Саммари: Ради любимых мы готовы на всё. А на что готов творец ради создания бессмертного шедевра?

Микеланджело с тоской и болью наблюдал уходящее солнце. Он с жадностью пытался согреться последними кроваво–золотыми лучами, уходя далеко из города, в котором каждая вечерняя тень внушала страх и ужас. Словно пытаясь нырнуть в багровый закат, Микеланджело бежал за уходящим солнцем. Но каждый раз он оставался один в леденящей душу темноте. Он еще слишком молод, чтобы уходить, и слишком мало сделал.
Совсем недавно Микеланджело напротив, восхищался причудливостью узоров, создаваемых вечерними тенями. Однажды жарким вечером он почувствовал дуновение холода за спиной. Будто смерть протянула к нему свою костлявую руку и ждала подходящего момента, чтобы забрать его с собой, выскочив из-за угла.
И вот, который день со страхом ждет Микеланджело сумерек. И глаз не может сомкнуть по ночам, от ужаса немеют руки и ноги. Словно по эшафоту к палачу бредет он с окраин домой.
Рассвет – заветное спасенье. Мягкий солнца луч ласкает изможденного юнца и утешает – впереди есть еще один день.
Наслаждаясь утренним светом, Микеланджело не сразу заметил гостя в своей комнате.
– Чудесно, не правда ли? – голос доносился из угла. Он, словно трели, журчаньем сладким зазвенел.
Хоть слух сей голос услаждал, но Микеланджело восторг не испытал. От страха он окаменел и сил не мог найти, чтоб повернуться.
– Сколь много надежд может подарить человеку всего несколько лучей восходящего солнца? – и нежный голос стал вкрадчивее, а главное звучал он ближе протянутой руки, хотя Микеланджело не слышал ни шагов, ни дыхания от рядом стоящего незнакомца.
Микеланджело на мгновение решил, что обезумел, и голос лишь мерещится ему. Он повернулся и увидел юношу. Тот был примерно его лет, высок, невероятно бледен, а в черных глазах безумная тоска.
– Не стоит так меня пугаться, – обходя лучи солнца, гость медленно устроился в кресле у двери. Его движения были настолько плавными, что казались неестественными.
Гость жестом предложил Микеланджело сесть и не проронил ни слова, пока тот не устроился на край кровати.
– Вы довольно талантливый молодой человек, Микеланджело Буонорроти. Но пока у вас не было возможности проявить себя в полной мере. Я хочу дать вам такой шанс.
– Но кто вы та…, – Микеланджело с трудом выдавливал с себя слова, он хотел быть твердым, но сил не хватило, и страх, вновь сковал все тело, поглотив последние звуки.
У незнакомца на лице не двинулась ни единая мышца. Он словно был из камня. Идеальное творение неизвестного мастера. Вот так хотел работать Микеланджело. Такого результата он добивался с ранних лет. Забыв на некоторое время о происходящем, он с упоением осматривал каждый изгиб лица у гостя, наслаждаясь нерукотворным шедевром.
Едва успел моргнуть Микеланджело, как незнакомец снова оказался рядом.
– Ты можешь создать нечто прекраснейшее, познав тайны мастерства, собранные за тысячи лет, или умереть, – освежающей прохладой веяло от незнакомца.
– И что же я должен сделать, – прошептал Микеланджело, боясь пошелохнуться.
– Придешь завтра на закате в усадьбу, что за холмом у реки. Я открою тебе величайшие секреты, а ты попытаешься их воплотишь, – гость вновь вальяжно опустился в кресло, устремив свой взгляд на поднимающееся солнце. – Мне поддается любой камень, но чтобы воссоздать прекрасное, необходим особый дар. Говорят, ты обладаешь подобным. Оживи камень, как я того пожелаю, и будешь милован судьбой. Но ежели не справишься, то жизнь твоя будет настолько коротка, как ночь в конце июня, - не обжигало солнце его глаз, а утопало в темной бездне.
- Я милостив сегодня. Поэтому, коль не захочешь, можешь и не приходить, - после долгой паузы непринужденно заговорил незнакомец, - и будешь жить, как жил и раньше.
Стерев брезгливо с тумбы пальцем пыль, он тихо вышел прочь. Лишь тонкая полоска чистотой древесины говорила, что был в покоях Микеланджело сегодня гость.
- Чистота в каждом мазке, в каждом движении, - восхищенно повторял весь день юнец.
Забыл он ужас смерти. В закате жарком душа художника горела, ведь все отдать за славы луч готов был он. Лишь страстное желание стать величайшим мастером, заставив камень меняться как ему будет угодно.



Безликим мир давно стал и пустым. И одиночество сжигало грудь до боли, хоть сердце уж не билось в ней давно, но и оно от горести потери тосковало.
Не раз уж Марк пытался воссоздать ее прекрасные черты. Ни холст, ни камень, ни металл души ее, увы, не показали. Сколь нежной хрупкой и родной Дидим была. И сколько счастья окружающим она дарила. Ни лучшие творцы, ни сам влюбленный не смогли вдохнуть глоток той яркой жизни, которою она жила.
Не первое столетие Элеазар, помощник верный, искал талант, способный чудо сотворить. И много было уж попыток, но даже лучшие картины именитых мастеров, лишь о потере говорили. За неудачу каждого творца ждала кровавая расплата. И хоть до дна всех Маркус осушал, но радости не приносило ему это. Лишь горечь ярче, боль сильней и снова, будто страшный день потери. Весь мир померк в тот миг, когда любимая в горсть пепла обратилась.
Не было сомнений – Микеланджело придет: он был напуган, но глаза его горели. Искусство для него дороже жизни, а руки с ранних лет привыкли к молоту. Микеланджело не первым был, кто подавал надежды на удачу, но, сколько было их, уже не счесть. Одна лишь память безупречно все черты ее хранила.
Клонилось солнце к опаленным пашням. Звук сердца бешенного стук заставил Маркуса едва лишь ухмыльнуться. Тщеславие людей удобный инструмент, но уважения оно не вызывало. Юнец не сразу дверь открыл. Не страх сковал его, а предвкушение. Он, похрабрившись, бодро через порог переступил и замер в удивлении. Огромный зал был залит светом ярче, чем полуденное солнце озаряет мир. А посреди огромного строения сверкал белейший мрамор.
- Я – Маркус. Из этого ты должен возродить Дидиму, - поглаживая мраморную гладь, он аккуратно надавил, осыпав на пол горсть белого песка. – Она любовь всей моей вечной жизни. Прекраснее ее я никого не знал. И наши чувства были крепче всех на свете, - как приговор читал, в словах не мог он передать всех чувств любви и боли.
- Там ты найдешь заметки обо всех секретах, что человек раскрыл о камне до сих пор, - он указал небрежно на полку с множеством бумаг и свитков. – А здесь… - сорвалась безразличья пелена, и дрогнул голос; хотелось выть, кричать, рыдать и умолять богов о помощи, но… отвернувшись от укрытых тканью на стене картин, Марк с еще большим холодом продолжил, - неудачные примеры попыток прочих. Ты должен чудо сотворить, коль хочешь жить, - с последними словами он скульптору смотрел в глаза.
У юноши забилось сердце быстро, дыхание замерло, и он похолодел. Налиты алой кровью были глаза у Маркуса и было того мало. Он смертью был, что столько дней за Микеланджело ходила, выбирая час его кончины. В одночасье Маркус рядом стал с Буонорроти, и по отечески рукой погладил по плечу.
- Смерть или награда ждет тебя за этот труд. Наградой будет для тебя богатых покровителей обитель, друзья среди влиятельнейших из людей, и право заниматься тем, что дорого так сердцу твоему, - сдавив плечо, другую руку приложился он к сердцу, что дикой птицей билось в клетке, пытаясь вырваться на волю. - Верни мне ту, что путь мой освещала.
Молить о воплощении мечты или оставить все надежды? Надежда слишком призрачна уже. Но слова боле не проронил он. Чем вновь смотреть на тщетные попытки, Марк предпочел за небом наблюдать. Быть может где-то в звездах Дидима ему смешливо улыбнется.
- Постойте, - своим призывом прервал вальяжных мыслей ход у Маркуса творец, чем вызвал в нем лишь недовольство. Быть может смысла нет ждать результатов, и насладиться стоит им сейчас?
Маркус обернулся готовый бросится на дерзкого творца. Но тот и не заметил гнева, поэтому продолжил быстро говорить.
- Раз все эти работы брак, то как из них я воссоздам прекраснейшую деву? Ведь нет ее на тех холстах или в скульптурах, - он ждал реакции, но Маркусу все эти доводы казались смехотворны, а значит не о чем им было говорить.
- Так расскажите мне о ней: какая она есть, какой была. Лишь Вам это известно.
Просьба эта была за гранью наглости любой, но ведь никто другой на это раньше не решался. Описать словами свою прекрасную и светлую Дидиму? О ней нет сил давно уж говорить. И все же. Его воспоминания последнее, что может от нее осталось. Ничто иное так неважно.
- Ее улыбка была прекрасней всех на свете: столь легкая, живая и искрящаяся. Никто не мог ни улыбнуться ей в ответ. Она как огненное солнце заливала светом каждый, даже самый темный уголок. Любой был рад с ней встрече. Дидим дарила счастье всем вокруг. Ее походка словно бабочек порханье, а смех, что переливы звонких птиц. Еще совсем дитя, но взгляд был очень мудрым. И нежным. Как и сладкие объятья. Я утопал в ее любви. И наши чувства были столь чисты, сильны, невинны. Она вся моя жизнь…, - и снова пустота затмила яркие воспоминания и окунула в бездну тьмы. – Меня уж нет с того мгновенья, как жизнь ее оборвалась. Смерть слаще бытия.
Не ожидая никаких ответов, Маркус исчез в ночи. Пытался он сбежать от собственных воспоминаний. Корил себя, что не был рядом с ней в то самое мгновенье, что не нашел виновных, что жив так долго без нее.
Вдруг показалось, что здесь она – стоит с ним рядом и хохочет. Он улыбнулся ей в ответ и руку протянул, но ускользнула вновь Дидима. Как было ему жаль, что он не может больше плакать, или напившись в усмерть потерять себя. Реальность была невыносима. Маркус все чаще стал в мир иной переходить: он представлял, что Дидима сидит с ним рядом, что они снова говорят, что прикасается к ее чудесной шелковистой коже, что губы ей он может целовать.
Решил он больше не искать того, кто смог бы ее образ возродить. То невозможно, Дидим была неповторима. Решил убить последнего творца, а все работы сжечь и пепел просить в море.
В саду благоуханном ждала его последняя скульптура. Ее осмотр был данью обещанья, дать шанс стать Микеланджело великим из людей. Скульптор долго не решался сорвать с творенья своему вуаль, он предвкушал восторг, но его трепет никак не вдохновлял. Когда же Микеланджело собрался с духом, Маркус не мог своим глазам поверить.
Дидима словно бежала по воде, смеялась, подставляя руки брызгам, и, обернувшись, звала любимого с собой. Ее глаз блестели, а кожа от солнечных лучей сверкала россыпью бриллиантов. Казалось, что через мгновенье Дидима бросится его поцеловать. Маркус едва решился подойти к ней. Погладив ее руку, он вспомнил, что такой же нежною она была. Скользнув к плечу, он пальцами провел ей по лицу. Дидим насмешливо смотрела Марку в очи.
- Дидима, - едва слышно Маркус прошептал, и удержаться он не смог, поцеловал прекрасную Дидиму и камнем рядом с ней застыл. Не мрамор это был, а лишь мгновенье, что остановило ее бег. Он долго еще рядом с ней стоял. Никто из стражи нарушить это единенье не решился. Он снова с ней. И вновь может к любимой прикоснуться, в глаза ей посмотреть и нежно улыбнуться.