Когда любовь уходит навсегда,
Ты дышишь, словно воздуха не стало,
Живешь, а сердце биться перестало,
Идешь, но только в никуда.
(В. Дубровская)
Высокая, статная фигура, укутанная в черный плащ, медленно передвигалась по улице. Встречающиеся ему на пути прохожие старались как можно быстрее уйти от него прочь. Казалось, мужчина забирал исходящие от них счастье и любовь, а взамен оставлял ощущение потери и тоски.
Миновав площадь Приоров, он свернул на узкую улочку, ведущую в северо-восточную часть города, и вышел к воротам Доччола. За ними раскинулась обширная долина с протекающей по ней рекой Эрой. Вампир остановился, задумавшись, погладил рукой каменную кладку ворот, сделал пару шагов, и в который раз остановил себя, не позволив покинуть город. Повернувшись, окинул взглядом ночную улицу. Нет, он не может уйти. Пусть этот город чужой ему и он не видел здесь счастья, но он живет в нем уже не одно столетие.
Маркус подошел к фонтану. Расположенный в уединенном месте, он был идеальным местом для путника, уставшего от жизни. Он присел на бортик возле арки, коснулся рукой воды, которую чуть прихватил легкий морозец. Лед хрустнул от его прикосновения, покрывшись мелкой паутинкой трещин. Вампир прислонился головой к арке, глядя в ночь. Большие изящные снежинки, кружась в медленном вальсе, опускались на землю. Он протянул раскрытую ладонь, ловя небесные шедевры. Неповторимые в своей красоте, они поблескивали в лунном свете.
Изящная и неповторимая в своей красоте... Она стояла, чуть склонив голову на бок, слушая Аро. Потом закивала головой и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала того в щеку. Аро, горделиво обняв девушку за плечи, представил названным братьям:
- Моя любимая сестра Дидима.
Девушка улыбнулась новым членам своей семьи. Взгляд сияющих глаз согревал своим светом, даря покой и счастье всем, кого касался. Даже Кайус, до этого настороженно наблюдавший за ней издалека, улыбнулся и тепло поприветствовал ее. А он слова вымолвить не смог, только головой кивнул. Их взгляды встретились на какой-то миг и, Маркус понял, что влюбился неосознанно, безоглядно. Как же он был благодарен небу за его дар, подсказавший ему, что чувства взаимны!
Легкий шорох отвлек его от воспоминаний. Где-то вдали что-то стукнуло, нарушив на мгновение тишину.
Изящная и неповторимая – такой больше нет и, не будет никогда... Черные, как у брата волосы, развевались на ветру. Алое, под цвет глаз, платье мягко очерчивало ее стройную фигурку. Маркус откровенно любовался стоящей перед ним девушкой.
- Маркус, уйдем от Аро, - попросила она.
- Дидима, он твой брат, твоя семья...
- Ты тоже моя семья, - она выдернула свою руку из его рук и побежала в лес.
- Дидима, подожди, - он бросился вдогонку за ней.
Казалось, он догнал ее и вот-вот поймает, но Дидима, смеясь, всякий раз уворачивалась от его рук. Быстрая, как ветер, она всегда была на шаг впереди. И все-таки Маркус перехитрил ее, сделав вид, что отстал. Она остановилась, вглядываясь в лесную даль. Маркус появился позади, обнимая и поворачивая ее лицом к себе.
- Маркус.
- Да, любимая, - он уткнулся носом в ее волосы, потом поднял голову: - Да, будет лучше, если мы уйдем из клана. Я поговорю с Аро. Не думаю, что он будет против. Брат очень любит тебя и не станет мешать твоему счастью.
- Ты уверен?
- Да, - поцеловал он жену.
* * *
- О чем можно думать, глядя на снежинки?
Маркус вздрогнул от неожиданности.
- Аро, - голос прозвучал безжизненно и глухо.
- Скоро рассвет, Маркус. Пора возвращаться в замок.
- Я думал ты с Сульпицией.
- Не ты один помнишь, какой сегодня день. - Аро горько вздохнул: смерть сестры камнем лежала у него на сердце.
- Так было надо, - успокаивал себя Аро. - Ради сохранения клана.
С искренней болью в глазах он в который раз успокаивал Маркуса, заставляя поверить в то, что никогда не произойдет:
- Я обещаю тебе - придет день, когда мы найдем убийцу Дидимы. Не так огромен мир, чтобы он мог вечно прятаться от нас.
- Ты прав, брат. Когда-нибудь...
Поднявшись, Маркус вместе с Аро направился в замок. Нет, он не уйдет из клана. Навсегда останется с теми, кто также как и он любит Дидиму, с теми, кто разделяет и понимает его боль. Будет жить, лелея каждое воспоминание о ней, изящной и неповторимой, как снежинка на его ладони, что растает от теплого утреннего луча и больше никогда не возродится.