Глава 9
Грани мрака

Саундтрек:
https://www.youtube.com/watch?v=Z2ckGcpx6xI
https://www.youtube.com/watch?v=-LIqU1wOKvI

Форкс, несколькими месяцами ранее

Проигрыватель и большая стопка дисков были первыми, что отметила Белла, впервые войдя в комнату Эдварда. И в свой очередной визит она опять включила музыку, ожидая вновь услышать фортепианную мелодию, красивую и лишь слегка меланхоличную. Диск с «Лунным светом» Дебюсси все еще был здесь, и несколько минут она им наслаждалась. Потом запись закончилась, проигрыватель переключился с тихим щелчком, и голос, чистый, как хрусталь и мощный, словно колокол, заполнил все пространство комнаты. У Беллы на миг перехватило дыхание. Она не поняла ни слова – это же немецкий, кажется, - но не могла не уловить затаенную скорбь, сквозившую в интонации. Голос был красив, и красота его была зловеща. Он словно принес с собой тьму: солнце спряталось за тучами, и блики на стенах угасли, уступив место привычной серой полутьме. Этот голос околдовывал, завлекал в свои сети, словно паук мотылька, и не было сил разорвать эти чары. Эдвард вернулся в комнату, и при звуках музыки его лицо сперва выразило блаженство, а потом враз потемнело.

- Что это? – спросила Белла почти шепотом.

- Смерть Изольды, - выдохнул ее возлюбленный, нахмурившись.

Эдвард протянул Белле чашку с чаем и выключил проигрыватель. Он убрал все: фотографии, афтографы и большинство ее записей, так как же мог забыть про эту?

Поздней она призналась Элис в том, что ощутила чувство, почти похожее на ревность. Та, выслушав ее, вздохнула.

- Белла, - сказала она, подняв наконец взгляд своих золотых глаз, - Тебе не стоит ревновать. Такие, как она… Они скорее символы, чем люди. Они недосягаемы: манят, словно луна на ночном небе, но разве кто-то может коснуться луны? Ощутить ее в своих руках, рассмотреть это сияние поближе? Да и кто захочет тянуться в такую даль, когда прекрасное есть рядом… Она для него – просто голос на записи, пусть совершенный, но далекий и бесплотный.

Позднее Белла нашла в сети подборку ее фотографий, и пришла к выводу, что Элис, как и обычно, была права. «Она действительно похожа на луну», - закралась вдруг шальная мысль, - «Безупречная, холодная и неживая». Как вампиры.


Ему не часто доводилось говорить о прошлом, тем более, настолько далеком. Казалось, будто те события стерлись из памяти, сгинули, словно камни в зыбучих песках… Но нет: стоило Аро обратить к ним свой взор, как из тьмы веков выступали на свет факты, действия и люди, давно истлевшие в земле. Мир, почивший много столетий назад вновь оживал перед его глазами, вызывая чувство странной, тянущей тоски. Он думал, что давно забыл его, отринул прошлое и стал другим, и все-таки воспоминания затрагивали какие-то странные струны в его душе.

Туман плыл над городом, укутывая шпили небоскребов белым саваном, на землю медленно сходила синеватая мгла, и в окнах загорался свет. Он говорил о своем отце, преторе в правление Цезаря, о матери, родственнице Гая Мария, об умершем в юности брате. И очень давно у него не было столь благодарного слушателя: с тех самых пор, как он рассказывал Каю свою историю. Она слушала, не перебивая, словно завороженная звуком его голоса, и Аро против воли ощущал себя заклинателем змей. Глаза кобры смотрят неотрывно, их взгляд слегка расфокусирован, расслаблен, но только мелодия смолкнет, как она, очнувшись, бросится вперед. Он говорил о дружбе с Цицероном, о кратком пребывании в Галлии, о своей жене, о детях, дочери и сыне. Тут она позволила себе прервать Аро, спросив о судьбе его потомков. Он ответил, что род прервался в двенадцатом веке, и следующий вопрос немало его удивил: она хотела знать, жалел ли он об этом. Правда была в том, что Аро настолько погрузился в дела и заботы своей новой жизни, что просто пропустил этот момент, не удостоив его и толикой внимания. Но позже, возвращаясь мыслями к этому событию, ощущал смутную грусть, к немалому своему удивлению. О, только на мгновение, конечно. Ей он озвучил лишь первую часть истины. «Лжешь», - пронеслась мысль в голове змеи. Она кивнула, сделав вид, что удовлетворена ответом. Наконец, вампир завел речь о том роковом заговоре.

- Я удивляюсь, что вы знаете о моем участии в этом деле, - задумчиво и тихо произнес Аро, - ведь заговорщиков было немало.

Ее блестящие глаза чуть сузились, и голос, от долгого молчания слегка хрипловатый, ответил:

- Я знаю всех. По именам, по биографиям, а тех, чьи изображения сохранились, и по лицам.

- Чем обусловлен этот пылкий интерес?

Она лишь хмыкнула:

- Цезарь был титаном. Мотивы убивших его не могут не интересовать.

Аро вздохнул, и взгляд его вновь сделался далеким:

- Они верили в Республику, - проговорил он с какой-то странной улыбкой, не то печальной, а не то саркастичной, - И также верили, что диктатура – преступление. Разумеется, кое-кто преследовал и свои личные цели… - тут вампир развел руками. – Вы знаете орудие убийства?

- Стилосы, - немедленно ответила она, - в сенат ведь запрещали проносить оружие.

- Верно, - согласился вампир, и один уголок его рта чуть приподнялся, – И каждый нанес по удару.

Ее взгляд был острее кинжала:

- Каждый. Но не вы.

Вампир едва заметно поднял брови, скрывая истинную степень своего удивления, и согласился со смешком:

- Не я. Их идеи не вдохновляли, и если бы не мой отец, меня бы не было в тот день в сенате.

- Не цените демократию? – уточнила она с нотой сарказма.

- Само собою, не ценю, - невозмутимо согласился Аро. - Это власть черни, порядок, который не несет ничего, кроме хаоса и разрушения.

- Рим был империей и пал.

- Рим, - он сделал ударение на первом слове, - чрезмерно потакал толпе.

- Не сомневаюсь, вы мечтали повторить путь Суллы, вашего родственника, - протянула змея, и взгляд ее как будто бы смягчился, скользнув на потолок и любовно огладив фигуру грешника, висящего на дыбе.

- Что заставляет вас так думать? – спросил вампир с оттенком любопытства.

Глаза, теперь почти янтарные из-за угла падения света, вновь обратились к собеседнику, их взгляд утратил хрупкую мечтательность. Она едва заметно передернула плечами:

- Подобные вам власть почитают высшей ценностью.

Построить фразу по-латыни оказалось сложнее обычного, слова приобрели излишнюю тяжеловесность.

Глаза Аро сверкнули, а губы сложились в ответную ухмылку:

- Подобные нам, следовало бы сказать. Вы поете не ради денег, - вкрадчиво продолжил он прежде, чем она успела возразить, - И даже не ради искусства, как бы вам ни хотелось заставить всех в это поверить.

- В чем же тогда моя цель? – с неподдельным любопытством спросила она.

- Власть над толпой, - добавил он с улыбкой. - Вы способны заставить публику восторгаться или страдать, хохотать или лить слезы, достаточно лишь дернуть за верную нить. И вы наслаждаетесь этим.

Уголок ее бескровного рта едва заметно поднялся, обнажив кровавый след на нижней губе, а в глазах мелькнуло на секунду какое-то едкое выражение.

- Не стану отрицать, что вы частично правы, - вполголоса протянула она, - Но не до конца. Я забираю много, это правда, но много отдаю на сцене. Вы, думаю, это заметили, - она слегка склонила голову к плечу, и взгляд, брошенный на Аро из-под пшеничных ресниц, напоминал удар кинжала.

Не кокетство – вызов.

Губы вампира медленно сложились в едва заметную, немного снисходительную улыбку.

- Разве же это не очевидно?

- Я тоже вас заметила в тот первый вечер, - неожиданно призналась она, внимательно наблюдая за выражением его глаз.

Аро безупречно сыграл удивление.

- Неужели?

Она небрежно обронила:

- У вас красивое лицо.

Вампир на мгновение утратил дар речи, хотя черты его не дрогнули. Эта смертная обладала странной властью вызывать в нем гнев и удовольствие одновременно. Красота – то качество, что принято хвалить лишь в женщинах, и такая ремарка его уязвила, но в тоже время и польстила самолюбию, хотя он ни за что бы не признался в этом даже самому себе.

- Благодарю, - с долей яда проговорил он.

- Так что же произошло с вами, Луций Корнелий? – вполголоса спросила она, опять взглянув на собеседника в упор.

Аро переменил позу: теперь одна его ладонь подпирала висок, и шелковый каскад волос рассыпался по черной шерсти рукава. Он усмехнулся, глядя в потолок.

- Это случилось на Сицилии, - произнес он, наконец. – В одном из лупанариев. Предположу, что вам известно значение этого слова?

- Публичный дом, - с усмешкой бросила она.

Вампир лишь кратко кивнул и продолжил:

- Я был сильно пьян – пожалуй, как никогда в жизни. Я помню женщину и яркий медный цвет ее волос, необычайно прохладную кожу и то, как она увлекла меня в альков. Затем – только тьму и страшную боль. Очнувшись, я уже не был человеком.

Змея затаила дыхание, все тело ее напряглось, как тугая струна.

- И кем же вы стали? – спросила она глухим голосом.

В это мгновение их взгляды скрестились, и бледные губы вампира сложились в почти пугающую улыбку. Он отвернулся на мгновение, а затем она со свистом втянула воздух. Глаза, будто налитые застоявшейся кровью, немигающие, с черными широкими зрачками. В следующий миг ее руки были плотно прижаты к сиденью кушетки, а жуткие глаза оказались в сантиметре от ее собственных. Повеяло могильным холодом.

- Попробуйте пошевелиться, - шепнул Аро почти что ласково.

Она была сильна даже сейчас, ослабленная кровопотерей, и будь он смертным, непременно вырвала бы руку, но с теперь эти попытки были тщетны. С тем же успехом можно было попытаться пошатнуть скалу. Взгляд Аро был прикован к голубоватой жилке на белой шее, и кровавый аромат, которым было напоено ее дыхание, еще сильнее подстегивал жажду. Она испустила прерывистый вздох, но вместо страха во взгляде зажегся восторг. Слово так и не было произнесено, и в том не было необходимости. На ее губах возникла шальная улыбка.

- Так я обречена?

Слова прозвучали так тихо, что даже острый слух вампира был едва способен различить их.

- Какого вы дурного мнения обо мне, - пропел бархатный голос с ноткой притворной обиды, и он неспешно отстранился. – Убить вас – все равно, что уничтожить произведение искусства: бессмысленное варварство.

Люди частенько забавляли Аро своей слабостью. Порою даже не было нужды использовать свой дар: все их жалкие, хрупкие чувства без труда угадывались в выражениях лиц, интонациях и взглядах.

Ее глаза остались нечитаемы, сердце не пустилось вскачь, с губ не сорвался вздох облегчения. И снова он спросил себя, человек ли перед ним.

- Так вот оно что, - протянул голос, уже вернувший себе чистоту тембра: словно перезвон подвесок на хрустальной люстре вдруг нарушил тишину, - И чем же смертное ничтожество сумело заслужить ваше расположение, господин мой?

В этих словах была прежняя дерзость, хоть и разбавленная нарочитым почтением, как будто бы ее не отделял от гибели всего лишь тонкий волосок.

- Полноте. Не стоит принижать себя, - с фальшивой заботой сказал приторно-ласковый голос.

Подобным тоном он обычно обращался к Джейн, и пожелал теперь проверить его действие на новом объекте.

- Не говорите со мной так, - усмехнулась змея, - иначе я решу, что пороков у вас еще больше, чем мне показалось.

- Вас это и влечет, не так ли? – шепнул он, вновь оказавшись близко, – Тьма, порок и смерть – вот ваша стихия. И сами вы не что иное, как исчадие ада, cara.

- О да, - послышался новый прерывистый вздох, и льдистые глаза бестрепетно выдержали его взгляд, - Не удивлюсь, если вы коллекционируете демонов. Хотите обладать мною, как одним из своих крашеных холстов?

В этот момент Аро с ослепительной ясностью понял, что ей было известно о коллекции. Что она знала еще?

- А вы и вправду меня не боитесь, - задумчиво сказал вампир как будто сам себе, а потом улыбнулся, и от этой улыбки пробирал озноб. – Сейчас я хочу, чтоб вы исполнили свою часть сделки.

Ее губы дернулись в намеке на ухмылку. Она обронила:

- Предпочитаете задать вопросы, или мне начать рассказ?

Он покачал головой, усмехнувшись в ответ:

- Это ни к чему. Дайте мне руку и сосредоточтесь.

Прохладные, сухие пальцы коснулись его собственных, и все исчезло: стены комнаты, белоснежный ковер в луже света, едва слышимый стук капель за окном. Аро очутился в лесной хвойной чаще: был туман, верхушки исполинских елей терялись в белом мареве, а затем в двух шагах он увидел растерзанный труп. Даже новорожденный вампир проявил бы больше сдержанности: он разорвал бы горло, но не тронул живота. Пустые глазницы, язык, словно вырванный наполовину… Все исчезло. Дом на берегу озера, окруженный непролазным лесом. Ступеньки, ступеньки. Подвал. Стальная дверь, хитрый замок: скан отпечатка пальца. Тело, висящее на дыбе. Это вновь женщина. Она еще жива. Хирургический стол с инструментами, разложенными с педантичной аккуратностью. И кровь, много крови. Ее запах забивает ноздри, проникает под кожу. Ванна с серной кислотой, в которой с шипением растворяется отнятая плоть. Видение уходит, сменяясь другим. Теперь на том самом столе распластан мужчина, в бесцветных глазах чистая паника. Он не может кричать: голосовые связки парализованы, и только раскрывает рот, беззвучно, словно пойманная рыба. Знакомые белые пальцы сжимают скальпель так, точно он – продолжение руки. Воспоминание подробно, красочно. Аро показывают все детали щедро, точно угощают дорогого гостя за столом. Он растворяется в чужих эмоциях: тягучая, темная радость, звериное упоение хищника, пожирающего жертву.

Затем он возвратился в комнату, и перед ним вновь оказались янтарно-желтые глаза, почти что скрытые за полупрозрачными веками. Ресницы поднялись, взгляд стал осмысленным, и чистый голос произнес с усмешкой:

- Нас кое-что объединяет: мы оба убийцы.