Усталость накатывала тяжёлыми волнами, грозя вот-вот утянуть меня в сладкую полудрёму забытья – столь желанного, что мне приходилось немалым усилием воли сохранять ясность ума. Я удалялась от Вольтерры не с той скоростью, которая была бы необходима – это обстоятельство заставляло нервничать. Слишком вымотали меня три дня, проведённые за стенами злосчастного города. Наверное, не стоило и соваться, но душа моя, измученная предчувствием скорого конца, рвалась отдать последний долг. Благородный, но глупый поступок. Быть может, любое живое существо стремится вернуться к истокам, ощущая ледяное дыхание вечности, касающееся шеи? Это ведь было не сиюминутной прихотью – неосторожной и глупой, а острым желанием, необходимостью столь же сильной, как вдох после долгого погружения в воду. Я жаждала… только чего? Получить прощение, невозможное для меня? Или лишь взглянуть? Во мне всколыхнулись те наивные чувства, что я лелеяла будучи ещё ребёнком. Мечтала, надеялась, верила… Слишком давно. Жизнь опалила мои полупрозрачные, неокрепшие крылья, вышвырнув в мир, где я всем была чужой. Даже себе.

Семья… горькое слово. Мать, которой я никогда не знала и не узнаю – мой первый вздох стал гибелью для неё; отец – не стоило и думать, что нежизнеспособный выродок, марающий его имя, нужен ему; брат, попытавшийся исполнить закон… Словно бы все те, с кем я соприкасалась, вдыхали гибельного яда. Хотя, быть может, этой отравой была я – прокажённый уродец, чумная, тянущая заразные руки к ним, куда более чистым и нормальным? А умерщвление – единственный способ лечения? От несправедливости захотелось выть – нестерпимо было думать о таком раскладе. Я никогда никому не желала зла, однако же именно мне досталась чёрная отметина, решившая мою судьбу – точно топор палача, отточенный до зеркального блеска и ждущий своего часа. Смерть стояла за моим плечом, ведь таким, как я, ангелы-хранители не положены. 

Ночь сегодня была удивительно тихой и будто сделанной из бархата, она опустилась на землю лиловыми сумерками; едва надкусанная с одного края Луна серебрила ленту дороги впереди, погрузив мир в зыбкое царство теней. Тосканский пейзаж должен был радовать глаз, но мне он казался унылым, не вызывая никакого отклика. Не осталось сил. Едва ли за последние несколько месяцев в моей душе просыпались хотя бы какие-нибудь чувства, отличные от страха и тупого безразличия. Едкая горечь наполнила рот; я упрямо поджала губы, искусывая их – от этой привычки мне никак не удавалось избавиться, да и уже было незачем. Не сдамся. И пусть жизнь превратилась в каждодневное выживание, став почти ненавистной и невыносимой. Не проиграю. Яростное, неизбежное желание поднялось во мне сильной приливной волной, зародившись в глубинах моего существа, – та сила, принуждающая делать каждый вздох. 

Вольтерра осталась далеко позади, растаяла за горизонтом, но ощущение опасности не покинуло меня. Нет, не из-за вампира, которого я так неосторожно повстречала, – облава продолжалась и главным трофеем была моя голова. Мне не может вечно везти, скоро удача отвернётся от меня, бросив на растерзание волкам. Я ждала этого часа с какой-то упрямой решимостью, приняв для себя, что не стану лёгкой добычей. Надо было бы смириться, но как я ни старалась, не могла. Смерть не даст мне покоя, тогда к чему спешить в её ледяные объятия? Мне вырвали ещё не все когти…

Неприятное ощущение угнездилось где-то в затылке – предвестник скорой головной боли. Но едва ли она могла меня потревожить – я знала, что скоро вслед за ней придёт её сестра, куда более сильная, жестокая и ненасытная. Голодный волк, вгрызающийся в плоть и кости. Я почти привыкла… почти… Машина, шурша шинами, медленно остановилась на обочине. Яркие лампы автомобильных фар то и дело выхватывали меня из темноты, точно какое-то насекомое на ветровом стекле. Ночь дышала прохладой – желанной и целительной после невыносимо знойного дня; мне иногда и не верилось, что это весна – она была какой-то неправильной, не той, к которой я привыкла. Я вышла из салона и медленно прошлась по дороге, жадно вдыхая свежий воздух, пусть и пропыленный. Мне необходимо было решить, куда двигаться дальше, в безрадостное завтра. В окружающем мире царил зыбкий покой, но едва ли он находил отражение в смятение моих мыслей. Чего же я хотела в тот миг? Наверное, хотя бы призрачного, мимолётного ощущения безопасности, той желанной крохи – я не мечтала о большем. Между тем я чувствовала странную уверенность, правильность своего последнего поступка. Я вернулась к истокам – в город, в котором родилась. Нет, меня, конечно, не ждал тёплый отчий дом и нежные руки матери, прижимающей своё безутешное дитя к груди; меня встретило кладбище на окраине и простая гранитная плита, под которой та, что подарила мне жизнь, нашла последнее пристанище. Тело, должно быть, давно истлело, а бессмертие её души забрала я. Другой жизни – там, за гранью – для неё не будет; ей была отведена короткая, точно весенний дождик, человеческая. Грусть опустилась лёгким туманом на мои мысли, задев болезненные струны внутри меня. Всё было не так… Я сама была неправильной. «Уникальной», как пытались убедить меня. «Уродом», молчаливо поправляла я их.    

Я не знала, да и не могла представить – другие вполне спокойно жили с этим страшным грехом на душе. На каждом из нас убийство собственной матери – осознанное или нет, не важно; мы не могли существовать без их гибели. Люди не выносили прикосновения с чем-то, столь чуждым их природе. Когда я впервые узнала о цене бессмертия, всё во мне переполнилось отвращением, гадливостью к самой себе. Вечность брала слишком дорого… И смириться я не могла; вряд ли мне удастся относиться к этому чуточку иначе. Мы были детьми Смерти… Неудивительно, что и Небеса отвернулись от нас, навсегда закрыв свои врата. Даже в Аду нам не оставили места. Душа, отмеченная таким грехом, никому не нужна, чей бы оттиск, пятно падения она не носила. 

Я не плакала там, на могиле матери – не из-за чёрствости, а из-за навалившейся вдруг страшной опустошённости. Аккуратно выгравированная дата на надгробии точно совпадала с моим днём рождения. Всё вернулось на свои места, а я – к своим истокам. На сером камне не было фотографии, и я всё силилась восстановить в памяти мутный образ, который видела на одном из снимков в доме дяди и тёти. Сколько мне было? Пять? Семь? И их лица уже превращались в мутные образы на задворках сознания. Странная мысль зародилась в голове – может, и в их смерти была виновна я? Будь они живы, как бы тогда сложилась моя судьба? Что принесли бы мне роковые встречи? Да и была бы я собой, а не кем-то другим? Тоска разъедала меня кислотой, травила душу – с самого рождения я методично теряла всё. У меня ничего не осталось – даже я превратилась во что-то чуждое и непонятное. Но горько сделалось от другого – я на это и не имела права. Но с другой стороны – прокажённому и следует быть одному, чтобы не заражать окружающих. 

Глаза слипались, в них будто насыпали песка – я, кажется, не спала уже третьи сутки, и это было слишком даже для моего нового выносливого организма. Бока ныли – похоже, тот вампир с непривычным именем что-то повредил мне. Я безразлично смотрела на лиловые синяки, проступившие на запястьях, невольно восстанавливая образ хладного в памяти. Он, безусловно, был очень красив – тут я не могла покривить душой против истины, и очень шёл той солнечной земле, на которой жил. Глубоко посаженные под тяжёлыми бровями глаза в опушке из неприлично длинных для мужчины ресниц смотрели цепким, соколиным взглядом; черты лица у него были несколько резковатые, словно тот, кто высекал абрис, действовал грубо. У губ залегла жёсткая складочка – верный свидетель того, что улыбка была нечастым гостем на них. Я чуть нахмурилась, пытаясь восстановить в памяти все детали – наверное, отвлекаясь от собственных проблем. У него была старомодная причёска – густые волосы, чёрные как смоль, кольцами кудрей свободно спадали до плеч; наверное, если бы их распрямить, они были бы ещё длиннее. Сам вампир был высок – мне, при моём немаленьком для женщины росте, приходилось задирать голову, но при этом достаточно худощав и жилист. Изящен тем изяществом, которым обладает гепард. В движениях его преобладала мягкость, плавность, свойственная хищным кошкам – их, лениво греющихся на солнышке, я как-то видела в зоопарке. А ещё всё в нём дышало налётом старины, окружая его неповторимым флёром. Вежлив, податлив… и смертельно опасен. Но была ещё одна деталь, которую доводилось видеть только мне – его серебристо-яркая душа имела изъян, червоточину в своей безупречной структуре. Наверное, талант, но я не знала точно – в конце концов, вампиры меня интересовали в последнюю очередь. Меня прошиб холодный пот. «Я неплохо умею выслеживать». Следовало  ли  мне связывать одно с другим или лучше отогнать от себя лишние страхи? Я обняла себя руками в жалкой попытке согреться – мне вдруг стало очень холодно. Ещё и он?.. За какие грехи? Мной владел не страх – скорее чувство обречённости, туманом застелившее мысли. Я поджала задрожавшие губы. Это было несправедливо – Деметрий уменьшал и без того мои почти призрачные шансы на жизнь. Внешность его уже не казалась мне такой уж и красивой; да и мне ли не знать, какие демоны могут скрываться под приятной оболочкой? Мне ли не помнить…

Я одна…

Дорога вилась чёрной лентой, будто не существовало мира вокруг, за полем автомобильных фар – там была только темнота; призраками из мрака возникали встречные машины, пропадающие почти мгновенно. 

Ничего нет…

Милан встретил меня мириадами огней и яркими вывесками, но углубляться в город у меня не было намерения. Было уже далеко за полдень; небо сияло яркой голубизной, но на востоке оно заметно потемнело, и лёгкие перьевые облака напоминали своим цветом свежие сливки. Непритязательную гостиницу я нашла на самой окраине; она, окружённая весёлыми зелёными клумбами, приглянулась мне своей неприметностью. Расположившись в номере, я, закусив от досады губу, пересчитала деньги в весьма похудевшем за время скитаний кошельке – их не хватит надолго. Придётся продать машину, поняла я и горько улыбнулась – не так уж и давно мне только и мечталось, как бы побыстрее избавиться от неё. Этот «подарок» слишком о многом мне напоминал, но гордость пришлось оставить в прошлой жизни, сейчас она не помогла бы мне выцарапать право на существование. Я училась приспосабливаться – и опустившись до воровства, и измарав руки чужой кровью… Мерзостно было осознавать, во что я медленно превращалась и как низко пала… Так ли уж хотелось продолжать подобное существование? 

Я смежила веки и свернулась клубком, почти мгновенно провалившись в блаженное забытье, не подарившее мне спокойствия. Тревога прокралась в мои сны; сегодня меня не преследовали загубленные мной, уступив своё место морю крови, в котором я захлёбывалось. У меня отнимали нечто безумно важное, самое дорогое… Мрак сжимался вокруг меня, я дышала им – он проникал в мои лёгкие дымкой, оборачивал кровь в какую-то вязкую чёрную субстанцию, отравляющую сердце, дурманил разум, застилая его гибельным туманом. Душа надрывалась от невозможности, разрывалась от чувства потери. А вокруг в дьявольском танце кружились тени – неясные образы моих извечных кошмаров, тянувших ко мне свои осклизлые руки. Не сбежать… От себя не сбежать… Проснувшись, я ещё долго лежала, глядя в потолок и не убирая от лица прилипшие волосы. Во рту стоял медный привкус горького сна.

Я ела без аппетита, апатично пережёвывая почти безвкусную пищу – дурнота подкатывала к горлу. Мне не стоило вновь приезжать в Милан – вернее, это было вопиющей глупостью после встречи с прихвостнем Аарона, но упрямая мысль, что здесь меня больше не будут искать, казалась мне вполне убедительной. Я расправила складки на юбке – не от опрятности, а скорее из-за неудобства. Погребальный саван… Меня передёрнуло. Я собиралась убить, чтобы выжить. «Останься в своём замке», – мысленно умоляла я вампира. – «Не ищи меня». Будь, что будет… Боже, пусть мне не хватит решимости. 

Я планировала остаться в Милане до вечера, но ни сил, ни желания не было на дальнейшую поездку. Передо мной были открыты все дороги – иными словами, мне просто некуда было идти. Стыд жёг – я бы могла попробовать вернуться к Азазелю, да только как посмотреть ему в глаза после постыдного бегства? Брат отрёкся от меня – вернуться к нему значило бы положить голову на плаху. Единственный, кого я считала другом, растоптал и унизил. Пальцы невольно скомкали шуршащую юбку, но, опомнившись, я принялась оправлять её. Всё в прошлом, но в моём мире не существовало будущего – меня лишили его; осталось только настоящее – безрадостное и безвкусное, где каждый новый день превратился в борьбу за выживание. Я подняла взгляд к безмятежному небу – ах, были бы у меня сильные крылья, улетела бы прочь! Ото всего, ото всех! Но отчего же у свободы такой горький вкус? 

Предыдущая глава « Оглавление » Следующая глава