Глава 8
Змея и алмаз

[l]Саундтрек:[/i]

http://www.youtube.com/watch?v=K7ghElp-NGw
http://www.youtube.com/watch?v=DsomRrGictE

Шахматные поедики – излюбленное развлечение Кая, и он всегда играет белыми, ведь нападение целиком его стихия. Аро защищается вяло, в последние столетия ему наскучила эта игра, и он начинает жалеть, что когда-то обучил брата шахматам. Мысли его далеки от доски.

Ту запись он отыскал без труда: в Австрии все, хоть как-то связанное с балом, на виду, и, не в силах сдержаться, тут же нашел момент выхода дебютантов. Она шла в третьей паре, и он бы не узнал ее, если бы не вглядывался в лица так внимательно. Ей только девятнадцать лет, совсем юна и несколько нескладна. Во внешности ряд очевидных недостатков, но их не пытаются скрыть: слишком высокий рост и чрезменая худоба бросаются в глаза немедленно. И взгляд... Сосредоточненный, бесстрастный, жесткий. Наследница, оставшаяся без родных: какое бремя, должно быть, довлело над нею. Однако же, какой она была и какой стала. В женщине, которую он встретил, нельзя было угадать следа ничем не примечательной девчонки. Так значит, вот оно: принцесса Турандот не родилась прекрасной, она из тех, кто создавал себя - кропотливо, шаг за шагом, из серого утенка превращаясь в лебедя. И если это так, то он, похоже, наконец-то нашел зазор в ее броне.

- Тебя пригласили в змеиное логово? – проронил Кай, рассеянно покручивая своего ферзя, с чьей помощью, вне всяких сомнений, собирался устроить противнику ряд неприятностей.

Аро мельком взглянул на брата:

- О да, мне оказали честь.

- Держу пари, что ты боишься, - поддразнил его Кай, в этот момент ловко убивая своим ферзем ладью Аро.

Тот хмыкнул:

- Порой ты безмерно меня удивляешь. Чего мне бояться? - белый ферзь пал жертвой слона.

Кая ни капли не огорчила эта потеря.

- Видишь ли, - проговорил он медленно, обдумывая следующий ход, - намедни я прочел книгу о змеях.

- Вот как? – уточнил Аро с тенью сарказма.

- Да, - кивнул Кай, - Так вот… Там сказано, что кобра наиболее опасна именно в своем гнезде. Шах, кстати говоря.

Аро досадливо поморщился, убрав своего короля на соседнюю клетку.

- Говори прямо, я устал от твоих аллегорий, - вздохнул он.

- Разрази меня гром, если она ничего не задумала. Тебя почти наверняка ожидает сюрприз – скорей всего, не из приятных, учитывая ее трактовку Тоски.

Аро нахмурился, и положение на доске, до этих пор заботившее мало, перестало занимать его совсем. Премьера вышла триумфальной – кто бы сомневался! – но неожиданно все политические дрязги, любовные переживания, трагедия возлюбленного Тоски отошли на второй план: жемчужиной этого спектакля стала сцена убийства. Вот кабинет шефа полиции: она стоит к нему спиной, глядя в пространство, и по мере того, как он говорит, лицо ее обретает новое выражение, но то не паника, не злоба и не страх. Это спокойная решимость. Ее взгляд не мечется испуганно, она не хватает нож со стола, но невозмутимо извлекает из-за корсажа заранее припасенный кинжал. И когда она бьет его в грудь, то не кричит знаменитую фразу «Вот поцелуй Тоски!», а насмешливо шепчет ее прямо в его искаженное болью лицо. Потом наносит еще несколько точных ударов - неторопливых, основательных, будто разделывает свиную тушу, и в ее глазах в этот момент выражение спокойного наслаждения. «Ты ведь любишь кровь, не так ли?», - глумливо поет она вполголоса, вонзая нож ему в живот. Вопли Скарпиа о помощи искренни как никогда, но, разумеется, тщетны. «Вот теперь я простила тебя», - поет она с улыбкой, вытирая окровавленное лезвие платком, и это выражение лица вдруг кажется Аро до странности знакомым. Так улыбается Джейн, позабавившись вволю.

Убедившись, что жертва мертва, она прячет кинжал в складках платья, снимает белоснежные перчатки, залитые кровью, и швыряет в камин вместе с платком. Потом разжимает судорожно стиснутый кулак убитого, извлекает бумаги и читает их. Поняв, что в руках у нее нужный документ, она убирает его за корсаж и торопливо покидает комнату. Пять тысяч человек в зале замирают: на их глазах только что произошло убийство, и они не в силах осознать, что все это лишь театр.

- Мат, - вдруг произносит удовлетворенный голос брата, вырывая Аро из раздумий.

***

Март в Лондоне – странное время: низкое, серое небо, редкие проблески солнца, ветер, должно быть, пробирающий до костей, зеленая трава и розы, пышно цветушие в палисаднике у ее дома. Она жила недалеко от Сити, на самом верху футуристического здания из стекла и бетона. Аро терпеть не мог подобную архитектуру. Ее квартира, судя по всему, занимала целый этаж. Ни дать, ни взять, принцесса, запертая в башне… Да только ведь ее никто не запирал: она сама, по доброй воле там закрылась. Лил дождь, и ему пришлось раскрыть зонт, чтобы дойти от машины до подъезда. Лифт взлетел на двадцать пятый этаж. Вопреки его ожиданию, дверей было три. Нужная ему оказалась, разумеется, красной. Он нажал кнопку звонка и услышал, как мелодичный звон разнесся по квартире. Послышались легкие, почти неслышные шаги. Дверь отворилась, и Аро оторопел: в лицо ему смотрели алые глаза принцессы Турандот. Сегодня она в белом, и алебастровый атлас создает яркий контраст с кровавой радужкой. Бледная кожа, ставшая, кажется, еще белее, рыжеватые кудри, свободно спадающие на плечи. Она окинула взглядом его темное пальто. В уголках губ возникла легкая ухмылка:

- Мне день и ночь покоя не дает мой черный человек. Входите, - и посторонилась.

- Вы сами меня звали, - вкрадчиво сказал вампир, когда за ним закрылась дверь.

Мгновение она смотрела на него. В кровавых глазах был смешок.

- Звала, - согласилась она, наконец.

- Боюсь, что для вас нет пути назад, - он улыбнулся, и ей показалось, что в черноте его глаз мелькнул какой-то хищный отблеск.

- Что-то не так? – невозмутимо спросила она, отметив его пристальный взгляд, и с этими словами, взяв из руки Аро мокрый зонт, поставила его в стояк.

- Ваши глаза, - бросил он, снимая пальто.

Ее ухмылка стала шире:

- О, простите, забыла снять линзы. Фотосессия для обложки диска «Турандот», - пояснила она небрежным тоном. – Запись выйдет летом – вам это, думаю, известно. Идемте.

Они шли по длинному коридору, чьи стены украшали картины – неуловимое сходство с галереей в Вольтерре немедленно бросилось Аро в глаза. И кое-что другое, впрочем, тоже - он узнал картины. Вот собака, как будто бы тонущая, а вот гора отрубленных голов; два человека, занесших дубины….

- «Черная серия» Гойи, - выдохнул он в восхищении, - вы собрали ее почти всю.

Ее холодные глаза обратились к нему, и он добавил спустя миг:

- Могу представить, чего вам это стоило.

Она вновь усмехнулась, слегка дернув плечом:

- Больших денег.

- Я полагаю, и больших усилий.

- Не то, чтобы очень больших.

Гостиная была просторной. Белые стены, мебель в стиле Хай-тек… Шторы полуопущены. Тем легче в полумраке заметить полотно, висящее над кушеткой. Оно освещено отдельной лампой, и Аро застывает на пороге, не в силах оторвать от него глаз.

- Вам нравится? – лукаво спросила она. – Ведь это и есть ваш подарок.

«Сатурн, пожирающий своего сына».* Последняя, самая мрачная картина серии. Ее жуткая, порочная красота, не уступающая красоте «Юдифи», уже несколько веков занимала его воображение. Он искал подлинник всюду: музеи, частные коллекции…

- Безмерно нравится, - выдохнул Аро, - Вы и представить не можете, как.

- Не хотите присесть? – спросил мелодичный голос с оттенком усмешки. Он обернулся к ней, заметив с удивлением, что она уже успела снять линзы, и теперь на него смотрели блеклые человеческие глаза. Так было проще и сложней одновременно. Проще помнить, что она лишь смертная, сложнее потому, что в сознании Аро все еще не до конца укладывалось, как подобное создание могло быть только жалким человечком. Она расположилась на кушетке, жестом предложив ему занять кресло напротив.

- Это ранний набросок, написанный Гойей еще до того, как на стенах Дома Глухого появились фрески, - проронила она.

Аро не ответил – он все смотрел на полотно. Глаза его метались между ее лицом и кровью, стекающей из пасти Сатурна, словно бы не в силах выбрать между этими двумя объектами. Ее губы сложились в улыбку, и, наконец, она сказала:

- Взгляните наверх.

Аро машинально подчинился, и, будь он человеком, забыл бы, как дышать. Вместо ожидаемой белизны потолка на него взирали образы с гигантских репродукций картин Босха: «Страшный Суд», «Ад» и «Семь смертных грехов». Подлинники хранились в его коллекции – не в галерее, а в маленькой отдельной зале, и он порой приходил любоваться на них. Но только он один: Марк и Кай находили их отвратительными, Сульпиция в бытность свою на свободе презрительно морщила нос, Афинодора же хранила молчание, но никогда не переступала порога этой комнаты. А странная смертная пожелала любоваться на них каждый день. Прежде только маленькая Джейн разделяла эту его слабость. Пожалуй, у нее со смертной было нечто общее. Как любопытно было бы их познакомить…

Похоже, она любит белый цвет. Он здесь повсюду: белое платье на фоне белой обивки, белые стены и белый ковер, светлые волосы и меловая кожа. Она наблюдает за ним, и в выражении лица бесстрастный холод. Черты неподвижны, словно у мраморной статуи, и на этом застывшем лице живут, кажется, только глаза – пронзительные, несмотря на блеклый цвет.

– Вы бледны сегодня, - заметил Аро.

– Ерунда, - ответила Сольвейг с прохладцей, и он только теперь заметил, как она напряжена.

– Не лгите, mia cara, – невозмутимо сказал он, - Поверьте, это бесполезно. Итак?

Полуулыбка вдруг тронула бескровные губы.

- Я много думаю о вас, и эти мысли не дают мне покоя, - вдруг призналась она, перейдя на латынь.

Вампир поднял брови и ответил также по-латыни:

- Вот как. Могу ли я спросить, что это за мысли?

- У вас непревзойденная латынь, - задумчиво сказала она. - Я знаю всех ведущих латинистов, и ни один не сможет с вами потягаться.

- Неужто небеса обрушились на землю, - хмыкнул Аро в лучших традициях Кая, - Вы сделали мне комплимент, я не ослышался?

Ее улыбка стала шире, и белые, крепкие зубы блеснули в полумраке комнаты:

- Нет, не ослышались. И это лишь начало: сегодня я намерена вас ими осыпать. Помните, еще в период нашей переписки зашла речь об истории? Вы писали о Цезаре, как будто его знали.

Так вот, к чему она ведет. Аро ждал от нее этих слов, был к ним готов, и все же изумление его было велико.

- И что с того? – проронил он небрежно. – Я просто хорошо знаком с эпохой.

Она кивнула, а глаза как будто полыхнули алым пламенем:

- Да-да, конечно. Но ваша речь… Произношение отдельных звуков, слова, которые не встретишь в книгах, свобода, с которой вы строите фразы. Так говорят на родном языке, - закончила она, понизив голос, и ее взгляд впился в лицо Аро. – Я допустила бы, что все это всего лишь виртуозное владение латынью, - протянула змея небрежным тоном, - если б не последнее, наиболее интересное обстоятельство. У вас нет пульса, - она вдруг развела руками в притворном жесте удивления, - Ваше сердце не бьется, а ваша кожа заметно холоднее человеческой. И даже ощущается на ощупь по-иному, - ухмыльнулась она. – Сколько вам лет?

Аро слушал ее с легкой улыбкой, как будто его забавляло услышанное.

- Хотите, чтобы я выложил карты на стол, - проговорил он с обманчивой мягкостью. – Нет-нет, это был не вопрос, - оборвал вампир ее порыв возразить. – Что ж, хорошо. Но я взамен потребую того же. Вы не боитесь?

Любой из его свиты завидев этот взгляд и эту мягкую улыбку уже трепетал бы от страха. Она переменила позу, и Аро вновь отметил напряжение, которое затем немедленно ушло. Глаза в медовом свете лампы на краткий миг вдруг стали желтыми, словно у кобры, готовой к смертоносному броску. Ее улыбка вернулась, но теперь была похожа на оскал.

- У меня нет ни единого повода для страха, - возразила она также вкрадчиво.

- А вот теперь вы проявляете самонадеянность, в которой сами меня упрекали, - ответная улыбка Аро была нежней лепестка розы.

Как он и ожидал, она не дрогнула. Золотая бровь приподнялась:

- С кем поведешься… Как бы там ни было, ваши условия приняты.

- Тогда начнем игру? – предложил Аро со смешком.

- Зачем так сразу, - хмыкнула она. – Известно вам, чем смертные скрепляют сделку с дьяволом?

Настала очередь вампира вздернуть бровь.

- Мне даже несколько обидно, что вы почитаете меня за сатану.

- Ну что же так? Напротив, вам должно быть лестно.

- Вы шутите.

- Отнюдь. Я много лет мечтаю о знакомстве с ним, - протянула она все с той же улыбкой. - Сегодня у меня найдется кое-что особое для вас. Подождите здесь минуту, – и с этими словами вышла из комнаты.

Вернулась она почти сразу, держа в руках поднос с двумя бокалами и небольшим графином, доверху наполненным темной жидкостью. Чуткое обоняние Аро безошибочно определило запах. Кровь. Свежая, еще не остывшая до конца. Жажда скрутила внутренности огненной волной, кисти судорожно сжали подлокотники кресла, глаза потемнели. Она поставила поднос на столик и заняла свое прежнее место.

– Держу пари, что вы не раз мечтали вкусить моей крови, – спокойно, без улыбки сказала она.

Вампир взглянул ей в лицо, и странная смесь недоверия и восхищения мелькнула в этом взгляде на короткий миг, прежде чем он рассмеялся.

– Вы сумасшедшая, – выдохнул Аро.

– Возможно, – легко согласилась она, наполняя бокалы.

- Да здесь не меньше пинты, - заметил он. - И как вы еще держитесь на ногах?

- Героическим усилием воли.

Он хмыкнул, глядя, как она наполняет второй бокал.

- Не все вам одному, - невозмутимо сказала она, заметив его взгляд. – Это древний обычай – быть может, вам о нем известно. Так мои предки скрепляли договоры, - и Аро вдруг вспомнил, что Кай когда-то, уже много столетий назад рассказывал ему нечто подобное. Она между тем продолжала, - В то время обе стороны добавляли в чашу свою кровь. Но в нашем случае, я полагаю, это будет лишним, - и в голосе мелькнул сарказм.

- Совершенно верно, - все с той же лаской в голосе пропел Аро.

Он взял из ее рук бокал, наполненный почти до края. Запах кружил голову. В нем было все: привычная кислинка, осенний аромат опавших листьев и нечто пряное, такое, что даже обоняние Аро было не в силах различить. Отсалютовав ему своим бокалом, она с ухмылкой сделала глоток – медленно, словно смакуя вкус. Жажда жгла ему горло так сильно, что кровавый поток, изображенный на картине на ее спиной, казался почти настоящим. Аро пил кровь, глядя в безумные глаза Сатурна, и вкус этой крови вместе со спокойным стуком ее сердца почти обрушил все его барьеры – он никогда так сильно не желал убить.

Она неторопливо облизала губы, которые немедленно окрасились багрянцем, и затем сложились в сладчайшую из всех улыбок, какие Аро только видел на ее лице. Глаза больше не были блеклыми: они полыхали почти лихорадочным блеском, и в этом взгляде явственно читался вызов. Его затуманенный разум едва смог удержать инстинкты, и, подняв глаза, он прочел в ее лице почти что…разочарование? В одно мгновение он оказался на кушетке рядом с ней, с удовлетворением заметив, как по ее телу прошла дрожь, сровно рябь по озерной воде. И он улыбнулся:

- Согласно современному летоисчислению, я родился в семьдесят седьмом году до нашей эры. Мое имя было Луций Корнелий Цинна.

Он ожидал увидеть шок в ее глазах, но вместо этого в них отразилась лишь напряженная работа мысли, а затем она взглянула на него с восторгом и неверием. Так выглядит ученый, совершивший главное открытие своей жизни.

- Вы были консулом, - потрясенно шепнула она, - И вы – один из убийц Цезаря.

Тень улыбки опять скользнула по его губам, и он сказал спустя мгновение:

- Вам многое известно, и, пожалуй, я не смогу поведать вам ничего нового, - его сарказм мог сделать Каю честь.

Ее взгляд немедленно стал острым, хотя улыбка не покинула лица:

- И кто из нас первый готов отступить? – вкрадчиво, сладко сказала она, и тон ее был словно вязкая патока, - Расскажите же мне. Расскажите мне все.

*Сатурн, пожирающий своего сына