обжигая душу пламенем и вытягивая силы из тела; странная лихорадка, какая-то неясная болезнь – я совершенно не представляла, что со мной творится. Страх вгрызался в кости. Вчерашней ночью ко мне услужливой служанкой пришла позабытая боль. Несколько очень долгих часов в мучительных попытках не завыть и не измениться – сдержать свою сущность слишком сложно и почти невозможно… Удача оказалась на моей стороне – меня никто не увидел, а поблекшие белые перья можно сжечь. И я впервые ощутила то, что свело с ума десятки моих предшественников, но важнее – поняла причины. Пожилая женщина, что умерла в паре кварталов за замком, ушла легко, тихо, так же как и прожила свою жизнь; я видела её – душа смертной, кристально-чистая, такая прекрасная, какими бывают только души, потянулась к моему свету, дрожа свечкой на ветру. Эмоции, излучаемые ей, обволакивали, дурманя голову – возникшая связь была слишком прочной, и я не знала, чем можно перерезать эту нить. Потом я ощутила, как она достигла грани, финальной черты, и тот холод, что сковал её при этом – он-то и разлучил меня с ней. Живым не место в мире мёртвых. Нервы натянулись струнами арфы. Впервые с момента перерождения я увидела неприкаянных – их присутствие подавляло меня; я даже им была чужой – тени взирали на меня, знали, что я их вижу, но не подходили близко, боясь обжечься о славу. Здесь, в вампирском замке, где каждый камень был омыт кровью, потерянных душ было бессчётное количество. Бледные оттиски прошлой жизни не излучали ненависти, скорее даже радовались мне, но страшились меня не менее сильно, чем я их. Не было и ярости, но их близость приводила в ужас. Не надо ждать собственной кончины – я уже оказалась в могиле. Я для них словно яркий огонёк для мотыльков, к которому неудержимо тянет и чей свет грозит болью; они быстро осмелели, приблизившись ко мне и не отходя, пока слава не померкла, а моё тело вновь стало бескрылым. Леденящие кровь прикосновения… Кружка чуть не выпала из моих рук. Сейчас их не было, они так же стремительно исчезли, как и появились – в никуда из ниоткуда, только я не могла не понимать, что для меня время начало обратный отсчёт. Начало конца. И лишь один вопрос не давал покоя, заставляя страх по капле вливать яд в мои мысли, медленно отравляя их. Одно слово.

Сколько?..

Живым не место в мире мёртвых, но мёртвые больше не считали меня живой.

– Мне кажется странным, что ты не любишь солнца, – улыбнулась Дженна, и от этого у неё на щеках появились очаровательные ямочки. – В тебе не чувствуется холода, наверное, поэтому он тебе нравится больше. Противоположности притягиваются.

– Иногда это чревато большими проблемами, – в моём голосе не звучало эмоций, он был таким же сухим, как ветер за окном. Девушка вскинула бровь, явно ожидая дальнейших объяснений, но я лишь покачала головой.

– Ты мне казалась более романтичной, – поморщилась Дженна, – во всяком случае, ты выглядишь достаточно романтичной особой.

– Однако я твёрдо знаю, что счастливые концы бывают только в сказках, – широкая улыбка.
– Хотя я всё же сужу, не зная – тебе, наверное, можно выбирать, кем быть.
– Даже люди не всегда могут быть людьми – что говорить о бессмертных?

Девушка бросила на меня любопытный взгляд – ах, какие неправильные мысли я высказала! – и вновь стала перебирать бумаги на своём столе. На её лице появилось сосредоточенное выражение, как у учительницы, проверяющей работы, и она быстро напечатала что-то на клавиатуре. Дженне было двадцать пять или двадцать семь – на вопрос о возрасте, как и полагается истинной женщине, она не отвечала прямо; в замок к пьющим кровь девушка пришла сама, проявив необычайную прозорливость и не побоявшись высказать свои предположения Феликсу. Её смелость опасно граничила с глупостью, но удача была с ней – встретившегося на пути смертной вампира такое безрассудство только позабавило.

Мужчины, а пьющие кровь в частности – престранные, непонятные существа.

– Я должна помогать тебе, но, по-моему, только доставляю лишние неудобства, – произнесла я с искренним сожалением. Я делала не так уж и много, да и Дженна, к которой меня приставили, часто отсылала меня прочь под разными благовидными предлогами; чувствовать себя бесполезной было весьма унизительно, а ещё больше удручало осознание недостаточности собственных знаний. Я ведь даже не успела закончить школу.

– Мне приятна твоя компания, да и пользы от тебя уже больше, чем в начале. Ты быстро учишься, – улыбнулась она, подняв на меня взгляд. Честно. – Обычно простых смертных здесь принято игнорировать.
– Моё поведение – дурной тон?

– Определённо, и я удивлена твоим вниманием. Честно сказать, ты пугаешь других людей, и ты сама прекрасно это видишь. До общества человека здесь опускаются только…

–…когда кто-то голоден. – В её глазах мелькнул отголосок не страха, но упрямства. Она очень хотела стать бессмертной и сама узнать, каково это – убивать безнаказанно, живя бесконечно долго. Я не бралась её судить – на любой поступок имелись свои причины; в конце концов, в основе мог лежать даже самый глубокий страх – страх смерти. – Я всего лишь стараюсь быть вежливой и учтивой, – весело сказала я, отпив кофе и отвернувшись к окну.

– Наверное, мне хочется тебе верить… – Дженна замялась, аккуратно подбирая следующие слова, – только это… словом…

– Не совсем правильное и разумное поведение для бессмертной, но правильное для тебя. Мы не привязываемся к тому, чей путь легко может оборваться, если не можем забрать человека с собой, – моего слуха коснулся низкий, тягучий, словно мёд, голос. Мне не было нужды оборачиваться, чтобы узнать его владельца; я позволила себе лишь мысленно вздохнуть.

– Видимо, мне стоит ждать новых лекций на тему «Как следует вести себя соответственно своему положению»? – я попыталась скрыть улыбку. Всё же меня так часто дразнили, так почему я не имела права ответить тем же?
– Не вижу в этом смысла. Во всяком случае, пока, – холодно, даже церемонно произнёс Деметрий. – Но, признаться, меня не удивляет твоя любовь к сомнительным знакомствам. И таким же сомнительным друзьям. Смертные или нет – не имеет для тебя значения.

– Кажется, я и с тобой познакомилась при странных обстоятельствах, – в тон ему ответила я, поспешив поставить чашку с кофе на подоконник, так как она стала ударяться о блюдце. У меня задрожали руки – Деметрий одним своим появлением выбивал из привычной колеи. Я сознательно пыталась не думать, уговаривала себя, ведь всё происходящее – правильно, но отчего же мне тогда больно? Вежливо-холодные отношения. Несколько ничего незначащих фраз при встрече, сказанных учтиво и любезно. Вот и всё, что я могла себе позволить. Всё, что мог позволить себе он. Но попробовав, совсем чуть-чуть пригубив запретных чувств, я мучительно хотела большего. Только мне уже не в первый раз приходилось мечтать о неосуществимом. Недосягаемом, словно свет далёкой звезды. Я должна была радоваться, что интерес мужчины значительно подостыл, но почему-то совсем не получалось. Мне просто нравилось быть рядом с ним; не тяготило даже молчание, в которое он часто погружался, отрешаясь от окружающего мира.

Деметрий пах счастьем.

Я ругала себя за глупые мысли, однако словно школьница не спала ночами и мечтала, мечтала… К своей чести, хотя бы не ревела. Ну почти. Я отдавала отчёт – это не тот случай, когда судьба сможет улыбнуться. Нас разделяло слишком многое – даже свет солнца, на который я могла выйти не таясь, а ему приходилось держаться в тени. Что уж говорить о суровых законах, старше самых древних бессмертных, требующих за подобное хотя бы одну жертву на алтарь? В последний же раз, задолго до рождения Деметрия, когда Ардис лишь начали восстанавливать из тысячелетних руин, убили обоих. О, наш род чтил традиции, пусть их истоки никто и не знал.

Мне было непонятно, как в таком огромном замке я постоянно сталкивалась с Деметрием, даже стараясь без надобности никуда не выходить – всё же он не единственный вампир в городе; мы виделись слишком часто, чтобы я могла обрести душевное равновесие. Возможно ли, и он продолжал искать встречи со мной? Мне хотелось так думать, только, скорее всего, это я следовала тенью за ним – присутствие его души среди всех прочих ощутить не так уж и сложно. Я уже касалась её, сплеталась с ней в самом тесном объятии – наверное, нечто подобное акшар должен испытывать при питье крови. Но можно ещё ближе… Мысли, как прикосновение к раскалённым углям. Не видеть его – слишком больно, видеть – ещё хуже, словно внутри меня кто-то раздирает когтями внутренности, с упоением наслаждаясь моей беспомощностью.

Я украдкой посмотрела на него. Деметрий тоже подошёл к окну, его непроницаемый взгляд был направлен на почти пустынную площадь внизу. Солнечные лучи, которым всё же удалось коснуться его, сверкали на коже россыпью горного хрусталя, переливаясь и искрясь радужными бликами; пьющий кровь был похож сейчас на падшего ангела в его ослепляющей славе, опаляющей все чувства простых смертных. Прекрасный и порочный. В глазах цвета крови, в самой глубине алого омута, была тоска, будто он о чём-то грустил, но совершенное лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Тончайшей работы маска. Но даже эта печаль – а, может, мне только казалось? – не могла умалить жесткости его взгляда. Так смотрят настоящие воины, привыкшие полагаться только на себя и не знающие жалости. Игроки, не ведавшие горького вкуса поражения.

Он говорил о проигрышах, но источал вокруг себя столь непоколебимую уверенность, что представить его поверженным было невозможно. Да и мне казалось это неправильным.

Деметрий был так близко! Так недосягаемо близко… Стоит только протянуть руку и можно коснуться ткани его плаща… Украдкой наблюдать за ним, чувствовать себя воришкой, которого вот-вот поймают с поличным – вполне достаточно. Знать, что Деметрий просто есть и вроде бы счастлив. Я позволила ему выиграть – он получил, что хотел, пусть и слышал от меня желаемое «нет». Из силков уже не выбраться. А я была слишком слабой, чтобы просто желать вырваться из отравленного дурмана собственных мыслей. Уголки его губ были приподняты в едва заметной улыбке, точно ищейка думал о чём-то приятном и известном лишь ему одному.

– Ты не походишь ни на кого, пташка, но так, наверное, и должно быть, – тихо произнёс он, словно эти слова не предназначались для моих ушей. – Иногда мне кажется, что твой отец был кем угодно, только не пьющим кровь, – улыбка его сделалась шире. Моё сердце пропустило пару ударов, и я вновь обхватила чашку вмиг озябшими ладонями. Его интуиция пугала меня, Деметрий чувствовал то, о чём я никогда не решусь ему рассказать; и видел это не один только он. Я не была наивной дурочкой, чтобы не понимать – разоблачение является лишь вопросом времени. – Или же твоя мать была совсем необычным человеком. Кровь решает слишком многое.

Маркус знает.

– Кровь решает всё, – как можно спокойнее проговорила я, но на языке были совсем другие слова. Они, отравленные чувством вины, обжигали, раскалённым добела металлом прикасаясь к коже. Кровь определяет меня. Мир рассыпался перед глазами, взорвавшись цветными пятнами. Я покачнулась, ощущая, как тело стало внезапно слабым – непривычная, неправильная реакция для меня новой. Последняя ядовитая капля в полную чашу – сдерживаться больше не было сил, хотелось выть от омерзения к самой себе, прекрасно понимая, что ждёт дальше. Я помнила сочувственно-виноватые взгляды брата и Натана – они оба смотрели на меня, как на обречённую, словно нечем уже было мне помочь. Если выживу… А жить хотелось назло всем и всему! Пальцы вцепились в подоконник, сильные руки властно обхватили меня за талию, удерживая от падения. Дыхание замерло где-то в груди, казалось, что воздух был смешан с острой стеклянной крошкой. Я позволила себе облокотиться на Деметрия, пытаясь устоять на ногах. Дженна привстала со своего места, наблюдая за мной. Наверное, мой вид действительно оставлял желать лучшего.

– Ты был в городе?
– Со вчерашнего вечера, – голос Деметрий звучал прямо над ухом, и нотки явного недовольства в нём заставили меня невольно улыбнуться.
– Даже ты тёплый, – с досадой, капризно. Короткий, лающий смешок в ответ. – Я в порядке.

– Я вижу. – Мужчина – слишком взрослый и слишком гордый – помедлил, не забыв скептически хмыкнуть, прежде чем отпустить меня. Он отступил на шаг, находясь всё ещё чересчур близко; мне было непозволительно уютно рядом с ним. Внезапная слабость никак не желала отпускать меня из липкого омута, будто напоминая о том, что я тоже совсем недавно была обыкновенным человеком; потом мой мир исказился, преломляясь как свет, проходящий сквозь хрустальную призму. Вспыхнул новыми яркими красками, подарил ощущение сказки, но отравил своей безысходностью.
Мне просто требовался хороший отдых и долгий сон, но спать в замке получалось плохо – если и не кошмары, то недоявь, пропитанная отчаяньем и беспокойством, мутные образы и бледные ужасы; я не представляла, как здесь находились люди, пусть наши страхи имели различную природу. Я не боялась ни смерти, ни бессмертных; меня страшили тени мёртвых.

– Я прекрасно себя чувствую. – Стараясь выглядеть как можно более невозмутимой, я осторожно отпила кофе из кружки. Обжигающе-горячий, отвратительный на вкус, слишком крепкий – вряд ли его можно было назвать вкусным. И едва ли он мне нравился. Но всё же этот противный напиток до ужаса напоминал то, что давали нам в приюте, поэтому мне он так полюбился. Как очередное напоминание о безвозвратно потерянном. Я с трудом подавила тяжёлый вздох.

– И давно ты не… ела? – до меня не сразу дошёл смысл, который вложил Дженна вложила в слова, нервно постукивая пальцами по столу – вполне естественный вопрос для пьющего кровь. Воздух сдавило в лёгких, кофе расцарапало горло; я закашлялась, ошеломлённо уставившись на мужчину и порадовавшись, что действительно ничего сегодня не ела.

– Для человека рискованно спрашивать столь открыто, – Деметрий лукаво улыбнулся, искорки веселья заплясали в его глазах. – Вдруг пташка решит, что именно ты больше всего устраиваешь её в качестве главного блюда? Я бы вполне одобрил такой выбор.

– Не знаю, принимать ли подобное за комплимент, – невозмутимо ответила Дженна, но всё же я услышала, как её сердце стало биться заметно быстрее. – Однако я заметила то же, что и вы – она не участвует в трапезах. – Я старалась не думать о выборе девушки и не искать в нём морали – она видела людей, которых, словно скот, вели на убой, однако, кажется, подобное её мало тревожило. Вообще отношения людей внутри замка можно было охарактеризовать словом «натянутые» – они видели друг в друге конкурентов. Не стоило даже говорить о тёплых связях между смертными и бессмертными – первые преклонялись перед вторыми, испытывая благоговейный трепет и глядя глазами, мерцавшими завистью, а вторые, в свою очередь, давно позабыли, что когда-то сами были слабы. Каждый занимал строго отведённую нишу. Я болталась где-то между теми и теми; полагаю, ни таланты, ни заслуги не позволили бы взлететь выше. Кровь определяла всё. Была в этом определённая ирония – у нас тоже существовал критерий «высокородности»; наверное, подобное разделение должно иметься и у оборотней. Разве не забавно – у бессмертных, столь отличных друг от друга по образу жизни, происхождению и даже пище, были похожие черты в поведении? Или мы все переняли это от людей?

– Твоя смелость опасно граничит с глупостью, – улыбка Деметрия сделалась елейной. Я справедливо считала ищейку самым сытым вампиром в замке – его глаза темнели гораздо медленнее, чем у других; он убивал в промежутках между... трапезами. Судорожно сглотнула. Во рту появился привкус желчи.

Вампиры себя так не ведут!

– Будь любезен, не пугай единственного человека, который считает, что я общаюсь с ней просто так.

– Хорошо, милая, но тогда я бы хотел услышать ответ на её вопрос, – примирительным тоном начал он. – Меня интересует, когда ты последний раз охотилась?

– Как ты себе это представляешь? – выпалила я и тут же прикусила язык. В конце концов, это был вполне нормальный вопрос для вампира, или для той, в ком предположительно текла холодная кровь. Мне несколько раз приходилось слышать, как хладные смаковали подробности своей охоты, и картины, нарисованные ими, приводили меня в ужас. Этот липкий, слепой страх жертвы перед хищником душил, парализовал и лишал воли к сопротивлению. Мне было сложно привыкнуть к здешним нравам, которые противоречили моей природе; приходилось признаться себе, что я искала общества людей лишь из-за непреодолимых различий с вампирами. Трудно свыкнуться с их постоянной близостью, если на протяжении полутора лет тебе внушали о твоей гастрономической ценности.

Наверное, из меня вышел бы очень плохой пьющий кровь. Впрочем, рассуждать о том, что ты ни за что, никогда в жизни не стал бы убивать, мог лишь тот, кто жил иначе. Сытый голодного не разумеет.

– Я прекрасно себе это представляю, – странные нотки – ласкающая хрипотца и волнующая глубина – в голосе Деметрия, заставили меня поднять на него глаза. – Даже слишком хорошо. – Он, не отрываясь, смотрел на меня, и было в его взоре куда больше ласки, чем в любом, даже самом нежном прикосновении. На губах его играла по-мальчишески тёплая улыбка, словно ищейка наблюдал за лесной птицей, готовой вот-вот вспорхнуть со своего места. Его взгляд был подобен открытому пламени, он ещё не обжигал, но заставлял меня чувствовать себя сделанной из воска.

Это было чертовски неправильно.

Он ведь, вероятно, представлял, как я убиваю, и ему это нравилось до едва слышного низкого рычания. Я не могла определиться со своими ощущениями. Не думаю, что мне бы хотелось увидеть, как всё происходит – подозреваю, ничего романтичного там не имелось.

Смерть есть смерть, в какой бы оболочке она ни приходила.

– Я не голодна.
– Твой вид говорит об обратном, и мне не совсем понятны причины, по которым ты моришь себя голодом.
– Я не морю себя голодом.
– Посмотрим, когда я сегодня вечером буду сопровождать тебя на охоту. Если понадобится, я силой выволоку тебя из замка. И поверь, мне никто не скажет ни слова.
– Ты не посмеешь!

– Мы можем поспорить, что я посмею и чего нет. Я могу и силой тебя напоить. – Он мило улыбнулся, но его хищный взгляд заставил меня невольно поёжиться. По всему было понятно, что Деметрий говорил вполне серьёзно; едкая, колкая обида. Такое поведение привлекательно только на страницах книг – в жизни же руки чесались ударить ищейку чем-нибудь потяжелее.

– Ты упускаешь один немаловажный факт, – я непроизвольно провела языком по внезапно пересохшим губам, – что стоит мне только коснуться... И пусть даже это прикосновение будет невесомым, как взмах крыла бабочки, – я почти провела пальцами по его щеке, не ощущая на кончиках пальцев холода – сейчас Деметрий был теплее меня самой, – и человек умрёт в агонии, – моя рука безвольно опустилась. – Я больше не хочу чужой боли, Деметрий, – мой голос сорвался до шёпота. Дженна прерывисто вздохнула – должно быть, она тоже меня жалела. Я сжала чашку в ладонях так, что она вот-вот грозила разлететься на сотню осколков.

Будет хуже.

Неприкаянные вновь стали перед глазами. Тень, мутный, едва заметный силуэт за плечом Деметрия – наверное, его последняя жертва. Видела я – видели и меня. Лишь лёгкое прикосновение к потустороннему; мне не хотелось даже думать, что будет, когда я окончательно окажусь на тончайшей границе двух миров.

– Линнет…
– Всё в порядке, – я не позволила ему договорить. Мне должно нравиться, убеждала я себя, ведь барьер, не позволявший никому коснуться меня, оберегал меня и от мёртвых. Он не давал мне сблизиться с Деметрием – и это тоже было благом.

– И всё же мне не понятна причина, по которой ты изводишь себя, – после небольшой паузы произнёс он. – Ты можешь получить, что захочешь. Любопытно, ведь ты не видишь очевидного выхода из твоей проблемы.

– Никакой проблемы нет.
– Посмотрим вечером, – его губы растянулись в широкой улыбке. – Думаю, подобное тебе приходилось пробовать, учитывая твою одарённость. – Он чуть помедлил, прежде чем едва заметно скривился и произнёс: – Хотя я лучше бы голодал – вкус преотвратный.

– У меня есть возможность отказаться от столь заманчивого предложения?
– Пташка, ты меня обижаешь, – кроваво-красные глаза насмешливо блеснули. – Конечно же, нет. Есть и другой способ – уже умерщвлённому ты ведь не навредишь? И кровь не успеет остыть – мне не сложно убить для тебя.
Я резко развернулась, намереваясь уйти, но тёплая, почти как у обычного смертного, рука, которая легла на моё плечо, удержала меня на месте – жест повелительный и собственнический. Его пальцы чуть сжались. Прохладное дыхание коснулось уха, а потом Деметрий едва слышно прошептал:

– Трусиха.
Я хотела было ответить и праведно возмутиться, но, уловив в его голосе бархатистые гортанные нотки, подняла взгляд. В ответ ищейка смотрел прямо и откровенно, безмолвно напомнив обо всём, чего я так не желала. Он не остыл ко мне – он просто затаился. Деметрий бывал очень честным, не прибегая к помощи слов. Как глупо было ощутить необычайный душевный подъём, который неспособны заглушить доводы рассудка. Трусиха. Это было ударом под дых. Как ему объяснить, почему я избегала его? Спасала его? Или спасала себя, потому что моя голова точно попадёт под топор палача, а у Деметрия будет шанс наблюдать за этим из первых рядов? Боялась подпустить его из-за того, что его близость вырывала на поверхность недавний кошмар? А, может, дар, что я так отчаянно ненавидела? Или он просто был не тем мужчиной? С таким ведь родителей не знакомят...

Ах, да, ещё он был вампиром. Брат попытается убить меня второй раз, если просто узнает.

– Ты не прав.
– Может быть, но пока я довольствуюсь тем, что вижу, – он усмехнулся, – и поэтому имею полное право называть тебя трусихой. Ты же не думала, что я столь просто сдамся?

Когда поздно вечером я вернулась в свою комнату, словно воришка оглядываясь по сторонам, то даже боялась представить, что мне мог приготовить Деметрий. Я не жаловалась на воображение – ни на своё, ни на его; мне была приятна забота, если бы… Словом, он способен был убить кого-нибудь – бессмысленная, глупая смерть, ведь в крови я не нуждалась. И он легко принесёт остывающий труп к моим ногам – как охотник подстреленную утку, а потом станет наблюдать. Противно от самой себя. Пока я молчу, будут умирать другие.

Нравится тебе такая жизнь, Линнет?

В тишине спальни никого не было, и это прибавило мне уверенности – вдруг он всё же отказался от своих планов. Тем более, я так отлично поужинала – наверное, впервые сыто за неделю. На моих губах появилась блаженная улыбка, а стоило мне вспомнить ошарашенное лицо Дженны и немой вопрос в её глазах – должно быть, полукровки не должны иметь такого аппетита. Но я была слишком голодной. Я тихо рассмеялась и сняла влажную от дождя кофту, бездумно бросив её на кровать.

В комнате царил полумрак, предметы отбрасывали длинные фиолетовые тени. Я распахнула окно, жадно вдыхая прохладный воздух, пахнущий морем и пресыщенный влагой. Моему взору открывалась прекрасная панорама парка с многовековыми деревьями; кое-какие из них были такими же старыми, как и некоторые обитатели замка. Хотя возможно ли назвать старым то, что остаётся вечно молодым? Парадокс.

Уличные фонари излучали мягкий жёлтый свет. Город казался не таким громоздким, когда его очертания сгладил вечер. Неоновое освещение выглядело ужасно неуместным, неправильным в этом царстве средневековья. Слишком вычурное, слишком кричащее. Словно чёрные разводы мазута на поверхности кристально-чистого озера. Это смрадное дыхание современности рушило древнюю сказку, убивало очарование. Шутовской наряд на короле. Я невольно скривилась.

Короткий стук в дверь заставил меня напрячься и порывисто развернуться от окна.

– Можно войти? – ни у одного бессмертного я не слышала столь певучего, удивительно мелодичного голоса. Сама Хайди походила на райскую птицу, сверкающую ярким оперением. От неё невозможно было оторвать взгляда; бесспорно – она являлась самым красивым созданием, которое мне доводилось видеть. Казалось, в ней было совершенно всё – даже кончики шёлковых волос лежали один к одному. Наш род хранил память об Иштар – одной из первых, в ком смешались крови, правившей миром людей не одну сотню лет; смертные считали её богиней, перворождённые – прекраснейшим из существ, и память эта ещё жила в потускневших осколках сказаний. Наверное, она должна была выглядеть именно так – совершенство без единого изъяна. Сама Красота, пойманная в ловушку плоти.

– Да, конечно… – в моём голосе отражалось удивление пополам с неуверенностью. Переступила с ноги на ногу. Хайди широко улыбнулась – вполне дружелюбно; пьющие кровь скалились не так, да и сложно было представить оскал на её лице. Она двигалась с непередаваемым изяществом, словно в одной ей известном танце, но при этом в походке было нечто хищное, от большой кошки, идущей по следу неудачливой антилопы.

– Я не кусаюсь, Линнет, – алые, цвета спелой черешни, глаза лукаво блеснули. Я чувствовала себя кроликом перед лаской – даже то, как Хайди дышала, завораживало и приводило в трепет. Она опустилась в кресло, закинув ногу на ногу и являя собой образец царственной величественности. Одежда её была неброской и даже в чём-то строгой, и это создавало совершенно обратный эффект.

Пьющая кровь не сводила с меня глаз, но молчала – она смотрела так, точно пыталась что-то понять, но никак не находила ответа; затянувшаяся пауза действовала мне на нервы.

– Я могу быть полезна? – я постаралась изгнать из своего тона робость. Неземное существо передо мной способно убивать с поразительной лёгкостью.

– Нет. Лишь простая вежливость, – фыркнула она. – Но ты совершенно правильно ждёшь подвоха и проявляешь осторожность.

– Я удивлена, – после небольшой паузы. – Меня не очень печалит отсутствие внимания со стороны бессмертных собратьев.

Хайди откинулась на спинку кресла, демонстрируя длинную шею, и положила руки на подлокотники. На тонком запястье красовался массивный золотой браслет, а длинные пальцы украшала пара колец с внушительными драгоценными камнями.

– Нам сложно привыкнуть к тебе – диковинка, непонятное, странное существо. Метисы, полукровки или просто бастарды всегда чужды обществу, их редко принимают как равных. Ты вроде бы и нашей крови – если такое определение можно вообще использовать для нас, в чьих жилах и после трапез нет крови – но ты дышишь, потому что тебе это необходимо, ты засыпаешь, потому что устаёшь, твоё сердце выстукивает ритм жизни… Мы не мёртвы и не живы – большинство из нас подобны бабочкам, застывшем в янтаре, но ты другое дело. Ты действительно пташка – канарейка, оказавшаяся в золотой клетке, неудивительно, что растерявшая голос. – Она смежила веки и продолжила: – Твои глаза полны того особо блеска, который присутствует у тех несчастных, преступивших закон и уже не надеющихся на помилование – безумная жажда жизни. Сколько тебе лет? Я не дам больше двадцати пяти.

– Двадцать. Вы…
– Ты.
– Ты удивительно проницательна.

Хайди застенчиво улыбнулась, подняв длинные рыжеватые ресницы, точно присыпанные золотом – очаровательная, словно дебютантка на первом балу. Она выглядела не намного старше меня.

– Всего лишь женская интуиция. Мужчины считают себя ужасно умными, полностью полагаются на логику и холодный расчёт, которые чаще всего их подводят, потому что редко они способны удержать себя в узде. Наше чутьё гораздо надёжнее. Ты станешь мудрее, когда подрастёшь.

В комнате вновь воцарилась давящая тишина. Под пристальным, откровенно изучающим взглядом Хайди я чувствовала себя лошадью на выставке. Мне были неясны причины её визита, а понимание того, что я смотрюсь как воробей на фоне яркой колибри, злило меня. И неправильная злость эта была направлена лишь на себя саму. В конце концов, я совсем не знала гостью, поэтому и не следовало относиться к ней плохо. И всё же мне было известно достаточно, и бессильная зависть отравляла мои мысли. Наверное, на моём лице всё же отражались эмоции, которые я так отчаянно пыталась спрятать даже от себя, так как Хайди первой нарушила молчание:

– Ревность очень глупое чувство, Линнет. Оставь её мужчинам – она им куда более верная подруга, чем нам.

– Я не ревную. Это бессмысленно, – я очень-очень старалась казаться невозмутимой. Не лгала – ревновать действительно бессмысленно. Мне не тягаться с ней – вообще, полагаю, вряд ли кто-то способен был составить ей конкуренцию. Я тряхнула головой и села на подоконник. Мимолётная улыбка на губах у прекрасной девушки.

– Позволишь мне один вопрос, который задавать совершенно бестактно?

Я пожала плечами, уже приученная к тому, что отягощённым властью и положением не отказывают – это просто не разумно, да и разве способны больно ранить слова? Сейчас не следовало проявлять характер; вспыхивать по мелочам глупо. Хайди смерила меня долгим, проницательным взглядом – совсем как львица, возлежащая на солнце. Чувство дежавю. Деметрий тоже так частенько смотрел на меня.

– И всё же, скажи мне, каково это, когда не можешь даже докоснуться?

Мне определённо следовало оскорбиться и начать видеть нечто большее в её вопросе, нежели праздное любопытство; ненависть обязана была вспыхнуть, схватить за горло, задушить терновой лозой обиды. В её эмоциях – тех, что источала неспособная ко лжи душа Хайди – я не улавливала ни насмешки, ни злорадства, не было и унизительной жалости. Соперница? Я не отводила от неё взгляда, но едва ли видела её перед собой.

– Люди не придают значения прикосновениям – это ведь так обыденно? Мы не задумываемся, но ведь чувства и эмоции вернее всего выражают именно прикосновения. Отношения, степень доверия… Но ты не можешь позволить себе даже пожать руку. Ты учишься осторожности – избегать общества, сторониться даже родного брата, который тоже не горит желанием приближаться к тебе ближе, чем на расстояние одного шага. Круг отчуждения – его придётся очертить добровольно и осмысленно. Ты привыкаешь быть выродком, существование которого противоречит законам природы, ты свыкаешься с собственной участью прокажённой и всё же думаешь, что жить-то можно, – мой голос звучал удивительно спокойно. Я не испытывала и тени эмоций. Пусто. – И всё действительно не плохо до тех пор, пока ты не видишь, как, случайно прикоснувшись, ты лишаешь человека жизни. Заставляешь корчиться в агонии и молить о смерти, впрочем, не имея возможности изменить что-то. В этот момент ты полностью осознаёшь, что провидение тебе не оставило даже шанса на нормальную жизнь. Ты завидуешь обычным людям и ощущаешь себя уродом. Ты ненавидишь их. Ты ненавидишь себя. А сколько вины, сколько упрёков из-за собственной слабости и глупости, сколько новых кошмаров! – я не замечала, что дышала глубоко, жадно хватая ртом воздух; Хайди, напротив, неподвижно застыла, впитывая мой рассказ. Страхи, самые сильные, самые сокровенные, став словами, обрели надо мной чудовищную власть. Опустила голову, рассматривая носочки чёрных лакированных туфель. – Надеюсь, я полностью удовлетворила твоё любопытство. Мне больше нечего добавить.

– Более чем. Я удивлена не только твоей откровенностью – подобные способности принято любить, ведь они могут помочь возвыситься.

– Здесь нечего любить. Не нахожу ничего приятного во власти над чужой жизнью.

– Ты упускаешь возможности, Линнет, – мягко, с поучительной интонацией, которой обращаются к маленькому ребёнку, мурлыкающе произнесла она. Щеки вспыхнули, а от долгого взгляда запылали кончики ушей. – В нашем мире всё решает либо сила, либо хитрость, правит же – сила, помноженная на хитрость. – Алая радужка стала ярче, точно вспыхнула, когда Хайди моргнула. Пальцы впились в ладонь. Она говорила слишком похоже.

– Я не хочу возможностей.
– Чего же ты хочешь? – девушка чуточку подалась вперёд.
– Покоя, наверное. – Я улыбнулась, но улыбка вышла натянутой, кривой и неестественной. – Не хочу видеть возможностей, не хочу ничего уметь, хочу быть как все. Я никогда не ощущала себя исключительной – только уродом. Ты ведь не будешь пытаться переубедить меня в этом?

– Кто-то пытался?
– Кто-то лгал – себе или мне – не важно.
– Кто-то лишь заболел тобой, – она чуть приподняла уголки губ – не улыбка, но намёк на неё.

– В последний раз, когда мне доводилось слышать подобную фразу, ничем хорошим для меня это не закончилось. – Я нервно комкала в руках перчатки, которые успела снять, и старалась выровнять дыхание. Разговор принял совсем не тот оборот – едва ли мне хотелось откровенничать с Хайди, не сводившей с меня внимательного взгляда.

– Надеюсь, ты когда-нибудь расскажешь мне эту историю – ожидаю, что она будет занимательной, – она непринуждённо перешла на немецкую речь, и в её словах, резковатом, отрывистом произношении зазвучал акцент уроженки Нижней Саксонии, о чём я совершенно бездумно поспешила спросить. У Хайди, не в пример других обитателей замка, была потрясающе живая мимика, отчего девушка вполне могла сойти не за смертного – за одного из нас; её лицо мгновенно переменилось, отразив подлинный интерес: – Как лениво ты растягиваешь слова, – губы чуть скривились, на миг обнажив белоснежные зубы. – Юг всегда был поразительно развязен в нравах.

– Я слышу зависть. Север остался чопорным до сих пор.
Хайди закатила глаза.

– Когда я, только-только выйдя замуж, окружённая другими достопочтимыми матронами (а мне было всего лишь семнадцать!), искалывала пальцы рукоделием, я представляла, как, наверное, приятно было бы вогнать иглы им в глаза. И как же мне хотелось оказаться где-нибудь во Франконии – там, по слухам, дамы носили юбки на два пальца выше пола и позволяли себе оголять руки до локтей не только на бальных нарядах, – от капризно-рассерженного тона пьющей кровь я невольно заулыбалась. – Клянусь проклятыми богами, юг всегда жил вольготнее севера.

– Ты так рано вышла замуж?
– О, меня выдали бы и раньше, если бы отец не был столь честолюбив, несмотря на отвратительную бедность (у нас не было ничего, кроме древней фамилии) – я не получила крон-принца – он женился чуть раньше, но получила человека, имевшего реальную власть. Правда, был лишь один досадный нюанс, о котором я узнала только в день венчания – он был старше меня на тридцать два года.

Наверное, выражение моего лица было донельзя глупым – Хайди звонко, заливисто рассмеялась; никогда я не слышала более чарующего и сладкого звука. Я нахмурилась. Я слышала, конечно, что раньше браки с огромной разницей в возрасте были в ходу, но отдавать нежную, словно весенний свет, девушку за не самого молодого мужчину казалось кощунством; к тому же там не могло идти и речи о любви. А я ещё считала Деметрия слишком зрелым.

– О, не делай такого сочувственного выражения лица, Линнет, – её глаза весело блеснули. – Я отравила его через пару лет, хотя, не скрою – с большим удовольствием всадила бы кинжал ему в грудь.

– Он плохо с тобой обращался?
– Иногда. По лицу не бил – боялся попортить его. Он считал меня глупой куклой – в этом была его ошибка. Я не оправдываюсь – мне приходилось прибегать к яду ещё не раз, и далеко не всегда убийство приносило мне удовольствие. – Она окинула меня очередным внимательным взглядом, рассматривая с макушки до пят. – Ты не считаешь мою историю занятной?

– Она мне кажется грустной. Ты откровенна со мной.
Хайди небрежным, но не лишённым утончённого изящества жестом, махнула рукой – так умеет далеко не каждая женщина.

– Я могу позволить себе быть откровенной, а вот твоя откровенность, признаться, несколько удивляет меня.
– Ты спросила – я не видела смысла не отвечать. Не люблю врать.

– Ложь помогает выжить. Особенно здесь. Никому не доверяй – берегись как любви, так и гнева. Одинаково опасен и звериный оскал и самая сладкая улыбка.
– Меня предупреждали.




           
            Дата: 24.02.2014 | Автор: Розовый_динозаврик




Всего комментариев: 0


Оставить комментарий:


Последние комментарии:

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
О! Люди!!!

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
Понятн, удачи тебе с защитой!  happy Порви там всех))) *в хорошем смысле*))

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
Я пока ушла в написание ВКР, поэтому практически не пишу ничего другого. Как только защищусь, так и вернусь, к лету или летом. Вынужденно, очень много времени жрёт диплом, подготовка к нему и ГОСам (

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия
*откашливается* Понимаю, что спрашивать не очень прилично, но соскучилась по героям ужасно-ужасно!.. *осторожненько* а когда хотя бы примерно?..  happy

Майкл Шин в официальном трейлере сериала "Masters of Sex"
Жаль, что сериал не продлили, там еще можно было много показать интересного. (так тихо здесь... unsure )

Предыдущие комменты...
Обновления в фанфиках:

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия Глава 13.2 (6)
Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия Глава 13.1 (0)
Любовь вампира Глава 17 (0)
Любовь вампира Глава 16 (0)
Любовь вампира Глава 15 (0)
Любовь вампира Глава 14 (0)
Огонь и Лёд Глава 44 (0)
Огонь и Лёд Глава 43 (0)
Огонь и Лёд Глава 42 (0)


Лучшие комментаторы:

  • Розовый_динозаврик (2453)
  • Эске (1555)
  • Кристалик (1553)
  • Lis@ (1547)
  • Jewel (1297)
  • Orpheus (1109)
  • Anabel (922)
  • ElieAngst (832)
  • ВИКТОРИЯ_ВОЛЬТУРИ (799)
  • BeautifulElfy (757)


  • Copyright Волтуримания © 2010-2024

    Сделать бесплатный сайт с uCoz



    Фото галерея





    На форуме сейчас обсуждают:


  • Болталка vol.2
  • Ад для двоих
  • Кино
  • Вампиры в искусстве
  • "Сверхестественное"


  • Мини-чат


    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0

    Сейчас на сайте:


    Реклама фанфиков

    Я хочу описать жизнь Волтури с другой стороны. Мое произведение не будет идти в разрез с книгами С. Майер, но будит очень отличаться. Они умеют жить, любить. К тому же я добавлю и другие темные силы, не только же вампиры существуют. Произведение начнется за долго до нашей эры. И будет завершено в будущем.

    Добавить рекламу