Часть 1
Игрушка для старейшины

1938 год

Джаспер и Мария сидели на веранде небольшого особняка, окружённого можжевеловыми деревьями. Где-то неподалёку переговаривались новорожденные вампиры, тихо поскрипывали деревянные доски под неспешными шагами. Тягуче, приторно пахли акации и мимозы. С далёких скал сорвалась в небо стая птиц. В зарослях юкки и агавы шныряли шустрые змейки. Был тихий лунный мексиканский вечер, наполненный ароматами и звуками природы, и, казалось бы, ничто не предвещало беды...
Джаспер очень ценил эти редкие свободные минуты, когда можно было перевести дух между тренировками, драками и убийствами. Он развернул свежую газету и на первых же страницах увидел статью о пропаже людей в соседних штатах. Он поднял суровый взгляд на Марию. Та вызывающе улыбнулась и перекусила ниточку, которой вышивала. Вампирша становилась всё безрассудней в своей жажде власти, постепенно забывая про осторожность, и всё холодней смотрела на своего управляющего, всё тревожнее ей становилось от его набиравшего силу таланта. Он прекрасно знал, что однажды она вознамерится с такой же лёгкостью прокусить ему горло, как сделала это с Нетти и Люси, поэтому к нему всё чаще стали приходить мысли о том, как бы опередить её. Джаспер ещё больше нахмурился и вновь принялся просматривать новости, но вдруг почувствовал тревогу, которая огромным чёрным крылом всё больше заслоняла сознание. Источником этой тревоги точно была не Мария: в её чувствах он пока почти не увидел изменений за последние дни.
Внезапно вампир, отбросив газету, вскочил со стула и метнулся к порогу. Чужаки на территории их ранчо! Они с Марией переглянулись. Она отложила пяльцы и встала рядом с ним. Это была редкая пара: маленькая и хрупкая, как ребёнок, но гремучая и вероломная брюнетка и плечистый, очень высокий блондин, не умевший и не желавший строить козни.
Прошло несколько долгих минут, и из цветущих зарослей показалась группа фигур в тёмных плащах, которая не шла, а точно плыла по воздуху с невиданной даже для волшебных существ быстротой. Два вампира с мутными глазами двигались с особенной грациозностью и были похожи на крадущуюся чёрную пантеру и разъярённого белого тигра, готовящихся к прыжку. Возле «пантеры», почти рука об руку, плыла миниатюрная вампирша в сером плаще, больше похожая на его тень, чуть позади два близнеца, а за ними два таких же высоких, как сам Джаспер, смуглых вампира. Они остановились в нескольких метрах от хозяев ранчо.
­­­­­­­ — Какое чудесное гнёздышко!
Бархатистость голоса молодого с виду брюнета не могла обмануть вампира, который с лёгкостью способен был прочесть любые оттенки эмоций. В душе говорившего, которую раздирало множество разнообразных страстей, сейчас почти всё было окрашено тёмным
— Чем обязаны, господа? — мрачно спросил Джаспер, чуть приподнимая подбородок и одёргивая жилет.
Этим неосознанным привычным жестом он всегда словно сам себя подбадривал и призывал быть увереннее. Про Вольтури он слышал мало, но мог догадаться, что сами старейшины наведались на их земли, и что их визит не сулит ничего хорошего. Он постарался отгородиться от того страха, который сейчас испытывала его создательница, и вселить в пришедших хотя бы спокойствие.
— Не очень похоже на радушный приём, — продолжал непрошеный гость, — а ведь мы проделали долгий путь. Может быть, для начала познакомимся?
— А может быть, мы перейдём сразу к делу, Аро? — нетерпеливо заговорил седовласый «тигр», внимательно рассматривая хозяев ранчо с такой едкой ненавистью, какую Джаспер ни в ком до этого не находил.
Аро коснулся его плеча, призывая быть сдержанней. Со своей «тенью», ни на шаг не позволявшей ему оторваться от неё, он подошёл вплотную к Марии и Джасперу и изящно выгнул руку. Напуганная Мария вложила в неё свою ладонь и, похоже, ничем его не заинтересовала. С её управляющим дело обстояло совсем иначе: он сразу почувствовал любопытство Владыки, попавшего под его лёгкое влияние и долго не отпускающего его руку.
— Как интересно, майор Уитлок, — наконец задумчиво промолвил Аро, к изумлению преступной парочки. — Но всё же южане такие негостеприимные. Вот и ваши соседи в дом не пригласили. — Аро сделал вид, что он глубоко обижен.
— Ну что же, проходите, — обречённо пробормотала Мария, отходя в сторону, и её напарник уловил слабо теплящуюся в ней надежду.
— Милые, займитесь новорожденными, пока мы воркуем с нашими новыми друзьями, — приказал Владыка, и близнецы тут же исчезли, а остальные прошли на веранду.
Огромный громила небрежно толкнул Джаспера плечом, они обменялись убийственными взглядами. Старейшины устроились в плетёных креслах с таким видом, будто сама Земля вертелась по их прихоти.
— Ах, эти горячие и густые мексиканские сумерки! — вдохновенно пропел Аро, поправляя алый фуляр на вороте белоснежной сорочки. — И эти несметные сокровища над головой! Луна сегодня — просто мечта поэта. В такую ночь нужно музицировать, придаваться танцам, любви, убийствам, вместо того, чтобы скучать в тишине. Как бы мне сейчас хотелось послушать переборы испанской гитары!
Он приподнял брови и кивнул в сторону инструмента, висевшего на стене. Мария, чья яркая лента красовалась на грифе, не двинулась с места.
— Вы сюда не музыку слушать пришли, — сухо заметил Джаспер.
— Не тебе судить о наших намерениях, — ледяным тоном ответил второй старейшина и, обращаясь уже к Марии, прошипел: — Делай, как тебе говорят!
Она взяла гитару, устроилась в кресле, и белые тонкие пальцы коснулись белых тонких нейлоновых струн, запорхали на них, одновременно крепкими ногтями отбивая ритм на корпусе. Томной страстностью их звук наполнил окружающее подлунные территории. Правители одарили друг друга ядовитыми улыбками и прикрыли глаза от удовольствия. Но это было не столько удовольствие от зажигательного ритма канционы, сколько предвкушение чего-то большего. Они долго слушали гитару Марии. Еле заметно Аро кивнул, и к гитаристке за сотые доли секунды подлетел смуглый длинноволосый вампир, сорвал ей голову и небрежно отбросил в сторону. Инструмент выскользнул из её рук, а обезглавленное тело сползло с кресла под притворно печальную фразу Аро: «Это далеко не самая лучшая игра, которую я слышал». В руках второго старейшины сверкнул какой-то предмет, и обезглавленное тело охватило пламя. Из горла Джаспера вырвался какой-то странный звук: что-то между ахом и вздохом.. Не то чтобы он испытывал какую-то жалость к уничтоженной вампирше — скорее он корил себя за то, что не ушёл от неё раньше, доведя всю эту ситуацию до точки кипения. Он хотел ринуться к старейшинам, но его скрутил ненавистный громила. Джаспер напрягся и изо всех сил ударил его локтем в грудь. Тот отлетел, ломая деревянные балки и перегородки веранды, но к нему тут же подоспел палач Марии, и вдвоём они с лёгкостью удержали разбушевавшегося вампира.
— Зачем же так волноваться? Неужели ты не догадываешься, что, в отличие от твоей соучастницы, я предоставлю тебе выбор?
— Выбор? — негодовал седовласый вампир. — Я полагал, что это слово отсутствует в нашем лексиконе!
Аро укоризненно взглянул на него и, совершенно не обращая внимания на эти слова, продолжил:
— Твоя жизнь до нашего появления была сплошным прозябанием, Джаспер. То, чем ты занимался, — это крысиная возня. Я не спорю, что приобретённые тобой за эти годы навыки ведения боя тоже могут быть весьма ценными, но развивать дар гораздо важнее. Я думаю, ты сам ещё не подозреваешь, насколько он может быть действенным и полезным. Сейчас у тебя появился шанс попасть в высшее общество, шанс, который даётся лишь лучшим из лучших. — Старейшина-альбинос, который явно не был обрадован такой новостью, смотрел на брата так, будто хотел взглядом пригвоздить его к стенке. — У нас ты сможешь не только оттачивать свой дар, но и развиваться всесторонне, а не тратить вечность на борьбу за пищу. Ты, разумеется, вправе отказаться, но тогда мы вынуждены будем судить тебя как преступника.
— Ясно, — процедил Джаспер. — На самом деле выбора у меня нет.
***
Комната Джаспера находилась в подземной части замка. Небольшая, скромно, но со вкусом обставленная темница без окон: стол, стул, шкаф, зеркало и небольшой диванчик. Хотя его зрение даже в темноте позволяло различать мельчайшие детали и цвета, и, хотя ему вовсе не нужен был кислород, после необузданной мексиканской природы глаза вампира всё никак не могли привыкнуть к строгой и старомодной обстановке, а воздух казался застоявшимся и непригодным для нормальной жизни.
Джаспер сел за ореховый стол с серебряными письменными принадлежностями — чернильницей, гусиными перьями, песочницей и стопкой бумаги, на которой лежала массивная фигурка обнажённой нимфы, — и долго обдумывал сложившуюся ситуацию и своё положение в ней. Потом подошёл к шкафу, открыл резную дверцу и увидел висящий внутри светло-серый плащ и красивый позолоченный чемоданчик-несессер на полке... Но от осмотра новых личных вещей вампира отвлек голос Джейн, появившейся в дверях:
— Аро хочет видеть тебя. Надень плащ — он висит не для красоты.
Джаспер послушался и последовал за девочкой-подростком.
— И будет лучше, если ты будешь звать старейшин на «Вы». Всё же, у нас не простое сборище вампиров, а королевский клан со своей иерархией. Ты ведь служил в армии, должен знать об этом. Считай, что Аро, Кайус, Маркус и их жёны — твои прямые начальники, — голос Джейн звучал беспристрастно и ровно, но внутри у неё вампир видел явную антипатию.
По узким лабиринтам маленькая вампирша привела Джаспера в залу, напоминающую выставочную галерею, расписанную чудесными золочёными фресками. Обстановка верхних этажей, отделанных деревом и благоухающих свежими цветами, разительно отличалась от «подземного царства». Оторопевший от такой роскоши вампир оглядел светлые арочные своды, под которыми было собрано огромное количество жемчужин изобразительного искусства, от картин и статуй до старинных предметов обихода. Аро, вооружённый мягкой кисточкой, смахивал пыль с древней амфоры. Он был в прекрасном расположении духа.
— Ах, никому не доверяю тут прибираться, всегда делаю это сам, — посмеиваясь, пояснил Владыка, заметив искреннее удивление на лице новобранца, и провёл по амфоре пальцами с таким упоением, словно касался щеки любимой вампирши. — Это работа вазописца Андокида, шестой век до нашей эры.
— Красивая, — согласился Джаспер.
— Но об искусстве мы с тобой поговорим позже: нам торопиться некуда. Как тебе твой новый дом, дорогой мой? — Аро так и не дождался ответа, и Джаспер уловил вспышку гнева, но голос правителя стал ещё ласковей: — Ничего, привыкнешь, мой мальчик. Но от тебя понадобится максимум стараний и усердия, потому что Кайус не в восторге оттого, что я принял тебя в клан без испытания. Более того, он считает моё решение опрометчивым, а твой дар бесполезным и бесперспективным. Тебе придётся доказать ему обратное.
— И каким же образом? Я должен буду убеждать и успокаивать его?
— О, нет! Ты не успеешь с ним договориться, прежде чем он отдаст приказ убить тебя, — улыбнулся старейшина. — Но ты вполне можешь поладить с другим моим братом, более терпеливым. Думаю, ваше общение будет взаимовыгодным.
Аро прервал свою вкрадчивую речь, подошёл к огромному горному пейзажу в золотой раме и рассматривал его с таким восхищением, будто видел впервые.
— В чём же будет заключаться эта выгода? — Джаспер повёл бровью.
— Видишь ли, после смерти жены Маркус впал в уныние и стал совершенно апатичным, — всё ещё не отрываясь от картины, ответил Аро. — Помогая ему, ты будешь развивать свой талант. Кто знает, возможно, не в таком уж далёком будущем ты научишься манипулировать эмоциями настолько, что сможешь внушить ему, и не только ему, любое чувство. Я надеюсь, точнее я верю, что Кайус окажется неправ относительно тебя.
— А если нет, ты... Вы отдадите меня ему «на съедение»? — Джаспер услышал хрустальный звон смеха старейшины. — Значит, вы всё-таки приготовили для меня испытание. - Он взглянул на своего собеседника исподлобья и скрестил руки на груди.
— Ты смышлёный парень, Джаспер, я полагаю, что вы подружитесь. А о плохом думать не нужно, однако будь предельно чутким: однажды я уже предпринимал безуспешную попытку встряхнуть своего брата, но он прогнал вампиршу, которая могла бы создать иллюзию удовольствия. Представляешь, этот упрямец вбил себе в голову, что это похоже на измену. С тобой же ситуация состоит несколько иначе, и, возможно, твою помощь он примет.
— Отлично, — в голосе Джаспера послышались скептические нотки, а в душе у него боролись гордость и чувство самосохранения. Он понял, что его привезли в Вольтеру, как игрушку для старейшины, но эта участь казалась всё же не такой ужасной, как смерть. — Я постараюсь, чтоб это было так.
— Что ж, я счастлив, что мы поняли друг друга, и считаю, что не стоит откладывать знакомство с Маркусом. Джейн проводит тебя к нему прямо сейчас. — В матовых глазах правителя и правда заплясали крохотные искорки радости, он сделал странный жест руками, словно навевал на своего собеседника чары. — Ступай-ступай. Я очень верю в тебя!
Джаспер учтиво склонил голову на прощание и опять последовал за тёмным плащом строгой девочки по коридорам замка. В начале одного из них она остановилась, сказала: «Последняя комната слева», и исчезла.
Новобранец ни минуты не колебался и был абсолютно уверен в своих силах. Решительный, с идеальной офицерской осанкой, волевым подбородком, изрисованный множеством устрашающих шрамов, которые доходили даже до лица, он напоминал неотвратимо летящую стрелу. Он громко постучал в указанную дверь, но ответа не последовало. Вампир безуспешно повторил попытку, после чего без проса потянул за кольцо...
...Джаспер всхлипнул. Он совсем не ожидал такого. Вся его решительность растворилась, как предрассветная дымка. Он почти физически ощутил под сорочкой на обнажённой коже ледяные крючковатые пальцы смерти.
Комната была намного более помпезной и богатой, чем скромная обитель новичка, но в ней царил беспорядок. Вещи были разбросаны, по углам клубилась пыль: Маркус редко пускал к себе слуг. Сам он, облачённый во всё чёрное, сейчас сидел в мягком кресле перед маленьким кованым столиком, на котором стояли свечи. Горела только одна, на пламя которой он отрешённо смотрел, даже не думая поднимать глаза на вошедшего. Джаспер забыл все приличествующие приветственные фразы и жесты и просто уставился на этого вампира, который оказался самым прекрасным и самым печальным существом, которое он только видел. Полупрозрачное, будто бы ледяное изваяние, которое вот-вот начнёт таять от теплоты свечи. Тень от длинных ресниц нежно лежала на вечно юном лице, приоткрытые губы скорбно уходили уголками глубоко вниз. Он, наверное, был такого же возраста обращения, что и сам Джаспер, так что слово «старейшина», применимое к нему, звучало как-то странно. Но то, что находилось внутри, было ещё более впечатляющим: его душа напоминала полуразрушенный, затопленный океаном невыплаканных слёз древний город с зияющими пустотой окнами-глазницами, с разбитыми стенами, слетевшими с петель дверьми и занесёнными песком домами — остался лишь тонкий намёк на былое великолепие. Из домов этого города вырвались призраки и всей огромной стаей остервенело накинулись на Джаспера. Вампир пересилил себя и тихонько позвал:
— Маркус...
Тот очнулся и, похоже, долго не мог понять, где он находится. Он повернул голову совсем в противоположную от своего посетителя сторону и искал его глазами. Складывалось впечатление, что он потерял ориентацию в пространстве... что он начинает терять рассудок.
— Я здесь, возле двери. Меня послал Аро. Он сказал, что я могу облегчить Ваши страдания, а Вы можете помочь развить мне мой дар.
Джаспер так и заявил ему об этом со всей свойственной ему прямотой.
— Я не нуждаюсь в помощи, а с новобранцами занимаются Джейн и Алек.
Голос старейшины звучал слабее, чем шелест молодой листвы, а его лицо походило на статичную маску, на которой лишь слегка шевелились губы.
— Я боюсь, что это не совсем по их части, — Джаспер не заметил, как сам тоже перешёл на еле слышный шепот, морщась от боли. — Позвольте мне попробовать.
— Нет.
— Я владею даром эмпатии и могу немного управлять эмоциями. От Вас ничего не потребуется, я просто посижу с Вами.
— Нет. Уходи и больше никогда не открывай эту дверь.
Незваный гость позволил себе неслыханную дерзость, которая была неведома никому из свиты: перечить правителю. Терять ему было нечего. Насупившись, он уселся в противоположное кресло.
Маркус ощутил слабое эхо раздражения, но оно быстро исчезло, как круги на воде. Он поднял глаза на вампира, который, несмотря на свой рост показался ему искусанным, нахохленным и настырным мальчишкой. Наверняка, он был очень молоденьким и сам ещё не до конца понимал, как управляться со своим даром. Маркус был более чем уверен, что его чувства просто раздавят новичка.
— Тогда посмотрим, на сколько тебя хватит.
Это было сказано совершенно равнодушным тоном, без всякого сарказма.
Правитель вновь уставился на пламя свечи, погрузившись в воспоминания, и совсем скоро забыл, что в комнате ещё кто-то есть.
Слуга делал то же самое, что и его господин — просто смотрел на маленький огонёк. Со стороны это выглядело странно: два вампира молча смотрят на оплывшую и наполовину сгоревшую свечу, но одни они знали, что при этом творится внутри...
Джаспер пытался защищаться от этой безмерной и беспробудной тоски, он пытался выстроить крепость и поставить по стрелку у каждого её зубца. Но оборона рушилась, не помогали никакие средства, никакая концентрация, никакие усилия... Лицо исказилось, грудь судорожно вздрагивала от беззвучных рыданий. Он почти потерял грань между эмоциями Маркуса и своими собственными. На него навалилась могильная плита. Огромная. Неподъёмная. Ломающая кости. Но всё-таки где-то на краю сознания Джаспера упрямо затаилась мысль о том, что страдания, которые он сейчас испытывает, приносят Маркусу ещё большие муки — и так по замкнутому кругу. Поэтому он собрал всю свою волю, все слои силы, и постарался приподнять эту гранитную плиту... На короткое мгновенье показалось, что ему это удалось, и в заброшенный, старый склеп проник глоток свежего воздуха и дневной свет. Маркус взглянул на своего посетителя, и в его взгляде мелькнул отголосок удивления. Джаспер окунулся в эти глаза, как в кипящий котёл, и, стоило ему на миг расслабиться, как надгробие рухнуло на него, разбивая все остальные чувства.
Новоиспечённому Вольтури казалось, что прошла целая вечность, но сгорела всего половина свечи. Старейшина, с виду безучастный и пребывающий совсем не в этом времени и не в этом пространстве, зажёг другую свечу и откинулся на спинку кресла. Джаспер тоже потихоньку начал погружаться в свои видения. Ему чудилось, что он снова стал человеком, что он живой лежит в гробу, который уже заколотили. Он услышал, как стучит по крышке гроба земля, и попытался закричать, но тело будто было парализовано. Его продолжали закапывать. Он какое-то время пролежал, объятый чудовищным ужасом, а потом стал задыхаться... Он стонал, и его ногти расцарапывали обивку гроба, потом одним мощным рывком он поднял крышку вместе с землёй, выскочил на волю и понёсся прочь во весь дух...
Джаспер опомнился уже, когда сидел под раскидистой кроной далеко от замка. Старый каштан одиноко возвышался среди вздымающихся зелёных волн, которые ласкал загадочный свет луны. Лунное серебро играло и на лепестках маков, алым ковром расстилавшихся вдалеке. Но вся эта красота не сделала вампира ни чуточку счастливей. Он снял плащ и швырнул его на землю. Скверно и пусто было на сердце. Бежать он не мог, его достали бы из-под земли — это он знал точно. Но прошло немного времени, уныние отступило, и Джаспер вдруг понял, что даже если бы не это обстоятельство, он всё равно не оставил бы свой новый приют. Несмелым ростком из благодатной мягкой почвы его души пробилась жалость. Он зажмурился, когда она кольнула его, и закрыл лицо ладонями, прислонившись к стволу дерева. Перед ним всё ещё стоял образ Маркуса, сидящего в четырёх стенах перед свечой. Джаспер недоумевал, как правитель может это выносить, ведь его боль была совсем несовместимой с жизнью.
Он вытащил из кармана жилета губную гармонику, и итальянские безбрежности наполнились горестным и протяжным мотивом, в который он вкладывал всю свою печаль. Раньше вампир только и занимался тем, что разрушал чужие жизни, но вот само проведение предоставило ему возможность направить свой дар в помощь и созидание. Но это, конечно, была коварная усмешка судьбы! Существование с Марией было для него сущей каторгой, которую он собирался покинуть из-за того, что не мог больше этого выносить. Мог ли он вообразить, что его ждёт нечто более жестокое? Хотя, по крайней мере, у него появился смысл... Теперь он считал своим святым долгом воскресить этого вампира. Раз уж Маркус так любит горящие свечи, то и Джаспер разделит его увлечение, чего бы это ему не стоило!
***
У Дидимы была удивительная черта, такая же, как у её брата, — любая мелочь могла заинтересовать её и обрадовать. И тогда на её щеках, бледных как луна, появлялись солнечные ямочки... И сама она была как Солнце, которое способно было дарить всем своё тепло, и глаза её были двумя счастливыми раскалёнными солнышками. Вот и сейчас она улыбалась со всей своей нежностью и почти детской непосредственностью... И этот чёрный, как вороново крыло, локон так капризно спадал на её щеку, единственный выбивающийся из идеальной причёски, перехваченной золотыми обручами и нитками жемчуга.
Почти три тысячи лет эта прядь не давала Маркусу покоя. Почти три тысячи лет он упрямо пытался заправить её за ушко любимой, чтоб та не мешала ей. Он чувствовал, что-то мучает её, что-то истязает её по ту сторону реальности... Она была так близко... И так далеко... Она была существующей, почти осязаемой... Но такой эфемерной...
Он протянул руку к её лицу... И почувствовал осторожное прикосновение... Мечта разлетелась на осколки. Она всегда обрывалась на этом моменте.
В реальности его руку в своих ладонях держал вампир, приходивший недавно.
- Это ты... - с горечью произнёс старейшина и услышал в ответ:
- Маркус, я здесь не потому что Аро так велел. Я сам очень хочу помочь Вам! Вчера я выдержал только половину свечи, но сегодня я поклялся себе, что выдержу целую, а, может быть, даже больше.
От рук новоиспечённого Вольтури исходило тепло, которое на какой-то короткий миг показалось спасительным. Маркус явственно увидел связь — волшебные незримые волокна между ними, а Джаспер увидел в этом холодном страдальце едва мелькнувший отблеск надежды, и тут же принялся укутывать его своим теплом, словно мягким пледом, не дожидаясь пока на него самого навалиться тяжёлая могильная плита, как в прошлый раз.
Старейшина отнял руку, но ничего не сказал. Джаспер опять устроился в кресле, на этот раз уже прекрасно зная, что его ждёт... Но сегодня боль была не монолитным надгробием, а скорее узорчатой оградкой. Она звучала не монотонно, а переливалась тысячами нот.
Джаспера захватило чувство очень похожее на жажду. Только она ощущалась не мелкими осколками стекла в горле, а скорее всем телом, всей душой. Каждая клеточка, каждая пора требовала чего-то необъяснимого, все фибры души пели, словно трубы органа или клапаны флейты. Вампир, ещё никогда в своей жизни не любивший по-настоящему, не сразу мог точно определить это чувство... Но самое странное было в том, что он так и не понял, исходит ли это чувство от Маркуса или ютится в нём самом. Ах, как бы он хотел хотя бы на миг в поисках разгадки проникнуть в его мысли и узнать, что же происходит в полуразрушенном сознании. Какие прекрасные воспоминания он бы там увидел:
...Ранним утром Дидима сидела в беседке среди цветущих олеандров и изящными пальчиками тянула тонкую пряжу. В волос её были вплетены ленты, белоснежный хитон был прихвачен на плечах драгоценными застёжками, по рукам змеились браслеты. Прекрасный бриллиант в прекрасной оправе.
— Маркус, неужели ты наивно полагаешь, что тебе удаётся оставаться незамеченным? Даже не нужно иметь вампирское зрение, чтоб увидеть алую тунику среди зелени, — пожурила девушка. — Аро будет разгневан, узнав, что ты подглядываешь за его сестрой.
— В следующий раз я обернусь маленьким изумрудным ящером, неслышно подберусь к тебе и буду свободно тобой любоваться, — уверенно заявил вампир, выходя из зарослей.
Её смех — журчание бегущего по камешкам ручейка. Он чувствовал сильнейшую привязанность между ними, но она пока держала его на расстоянии, упиваясь этой игрой, этим танцем: два шага вперёд, шаг назад...
— Дидима... Быть может, ты и мне соткёшь что-нибудь? Это будет истинным удовольствием — носить вещь, созданную этими прелестными ручками.
— Быть может, и сотку, если ты меня хорошо попросишь, — хитренько улыбнулась она.
— Моя Арахна*, очень тебя прошу, — Маркус встал на колено и прильнул губами к её обожаемой тонкой ладони.
— Эта мастерица плохо кончила, так что это не засчитывается. Проси ещё лучше. Куда же делась та смелость, с которой ты обращался ко мне в своих элегиях? — уже серьёзно и взволнованно прошептала Дидима.
Вампир сел рядом, расцеловал её руку до самого плеча и, овевая её ушко своим дыханием, тоже прошептал:
— Эти элегии теперь кажутся слишком скудными. На свете нет слов, достойных описания моей любви к тебе.
Она выронила веретено, запустила пальцы в его длинный волос и выдохнула:
— Маркус...
Он нежно целовал её шею, обхватив стройный стан, а потом их губы слились в первом поцелуе.
Уже вечерело, когда Дидима наконец оторвалась от его рта. Счастливый влюблённый страстно вглядывался в её лицо, которое стало для него отдельной Вселенной. Тёмная прядь непослушно упала на её густые брови и горящие глаза...
...Обычно за этим видением воспалённого разума следовал чёрный провал в памяти. Маркус находился теперь на границе времён, на границе внешнего и внутреннего. Почти беззвучно, одними губами он произнёс:
— Волос... Дай мне его убрать...
Джаспер, удивлённый этим пожеланием, заправил свой золотисто-русый волос за уши, но Маркус не успокоился. Молодой вампир в сметённых чувствах опустился на корточки возле кресла своего безумного подопечного.
— Маркус?
Тот не отозвался и даже не повернул голову, лишь повторял свою просьбу. Джаспер заботливо убрал чёрный шёлк волос старейшины за спину и по-дружески мягко погладил его по плечу, стараясь вложить в своё касание небесную безмятежность...
...Маркус нежно улыбнулся, откидывая вздорную прядь с лица любимой.
— Теперь я смею просить тебя о большем... намного более серьёзном, чем рукоделие.
— Интересно. - Брови Дидимы взлетели вверх.
— Будь моей навсегда. Навеки!
Опять переливы её смеха.
— Разве кто-то в силах сокрыть от тебя свои чувства: ты уже давно знаешь ответ.
...Глаза Маркуса, который не мог до конца поверить в то, что произошло, сосредоточились на Джаспере, но тот тут же испуганно отвёл взгляд, боясь опять захлебнуться в этом кровавом море.
— Как много лет я не мог это сделать. Я не знаю, как тебе это удалось, — слова Маркуса прошуршали, как шаги по опавшим листьям, тихо, едва уловимо, но его гость дрогнул от них, будто от раската грома. — Арахна плохо кончила. Я назвал Дидим так совершенно безрассудно, в слепом желании польстить и быть красноречивым. Мог ли я знать тогда, какое значение обретут мои слова. Однажды я услышал, как оборвалась между нами струна, и затихла наша песнь. Я больше не ощущал обратной связи. Дидима исчезла. — Старейшина зажёг очередную свечу. — Я не видел ни тела, ни огня в котором она сгорела. Она просто исчезла, не оставив никаких зацепок, никаких следов, словно вызвала зависть богов к своей красоте, своему таланту и счастью, словно алчные боги покарали её, превратив в паучка или шелкопряда, до скончания Света плетущего свою нить.
Распахнутые глаза молодого вампира наполнились тоской и состраданием к этому обезумевшему от невыносимых мук возлюбленному. Джасперу стало неловко перед самим собой за внезапно родившееся желание обнять безутешного господина, гладить это древнее существо по голове, как ребёнка, успокаивая и оберегая от боли. Он старался унять и погасить это предательское намерение: слишком оно было нежным по отношению к мужчине, слишком двусмысленным. Маркус, будто бы увидевший нарисовавшиеся у него внутри картины, наконец прошелестел:
— Ты выполнил своё обещание. Ты выдержал даже больше, чем одна свеча. Но, я думаю, не стоит больше терзать тебя и доводить до того, что ты вылетишь из моих покоев, как из преисподней. Можешь быть свободен.
Новичку стало стыдно за свою вчерашнюю выходку. Он попрощался с правителем и осторожно прикрыл дверь.
***
Вампиры расположились на светлых диванах, креслах и пушистом ковре среди ваз с розами и картин. Они оживлённо перешёптывались и сдержанно посмеивались, делясь последними новостями. Джаспер стоял чуть в стороне от остальной свиты. Он особо не прислушивался к тому, что говорили другие — его больше захватывали вопли и боль тех, кого сейчас в столовой пили правители и их жёны. Он был расстроен тем, что Аро не разрешил ему питаться отдельно от клана. Владыка объяснил, что у них существуют свои традиции, и к тому же Джаспер не должен отделяться от остальных. Жажда сжигала горло, страх и страдания жертв сжигали душу, но он всё же заметил, как вампиры с любопытством, смешанным с лёгким презрением, оценивающе поглядывали на него.
— А что это мы стоим с такой кислой миной, майор? Кушать подано, а ты такой угрюмый.
Говорившая бестия была до невозможности хороша. Наверняка, огонь её рыжих волос согревал грудь многих вампиров в этом замке. Вот и Джасперу передалось её вожделение. Он не ответил и постарался отогнать подальше от себя не только это ощущение, но и ощущения остальных присутствующих. Эмоции окружали вампиров, подобно многоцветной ауре, которая переливалась, пульсировала, дышала. Спектр этой ауры был очень обширным. Ядовитое горячее варево, в которое вампир окунулся, источало различные ароматы: ревность, зависть, жадность, ненависть, любовь, даже щепотка нежности, страх, нетерпение и множество других более тонких компонентов. Но в целом этот аромат Джасперу пришёлся не по душе.
— Тебя не учили тому, что невежливо молчать, когда к тебе обращаются? — Спросил Деметрий, выходя вперёд.
— А что он тебе ответит? Что он чувствительная неженка и размазня? — Вмешался Феликс.
Некоторые вампиры засмеялись. Новичок молчал, стараясь держать себя в руках, но громила не унимался:
— Как тебе роль сиделки, майор?
Джаспер не выдержал и накинулся на Феликса:
— Прикуси язык, малыш!
Тот вцепился в его горло. В этот самый момент двери распахнулись, и из них выплыли старейшины с жёнами. Все мгновенно затихли. Громила отпихнул противника.
— Так ты ко всему прочему ещё и дебошир! — оскалился на новобранца Кайус.
— Ах, я то думал, что ты такой сдержанный, — Аро развёл руками.
— Феликс, в последнее время ты стал слишком заносчивым. Не провоцируй.
Изумлению Джаспера не было границ, ведь это произнёс Маркус, причём произнёс достаточно твёрдо, потом остановился возле него, некоторое время рассматривая его, словно статую в музее, и ушёл вслед за братьями. Он защищал своего слугу? Неужели правителю было до него какое-то дело?

После обеда Джаспер сидел у себя за столом, уронив голову на руки. Уверенность том, что здесь ему придётся провести всю свою вечность, казалась такой безнадёжной, что перед ней меркли все остальные мысли. Но внезапно скрипнула дверь, и он уловил запах, который стал для него отныне запахом горя. Вампир поднялся.
На диванчике-скамейке, обитой багровым бархатом, сидел его господин. Он склонил голову, пристально смотря на своего подопечного, отчего стал похож на огромную чёрную птицу, случайно влетевшую в его комнату. Полы мантии разметались вокруг него, как крылья. Казалось бы, Джаспер должен был впасть в ещё большее уныние, завидев этого отчаявшегося и безучастного вампира, но ему почему-то стало немного светлее.
—Не ожидал вас здесь увидеть.
— Аро говорил со мной о тебе и просил стать твоим наставником.
— Что же вы ему ответили?
— Зажги свечу.
Просьба печального владыки была тот час же исполнена. Он откинулся на спинку дивана, внимательно наблюдая за крохотным огоньком. Откуда такое маниакальное желание смотреть, как сменяются цвета огня в язычке свечи, лижущем застоявшийся воздух подземной комнаты? Что он там видит? Джаспер пока не знал ответы на эти вопросы, как не знал и причину, по которой этого вампира так чудовищно покарали. Он явственно увидел, как в мантию его страдальца впились костлявые и когтистые, как куриные лапы, кисти Скорби, разрывая ткань и превращая её в лохмотья, затем они принялись рвать блестящий волнистый чёрный волос. Наконец эта высохшая, старая матрона успокоилась. Она устроилась рядом со своей жертвой, прикрывая лицо веером, и склонила голову на плечо одинокого влюблённого...
Метавшиеся в голове мысли и галлюцинации Джаспера разогнал бесцветный голос:
— Сегодня я заметил, как сильно эмоции пищи захватывают тебя и как тесно ты с ней переплетён. Что ты чувствуешь, когда насыщаешься?
Джаспера покоробило слово «пища», и в тоже время вдохновил интерес старейшины. До этого никого не заботили его переживания. Мария не разу не спросила, какой ценой даются ему убийства. Боясь, что малоприятное видение Скорби повторится, он присел рядом со своей тёмной птицей на багровый бархат и, скользя взглядом по его лицу, рассказал:
— Я как будто пожираю самого себя. Это очень больно. Но я не могу остановиться, кажется, я умру, если не выпью всё.
— Ты не должен позволять чужим переживаниям захватывать тебя и уж тем более смешиваться со своими собственными. Нужно быть твёрже.
— Я пытаюсь, — буркнул Джаспер.
— Пока я вижу, что эмоции управляют тобой, а не ты ими. Вот сейчас ты что делаешь? — строго поинтересовался Маркус.
— Стараюсь отогнать вашу тоску.
— Я не знаю наверняка, как действует твой дар, но могу предположить, что в таком подавленном состоянии у тебя едва это получится. Чтобы осчастливить другого, нужно самому быть счастливым, или, по крайней мере, спокойным. Попробуй фокусироваться не на мне, а на себе.
Раскаленные алые радужки, покрытые лёгкой изморозью, теперь не пугали Джаспера, напротив — он был рад, что эти глаза в упор устремлялись на него, а не куда-то в пространство.
— Но у меня пока не совсем это получается. Я фокусируюсь на себе и вижу в себе отражение ваших страданий, а потом фокусируюсь на вас и вижу, что вам становится от этого ещё тяжелее. Это бесконечный зеркальный коридор.
Маркус был немного раздосадован тем, что приходится объяснять на пальцах.
— Так разбей его другими чувствами, передай их мне. Вспомни счастливые минуты. Ведь они были в твоей жизни?
Джаспер задумался.
— Ну, в вампирской жизни я не был столь уж счастлив. Как выяснилось, меня не любили, а просто использовали. Безоблачное счастье было, наверное, только в детстве, — он усмехнулся. Он поглядел на завораживающую мутную слезу, медленно сползавшую вниз по свече, и предался воспоминаниям. Свечи на Рождество родители привязывали проволокой прямо к еловым ветвям. И вскоре на зелёных иглах повисали горячие восковые слёзы, распространяя особый запах сказки и добра. Он был самым младшим и долгожданным в семье среди взрослых девочек-сестёр, которые возились с ним, как с котёнком. Они давали ему в руки сусальных ангелов, и он вешал их на ёлку... Он рос в атмосфере любви и заботы. Он привык боготворить женщин и всецело доверять им, быть может, оттого Мария с такой лёгкостью дёргала за ниточки. А потом сёстры разъехались, обзавелись своими семьями и проблемами, а он остался со старым отцом и больной матерью. Им очень нужны были деньги, и он, солгав про свой возраст, подался в армию Конфедератов, в которой довольно неплохо платили...
Маркус ничего не ответил своему слуге, он даже толком не выслушал ответа, углубившись в себя, нырнув в пламя свечи. В огонь, который когда-то давно поглотил его единственную. Внешний мир утратил для него чёткие очертания...
...На руках он принёс Дидиму в заброшенный храм одного из забытых богов, затерянный где-то в горной глуши. Они как-то набрели на него, бесцельно прогуливаясь в окрестностях. Вампир опустил искрящиеся в солнечном свете ножки в лёгких сандалиях на каменный пол святилища перед алтарём, но объятий не разнимал. Влюблённых окружали старые безмолвные статуи. Из-под сени капища на них хладнокровно смотрели герои древности с белёсыми, гипсовыми глазами. Было слышно, как вдалеке шумят волны, наползающие на песок, как тревожит ветер оливковые рощи.
— Наконец-то я тебя похитил!
Маркус выглядел очень сосредоточенным и слегка взволнованным.
— Умыкнул прямо из-под носа своего компаньона, — добавила Дидима, улыбаясь. — Как думаешь, что он скажет, когда мы объявим ему о нашем венчании?
— Скажет, что и мечтать не мог о лучшем муже для своей сестры. — Маркус провёл кончиками пальцев по её щеке.
— Люблю твою скромность, но Аро, вероятнее всего, потребует выкуп, - шутливо проворковала она.
— Значит, придёт время, и я откуплюсь, бросив к его ногам румынские головы, — серьёзно ответил вампир.
Девушка нахмурилась, задумавшись о чём-то.
— Что случилось, Дидима? Ты изменила решение? — насторожился жених.
— Нет! Конечно нет! - Она ещё крепче прижалась к нему. — А ты, Маркус, не передумал?
— Я люблю тебя и хочу, чтоб ты стала моей женой.
— И я люблю тебя и хочу, чтоб ты стал моим мужем, - повторила Дидима заветные слова, после которых вампир достал бархатный мешочек.
Они одарили друг друга сначала кольцами, затем поцелуем.
— Ubi tu Gaius, ego Gaia**, — как заклинание прочитала Дидима выгравированную на кольце фразу.
Эти слова наполняли душу блаженством и в то же время звучали, как сладкий приговор, и были самым коварным обманом. Ведь это вовсе не означало, что все часы в сутках они будут вместе, и он сможет всегда ревностно оберегать и защищать её. Хотя он, несомненно, постарается это сделать.
— Да будет союз трёх нерушим...
— Союз трёх? — перебила она, и её глаза вспыхнули.
— Да. Ты, я и её Святейшество Вечность, — невозмутимо улыбнулся он, убирая с её головы платок и ласково поглаживая волос.
После пожара ярости во взгляде Дидимы нежно тлели угольки.
— Маркус, я не знаю, что я сделаю с тобой за эту шутку! - Она притянула его за волосы к себе ещё ближе властно, но в то же время мягко.
— А мне кажется, ты прекрасно это знаешь...
Сквозь ткань их туник и складки её праздничной паллы Маркус чувствовал все изгибы её тела...
...Свеча потухла, и оттенки цветов притупились, став не такими насыщенно-звенящими. Комната новичка сделалась убогой и серой. Впрочем, не угасший огонёк стал тому виной. Так бывало всегда, когда мир грёз и воспоминаний мерк, становясь лишь фоном мира вещей. Маркус поглядел на своего слугу. Он сидел с остекленевшим взглядом.
— Джаспер.
Тот немного встрепенулся и повернул голову.
- Выходит, ты и сейчас испытал всё то же самое, что и я?
Вампир кивнул.
Что ж, значит, Маркус вовремя очнулся.
— Честно говоря, я ни в ком такой глубины не видел, — восхитился его подопечный. — Никогда не видел такого трепета и любви, как в вас.
Маркуса приятно поразила откровенность Джаспера, равно как его желание помочь и чувствительность, которой наградили его высшие силы, будто посмеявшись над самой вампирской природой. Это определённо была самая любопытная диковинка, которую привозил в замок Аро. И хотя непривычно было, кроме брата, ещё с кем-то делиться своими чувствами и мыслями, правитель всё же это делал.
— Только Дидима могла вызвать такую любовь. Жизнерадостная, импульсивная, трогательная, непохожая на меня. Адгезия***. Притяжение разнородных материй. Их никогда нельзя до конца разъединить, как нельзя из бокала полностью вылить вино, — пара капель обязательно останется на стенках и будет бродить, крепнуть с годами, становясь всё более пьянящими и сводящими с ума...
Джаспер с замешательством подумал о том, что жизнь в замке будет не так уж и паршива для него.
__________

* Арахна — В древнегреческой мифологии искусная ткачиха, выигравшая состязание в мастерстве у самой Афины. Афина признала мастерство соперницы, но возмутилась вольнодумством сюжета на её полотне (в изображениях её было неуважение к богам) и уничтожила творение Арахны. Афина порвала ткань и ударила Арахну в лоб челноком. Несчастная Арахна не перенесла позора, она свила веревку, сделала петлю и повесилась. Афина освободила Арахну из петли и сказала ей: «Живи, непокорная. Но ты будешь вечно висеть и вечно ткать», и превратила её в паука.
** Ubi tu Gaius, ego Gaia — Куда Гай, туда и Гайа. Клятва, входившая в обряд бракосочетания в древнем Риме.
*** Адгезия — сцепление поверхностей твёрдых и/или жидких тел на молекулярном уровне.