Через несколько дней наблюдений я понял весьма важную вещь – жизнь в замке была не для пташки; она сделалась молчаливой и замкнутой, избегая не только меня (или мне так хотелось думать), но и большинство, включая смертных. Последних она провожала странным, тоскливым взглядом – люди остерегались её, и иногда мне казалось, что даже больше, чем пьющих кровь. Линнет превращалась в тень, словно бы наша обитель и каждый из окружающих вытягивал из неё жизненную энергию. Она оживала в моём обществе, если я, конечно, добивался его, пуская в дело всю свою изворотливость, но лишь на небольшое время, пока не ощетинивалась иголками. Мы прекрасно иллюстрировали третий закон Ньютона [11]: она прикладывала ровно столько же сил, чтобы оттолкнуть меня, сколько я тратил на безуспешные попытки завоевать расположение. Возникающие трения стали рассыпаться искрами – почти каждая словесная пикировка заканчивалась ссорой; я сожалел лишь об одном – её тщательно сдерживаемый темперамент растрачивался не на то.
Я не испытывал удовлетворения даже после трапезы, в этот раз чуть менее обильной, чем всегда, и компании Хайди, которую покинул прискорбно рано под обещание припомнить «непростительное поведение». Подобная рефлексия была мне не свойственна – я был с ней и упивался ей, но мысли оставались слишком далеко. Мне не нравился разлад, расколовший душу, и та внутренняя пустота, терзавшая хуже голодного зверя – я ничем не мог её заполнить. Это было странным чувством, похожим на болезнь – я, искушённый всем, чем только можно, не переживал подобного. Пустые терзания оказались сладки в своей новизне. Я никогда не считал себя эмоциональным, пусть и нрав мой в человеческой жизни был достаточно горячим – бессмертие уняло страсти и сковало льдом чувства. Как оказалось, эффект не рассчитывался на всю вечность – мой покой нарушили, взрезав спокойную и казавшуюся цельной гладь моего существа.
Ни одна женщина не стоит такого раздражения.
Звёзды сверкали как бриллианты на фоне чёрного бархата – чудилось, что можно протянуть руку и просеять их сквозь пальцы; Луна лимонным ломтиком повисла над черепичными крышами. Я шёл отнюдь не бездумно, прекрасно сознавая каждый свой шаг; мне вообще не доводилось испытывать состояния «ноги сами несли меня» – оно было привилегией глупых и простоватых существ. Я с некоторым удивлением отметил, как мышцы сжались, напряглись, будто готовясь к смертельному броску – Линнет заставляла чувствовать меня уязвимым, и моё тело отвечало соответственно, считая её угрозой. От слабостей принято избавляться. Тряхнул головой, отгоняя наваждение, и невольно скривился. Старый парк был тих и безлюден; пташка устроилась почти у самой кромки воды и выглядела задумчивой, не замечая меня. Беззащитная.
Линнет вздрогнула, но не удивилась и не выказала недовольства при моём появлении, лишь раз полувопросительно взглянув на меня снизу вверх и продолжив смотреть в пространство. Она зябко поежилась от порыва свежего прохладного ночного воздуха, который запустил руку в её волосы, взъерошив их, пробежался рябью по тёмно-синей поверхности пруда, отозвался призрачным шелестом листвы. Говорить не хотелось. Я посчитал лучшим растянуться на траве рядом с ней, закинув руки за голову. Мысли приняли спокойное, почти безмятежное течение – я почувствовал себя цельным. То не было изученным и привычным состоянием – оно отличалось от всего испытанного раньше, как вода из колодца отличается от речной; это походило на свет, прошедший сквозь призму, и вспыхнувший целым спектром. Я не пытался разобраться, отстранённо наблюдая за сменой красок перед внутренним взором. Отдаться мгновению – какая роскошь…
– Моя компания не радует тебя, верно? – спросил я после долгой паузы. Линнет ответила не сразу – поправила перчатки, расправив каждый пальчик, потом, обернувшись через плечо, внимательно взглянула на меня.
– Мой ответ всё равно не имеет для тебя значения, - она пожала плечами. Я насторожился – в ней произошла некоторая перемена; даже когда её злость граничила с ненавистью, в её глазах была жизнь. Сейчас же они были мертвы. – Зачем пришёл?
– Не слишком, приветливо, тебе не кажется?
– Я пришла сюда первой.
– Мне тоже здесь нравится.
– Я тебя не звала.
– Признаться, я редко прихожу, когда меня зовут – теряю интерес.
Поза её стала ещё более напряжённой – Линнет сжалась, опустив плечи, и обхватила руками колени. Что-то в моих словах сильно задело её – она не стала отвечать на мой выпад, закутавшись в молчание, сотканное из печали. Панцирь, которым девушка отгораживалась от меня, день ото дня становился прочнее; мой план рухнул, но я не испытывал сожалений. Всё было гораздо удачнее, чем представлялось мне.
Она была лучше.
– Ты пропустила трапезу.
– Я не голодна, – тон её был сух и не выражал почти никаких эмоций. Я осторожно коснулся плеча, ощутив, что пташка мелко дрожала. Замёрзла?
– Тебя смущает общество посторонних? – Я сел, скопировав её позу; наверное, издали мы походили на двух влюблённых, беззаботно любующихся ласковой ночью в одно из первых свиданий. Её беглый взгляд задержался на моих глазах; я хрипло выдохнул, застигнутый врасплох собственными ощущениями – сильнейшими из когда-либо мной испытанных. Меня словно окунули в ледяную воду – то чувство, когда ты отчаянно хочешь выбраться на поверхность и сделать вдох. Я безумно, до боли желал эту женщину. Она должна принадлежать мне – если уж не телом, то душой.
– Оно должно меня смущать? – полюбопытствовала пташка.
Улыбнулся, обнажив зубы. Её не тревожил запах крови, исходящий от меня – я видел это по спокойным, как море, глазам. Зато сладкий медовый аромат вытягивал мои жилы, будоражил нервы. Я начинал терять самообладание. Удивительно.
– Должно быть, ты иначе воспринимаешь кровь.
Огонёк любопытства.
– Это не будет очень личным, если я спрошу тебя, как её воспринимаешь ты?
– Нет. Подобное тебе расскажет любой из нас, – я ухватился за возможность окунуться в марево памяти и иных эмоций. – Нет ничего сильнее крови – страсть, похоть меркнут на её фоне и никогда не смогут заменить, поэтому некоторые молодые существа стремятся делать свои трапезы уединёнными. Близость с жертвой на несколько порядков выше сексуального наслаждения, и это желание не должно быть одобрено разумом. Основной инстинкт. Единственная наша истинная страсть.
– Ты бы сейчас слышал себя, – хмыкнула Линнет, избегая моего взгляда.
– Что во мне не так?
– У меня волосы дыбом.
Рассмеялся, ощутив определённую скованность. Ей не стоило бросаться фразами, которые я мог истолковать превратно и окончательно потерять над собой контроль.
– Львёнка надо приучить к охоте так, чтобы он испытывал восторг от вкуса горячей крови, сочащейся из порванных жил.
– Вампир…
– Пьющий кровь, – поправил я её.
– Пьющий кровь, – согласила она.
Теперь в повисшей тишине чувствовалась напряжённость, в ней застыли невысказанные вопросы – и мои, и её; что-то мешало мне начать разговор первым. Я мог заставить пташку вспыхнуть как порох, но предпочёл довольствоваться холодным безразличием – в нём мне чудилось нечто большее, чем могло быть в самых ярких эмоциях. Наблюдая за ней, погруженной в глубокую задумчивость, я вдруг поразился одной простой, внезапно пришедшей в голову мысли – очень смутной и едва уловимой, словно тусклый луч света или лёгкий дымок над камином. Всё вдруг встало на свои места. Я не боялся неопределённости, но от открывшейся простой и понятной перспективы испытал инстинктивный страх, как зверь, которого впервые попробовали погладить.
Падающая звезда яркой вспышкой прочертила бархатное брюхо небес. Линнет на миг прикрыла глаза, а я улыбнулся – мне, пожалуй, никогда не приходилось загадывать желание.
– Что ты загадала?
– Разве если рассказать, желание сбудется?
– Сбудется, если верить. Я могу верить вместе с тобой – так точно исполнится, – одобряюще произнёс я самым ласковым голосом, на который был способен. И мне действительно сейчас хотелось быть с ней в достаточной степени мягким – я помнил, как доверчиво она прижималась, ища защиты, и то чувство тепла, что порождало её участие. Колючий взгляд. Мои пальцы легли на её – она мгновенно отстранилась. Кого из нас необходимо приручить?
– Не чувствовать, – меня покоробило от горечи, сквозившей в простых словах.
Я поднял голову к небу. Было то, в чём невозможно признаться даже любовнице-ночи – то, во что я отказывался верить.
– Хорошее желание.
Я разделяю его, пташка.
Слова не сорвались с языка – невысказанные, повисли между нами, даруя странное понимание друг друга. Тень улыбки коснулась бледных губ, но не потревожила ледяного спокойствия тёмных глаз. Никогда я не был так близок с ней, и ни разу она не оказывалась так далеко.
– И всё-таки зачем ты пришёл, Деметрий?
– Я отвратительно себя веду?
Она пожала плечами и медленно поднялась, потянувшись. Отряхнулась – гибкая, как ивовая лоза.
– Не так уж и плохо, – пауза. – Думаю, ты знаешь, что у тебя скверный нрав.
– Ты выбиваешь меня из равновесия, – немного сердито признался я, поднимаясь вслед за ней; рука легла ей на плечо, когда Линнет уже развернулась, собираясь уйти. Шаг. Лишнее расстояние между телами воспринималось болезненно.
– Пожалуйста… – от мольбы в её голосе я едва не сошёл с ума.
– Чем ты меня опоила, пташка?
– Надеюсь, что ядом.
Ярость схватила за волосы – я не позволю быть ей со мной равнодушной.
– Откуда в тебе циничность?
– Учусь у тебя, – злость.
Я молниеносным движением развернул её к себе, сжав, как куклу в руках. Непрошенное человеческое воспоминание – в ладони крепко зажата малиновка с мягкими перышками и бешено бьющимся сердечком. Но у этой пташки, что рядом сейчас, пульс был почти ровным, не спешил выдавать волнение или смятение.
– Довольно.
В её глазах читался открытый вызов – не один я терял все маски; обнажённые чувства стеганули хлыстом. Мне было абсолютно плевать, каким образом я удерживал девушку рядом с собой. Силой или не силой – разница лишь в последствиях.
– Ты никуда не уйдёшь, – предупредил я в ответ на попытку вырваться. Она судорожно сглотнула, когда моё лицо оказалось рядом с её; жар, идущий от наших тел, казалось, мог подпалить воздух. Взнузданные эмоции встали на дыбы.
– Чего ты хочешь, Деметрий? – прерывистое дыхание коснулось моих губ. Я был чудовищно слеп: моя близость волновала её ничуть не меньше, чем её меня, и Линнет не удавалось это скрыть. Я нравился ей больше того, что она могла себе позволить. Тёмное ликование.
– Каплю твоей ласки, которую ты расточаешь на всех, кроме меня.
– У тебя и без того есть кому дарить ласку, – её глаза сверкнули. – Позволь мне уйти. Пожалуйста.
– Ты ревнуешь? – хохотнул я, сжав оба тонких запястья ладонью и не давая пташке дотянуться до меня. Каким сладким было её неповиновение. Я сумел уловить отблески глубинного огня, дремавшего в потаенных уголках её души и ждущего того, кто сможет выпустить его на свободу.
Им должен стать я.
– Ты чересчур тщеславен, вампир. У меня нет поводов для ревности, – холод в её голосе мог остудить любого, но он не обманывал меня. Её глаза потемнели, затем прояснились и на один сверкающий миг стали абсолютно безмятежными. Я взял след. – Ты мне безразличен.
– Я редко ошибаюсь, Линнет, и ещё реже выпускаю добычу, какой бы строптивой она ни была, – прошептал я ей на ухо. В ту же секунду я почувствовал, что собственное тело меня больше не слушается – пальцы, удерживающие её руки, разжались сами собой. Линнет отступила на шаг, лишая меня своей близости; я молча наблюдал, как она, не проронив ни слова, стремительно ушла. Пусть эта партия остаётся за ней. Сегодня я намеревался взять то, что по праву принадлежало мне.
Ни злости, ни затаившейся змеёй ярости – лишь предчувствие победы и скорой развязки, переплетённое с потаённым желанием освобождения. Пташка не удерживала меня своим даром, но я не пытался нагнать её, только проводив взглядом хрупкую фигурку – в наступление необходимо идти с холодной головой. Жар и лихорадка. Словно болезнь, тяжёлая хворь, из-за которой в груди моей возникает чудовищно нелепое чувство – терпко-тягучее, с привкусом отравленной сладости. В глубине моего существа, такого закаленного, сурового и жесткого, зияла свежей промоиной пустота, как будто эта девушка, уйдя, унесла с собой частицу меня. Чувства балансировали на острие ножа.
Бледный лунный свет робко прокрался через окна в мрачный коридор, сбросив легчайшую, словно шифон, серебряную шаль на холодный каменный пол. Даже здесь, в крыле, отведённом смертным, царила почти идеальная тишина. Я мысленно отсалютовал отчаянной глупости и бесплотной надежде этих наивных существ – скот на бойне тоже считает, что он нужен и полезен. Казалось странным и алогичным, что беспокойнее всех спал не человек – пусть хищник более слабый, но при этом далёкий от страха за собственную жизнь. Возможно, стоит спросить об этом. Рефлекторно, словно пёс, я чуть приподнял верхнюю губу, обнажая зубы – вокруг было множество ароматов, а жажда никогда полностью не оставляла существование подобного мне. О крови забыть невозможно. Запахи сплетались, распускались соцветиями и опадали пожухлой листвой, завершая свою жизнь последним лёгким следом; сотни, тысячи малейших оттенков создавали причудливую картину из ярчайших красок. Нюансы чужих эмоций, самые сокровенные чувства.
Нота сердца.
Как, чёрт возьми, поэтично.
Я стал тенью – бесшумной и бесплотной; губы скривились в волчьей усмешке – когда мне доводилось так себя вести? В комнате Линнет царил идеальный порядок, лишь некоторые неброские детали давали понять, что тут кто-то живёт: смятое (причём, очень аккуратно смятое) кремовое покрывало, на атласе которого играли блики тусклого света ночника, плотное марево медового аромата, приоткрытая дверца шкафа да простая расчёска. И сама хозяйка комнаты, замершая подобно фарфоровой куколке, хрупкой и мёртвой, походила на предмет интерьера – только мерно поднимающаяся и опускавшаяся в такт глубокому дыханию грудь портила впечатление. Она никогда не станет одной из нас. Я ясно, как некое откровение, принял странный факт – существо передо мной было мне неизвестно. В её потухнувшем и полностью потерянном взгляде, направленном сквозь чернильно-синие предрассветные сумерки, не было ничего – глаза казались безмолвными драгоценными камнями. Странная печаль скользнула по моим костям, облизав холодом душу. Меня не замечали – мысли пташки витали очень далеко, покинув пределы маленькой спальни; мы различались чем-то очень глубоким, вдруг понял я, – не происхождением и не чистотой крови, а некой основой, которую не удавалось нащупать. Важен ли этот факт, нашептанный интуицией? Сумятица в мыслях, ровно как и буря в душе, начали утихать, и на место им пришло спокойствие, а затем и понимание. От себя не убежишь.
Я приблизился к ней почти вплотную, деля таинство её одиночества – безмолвный страж чужого покоя; она сидела в мягком кресле, забравшись в него с ногами, и смотрела сквозь тающую ночь. Губы дрогнули в усмешке. Абсурдные, нелогичные вспышки ощущений и чувств.
– Ты видишь сны? – осторожно спросил я, и собственный голос мне показался странным – он стал глубже и мелодичнее. От неожиданности Линнет вздрогнула и растерянно посмотрела на меня. Я почти положил ей голову на плечо; наши лица оказались совсем близко – в её глазах плескалась безмерная печаль и затаённая боль.
– Зачем ты пришёл? – я едва расслышал слова. Пташка не попыталась отстраниться, но подобралась, будто готовясь в любой момент дать дёру.
– Заключить перемирие. – Я накрыл своей ладонью её, покоящуюся на подлокотнике. Улыбнулся. Не ложь, но только часть правды – осторожный шаг, направленный на сближение; странно, что ни одна из привычных масок не помогала найти с ней общего языка.
– И каковы будут условия моей безоговорочной капитуляции, господин Волтури? – я был зачарован тоном – до того бесстрастно прозвучал её голос. Мне стало понятно, чего именно её подсознание требовало от меня. Задача не была трудной, но оказывалась в некоторой мере рискованной – полная откровенность слишком часто пугает; люди существа непоследовательные – прося о честности, они редко бывают к ней готовы.
Хмыкнул. Что ж, она начинала неплохо во мне разбираться; её холодность привлекала меня – я мог считать её отпор достойным.
– Я не беру пленных, Линнет, – мягко, почти шёлково. Вновь лишь упрямый взгляд – она и не думала уступать и поддаваться исключительно женскому чувству мягкости. Девушка чуть склонила голову набок.
– Я могла бы сказать всё, что тебе хочется услышать.
Прищурился, а затем и вовсе скривился. Мне стало любопытно – понимала ли она, насколько унизительный для меня «мир» предлагала? Недовольство всколыхнулось, грозя перерасти в злость – я недооценил её, и возвращённая любезность стала неожиданностью.
– Что тебя тревожит? – её выпад остался без ответа; странную близость, возникшую между нами, было легко разрушить – к чему она и стремилась, определённо чувствуя то же, что и я. Какое отчаянное сопротивление, но кому – себе или мне?
– Просто воспоминания.
– Не самые счастливые, я так полагаю.
– Не самые хорошие, но и не самые плохие, – Линнет вновь смотрела прямо на меня. Едва заметная тень улыбки – я посчитал это хорошим знаком. – Не рассчитывай получить ответы.
Она пошевелилась, принимая более удобное положение – всё ещё скованная и осторожная; я позволил себе присесть на подлокотник кресла, не касаясь её, но слишком близкий, чтобы быть полностью спокойным.
Паутина причудливых теней, переплетение тишины.
– Ты действительно не знала своего отца? – спросил я, нарушив молчание.
– Что?
– Ты правда не знала его?
– Я не хочу его знать, – холодно произнесла она. – Выбирай другую игру, Деметрий, и я с удовольствием тебе подыграю.
– Разве это игра? Я лишь хочу больше узнать о тебе.
– Зачем?
– Спрячь свои иголки. Обнимать ежа не очень-то приятно, – ворчливо заметил я. – Мне казалось, что мой интерес вполне естественен.
Выражение её лица стало совсем кислым. Усмехнулся.
– Спроси меня о чём-нибудь ещё, если тебе так хочется, но сравнивать наши родословные я не собираюсь.
– Тогда расскажи о своём брате. – Я был настроен решительно и намеревался получить ответы. Линнет затихла, её глаза потемнели, пока она обдумывала мой вопрос и подбирала слова. Интересно.
– Роберт вряд ли считает меня родной кровью, – горько. – У нас непростые отношения. Я обожглась – не стоило считать, что его чувства совпадают с моими… – она умолкла и обхватила себя руками – невольный жест, который не стали скрывать. Девушка сделалась совсем бледной, а её яркие глаза потускнели – та беззащитная боль, невольно подсмотренная мной, задела какие-то важные струны внутри меня. Она очень старалась казаться сильной. Похвально.
– Что же случилось? В своё время я был весьма искушён в семейных дрязгах и трениях с ближайшими родственниками.
– Семьи у меня больше нет.
– Очень решительный вывод. Могу я узнать причины, по которым ты его сделала?
Линнет вздохнула.
– Это может остаться нашим секретом?
– Настолько, насколько будет возможно.
Она колебалась, а я перебирал всевозможные варианты случившихся событий, анализируя скудные крохи информации. Вероятно, он был среди тех, из-за кого пташка считает себя прокажённой.
– Роберт пытался убить меня, – абсолютно спокойно сказала она, будто бы речь шла о погоде. В мои расчёты закралась ошибка – я не рассматривал подобный вариант, отбросив его в самом начале; Линнет не представляла опасности. Она робко коснулась пальцами моего предплечья.
– Ему не оставили выбора. Я его не виню, – голос её звучал непередаваемо мягко и нежно, в нём слышались отголоски тоски. – Мне его не хватает, – призналась она, опустив голову.
– Но за что? – только и смог выговорить я.
– У него не осталось выбора, – просто сказала Линнет, пожав плечами. – Я понимаю причины его поступка. Принять не могу. Мои мечты исполнились очень извращённо.
– Насколько он преуспел?
– Я выжила чудом.
Хранителем скольких тайн я был? Её секрет не был уникальным – отношения в семье вещь хрупкая и деликатная; подобное, конечно, встречалось мне не раз. Меня не хотели посвящать в причины, а я не собирался гадать – со временем она расскажет мне, если я, конечно, не найду её брата раньше. Мне почему-то казалось это чрезвычайно важным.
– Как давно?
– Чуть больше двух месяцев назад.
– Не от него ли ты спасалась бегством?
Она только кивнула.
– И несмотря на всё ты его любишь?
– Я не смогу причинить ему вреда.
Какое чудовищное достоинство и потрясающий недостаток – Линнет явно принадлежала к тому редкому типу людей, чьё сердце не знает полутонов; полюбив, она отдаст себя всю и не станет просить ничего взамен. Мужчина, которого девушка выберет, будет счастлив, но это не станет гарантом счастья для неё – ей будет сложно сохранить свою гордость и внутреннюю силу. За несколько мгновений я без труда и с небывалой лёгкостью представил нашу – её и мою – совместную жизнь, отбросив ненужные условности. Полёт фантазии обрисовал весьма приятную картинку, далёкую от пресности и скуки – вполне обустроенное логово, где меня бы ждали. Я улыбнулся глупости собственных мыслей. И всё же… приманка казалась заманчивой.
Для Линнет, видимо, было несколько проблематично оставаться неподвижной долгое время – она сначала заёрзала, а потом вытянула ноги, скрестив лодыжки. Поза её не отличалась изяществом и оправдывала её любовь к брюкам – наверное, только моё присутствие останавливало пташку от того, чтобы сползти пониже. Очаровательный сорванец.
– Ты стала лучше выглядеть по сравнению с тем, какой я увидел тебя впервые, – удовлетворённо отметил я.
– Я чувствую себя дворняжкой, которую нарядили в бальное платье, – скривилась она. – Но не ты ли упрекал меня, что я должна вести себя соответственно новому положению?
– И ты меня послушала? Я польщён.
– Надейся, – она фыркнула, с энтузиазмом ухватившись за более приятную тему разговора. Я чувствовал себя очень молодым – во мне буквально бурлила, пенилась горячая кровь, клокотала энергия, требовавшая немедленного выхода. И это опьяняло. Я превратился в сгусток противоречивых эмоций и ощущений, разбавивших мой устоявшийся мирок тысячью новых красок.
– Мне следует ждать от тебя новых шалостей? Поверь, я не забыл выходки с лестницей.
– Я доставляю тебе неудобство?
– Я успел проклясть тот день, когда мы встретились.
– И что же ты тогда здесь делаешь?
– Жду, пока ты не начнёшь меня выгонять.
– И тогда ты уйдёшь?
– Ни в коем случае.
Линнет подняла голову и принялась изучать бесстрастное выражение моего лица; я не удержался – положив ей руку на спину и уже только этим заставив её отпрянуть, легонько толкнул. Она оказалась на полу. Я в кресле, закинув ногу на ногу. Широко улыбался, следя за тем, с каким достоинством девушка поднялась из весьма неуклюжего положения, сверля меня разъярённым взглядом – в какой-то момент мне показалось, что ещё немного и мне вцепятся в волосы. Или укусят. Изменил положение – чуть наклонился вперёд и едва слышно зарычал, являя собой образец угрозы и силы. Пташка села на кровать, демонстративно сложив руки на груди, и выдержала мой прямой взгляд. Вызов?
– А может, ты просто пытаешься привлечь моё внимание, Линнет?
– Ты очень тщеславен, Деметрий.
Мне пришлось пригнуться – она, совершив молниеносное движение, бросила в меня подушку.
– Метко, – в моём голове притаилась угроза. – Ты поплатишься за это. – Я нарочито медленно поднялся и так же неспешно стал приближаться к ней. Наши взгляды одновременно метнулись к двери – действия пташки легко предугадывались. Небывалая весёлость. Она лишь поднялась, готовая дать отпор или сбежать при малейшей оплошности с моей стороны; её настороженность грозила перерасти в панику. Бросок. Легчайшее касание, ощущение тепла тела и аромата крови – я на мгновение прижал её к себе, прежде чем опрокинул на спину. Всё ещё грозный я навис над ней, так сильно сжавшейся, будто ожидавшей насилия. Плотоядная улыбка. Я облизнулся и принялся щекотать девушку – сначала не совсем уверенно, пробуя, выискивая чувствительные точки, а потом уже беспощадно, не давая ей даже возможности отдышаться. Паника сменилась изумлением – пташка засмеялась, пытаясь защититься от моих рук и спихнуть меня с себя.
– Ты возьмёшь свои слова назад?
Она изловчилась перевернуться на живот, пока я ослабил натиск, впрочем, достаточно крепко сжимая коленями её бёдра. Строгая блузка задралась, обнажая изгиб позвоночника. Сглотнул.
– И не подумаю, – задыхаясь, с трудом выговорила она. – Ты тщеславен и высокомерен.
– Проси пощады. – Мои пальцы снова засновали по её рёбрам, заставив её заметаться подо мной. На самом деле, я не был уверен, что мне удастся подобное – всё-таки она не была человеком, но сейчас её вполне человеческая реакция на раздражение казалась донельзя милой.
– Я больше не выдержу!
Я замер, склонившись к её раскрасневшемуся лицу.
– Сдаёшься?
– Никогда, – выдохнула она, сжавшись и готовясь к новой атаке, хотя мои пальцы касались её ласково и осторожно. – Но допускаю, что ты не так тщеславен, как я думала.
– Для извинения этого слишком мало.
– Оно было сделано под пыткой.
– Которая ещё не закончилась.
Её смех, словно солнечный свет, разлился ручейками тепла по телу, проник в самую глубь моего существа. Женщины редко вели себя в моём обществе так непосредственно и беспечно, а Линнет словно действительно не видела во мне мужчины, с которым ей хотелось бы хотя бы пофлиртовать. Я засмеялся сам – негромко и почти смущённо, заражённый её чистыми эмоциями.
– Я признаю только полную капитуляцию, Линнет.
– Если только покорение… временное.
– И так как ты всё же признала, что я не отличаюсь излишним тщеславием, то перейдём ко второму вопросу.
– И сколько же у тебя вопросов?
– Достаточно для некоторого удовлетворения любопытства.
Она предприняла решительную попытку вырваться, и я почти позволил ей это, сжав оба запястья и прижав её тело к постели лишь в последний момент. Странное ощущение – теперь мои руки были в перчатках, а её нет. Дань предусмотрительности. Пришлось признать себе – я ещё колебался в достаточной мере, чтобы осторожничать. Дивный гимн пела её разгорячённая кровь – я уступал его древнему ритму, отзываясь на взбудораженные инстинкты.
– Что ты задумал, Деметрий?
– Хочу, чтобы ты признала, что лгала.
Как же она насторожилась! Я опустил голову, спрятав лицо, рассматривая пуговицы на блузке – кощунственно застёгивать их под самое горло и скрывать тонкие ключицы. Чуть отстранился, усаживаясь рядом, и обнимая взглядом её всю – с головы до самых кончиков пальцев ног. Линнет встревоженно следила за каждым моим действием, поднявшись очень осторожно – не уходила, но и не пыталась приблизиться. Я физически ощутил нити привязанности, но даже не попытался отпрянуть или порвать их – мне нравился этот силок.
– И в чём же я солгала тебе?
– М? Не отвлекай меня от важных мыслей.
Линнет чуть склонилась, пытаясь увидеть то, что я так внимательно рассматривал.
– Я могу узнать?..
Она замерла, когда я потянулся и обвёл пальцами её лодыжку.
– Какая ты всё-таки изящная…
Неожиданность в подавляющем большинстве случаев залог успеха почти любого начинания; застать врасплох – значит, уже практически выиграть ещё не начавшуюся битву. Я совершенно определённо видел, что Линнет не была готова к такому повороту событий и не знала, как реагировать на мои прикосновения. Внутри меня царил хаос; я понимал – заигрываюсь, но медленно забывал о вероятной опасности. Пожалуй, я был человеком, когда женщина заставляла меня так терять голову, более того – подобное случалось в неискушённой, жаркой юности. Имело ли это хоть какое-то значение сейчас?
– Прекрати, – её голос прозвучал жалобно, без должной твёрдости, в нём слышался даже страх; отступление было немыслимым – даже через ткань перчаток я ощущал жар и дрожь тела. Сладкая истома, с которой я уже не мог совладать, подобно крови разливалась по моим жилам.
– Значит, безразличен?
– Полностью.
Её глаза потемнели – в них полыхал лишь отголосок внутреннего огня, тщательно сдерживаемого и подавляемого; она словно бы не могла определиться, но чаша весов склонялась не в мою сторону. Ещё немного и меня оттолкнут, понял я. Коснулся тыльной стороной ладони разрумянившейся щеки, осторожно провёл самыми кончиками пальцев по её ноге, не скрывая и собственной дрожи. Линнет задышала чаще, моё же дыхание готово было вот-вот сорваться; я не собирался проигрывать это сражение.
– Ты лжёшь, – с едва слышимой хрипотцой, не отрывая взгляда от её глаз.
– Деметрий, пожалуйста, уйди. – Она отстранилась и, поднявшись, поспешно отошла на несколько шагов; у неё дрожали руки – поправляемые юбка и блузка грозили измяться ещё больше.
– Ты ведь этого не хочешь, – я медленно встал.
– Разве тебя интересует, чего я хочу? – взгляд попавшего в смертельный капкан зверя. – Я хочу знать, что нужно тебе.
– Ты, – не задумываясь ответил я. – Мне нужна ты.
И я получу тебя.
– Ты же понимаешь, что это сумасшествие чистой воды, Деметрий.
– Да, сказочное сумасшествие. – В один скользящий шаг я оказался радом с ней; её руки упёрлись мне в грудь в попытке оттолкнуть и избавиться от объятий. Давай же, заставь меня. Линнет лишь раз бросила на меня взгляд, полный странной смеси мольбы, злости и отчаяния, а затем опустила глаза.
– Не будь идиотом, найди себе другую, – упрямо. Она не собиралась мне уступать, не зная, что я редко на самом деле что-то просил. Я привык брать.
– Я не хочу другой.
Её губы искривились в горькой усмешке.
– Просто уйди.
На короткое мгновение она прижалась ко мне в очередной попытке вырваться, и тело моё отозвалось на прикосновение. Точно испепеляющая жаром молния пронеслась между нами, и вспышка эта оказалась так ярка и сильна, что я просто потерял остатки рассудка. Я хмелел без вина. Мягкая улыбка.
– Линнет… – почти промурлыкал я.
– Я хочу уйти, – решительно произнесла она, вскинув голову.
– А я хочу тебя. – Я коснулся губами её приоткрытых губ в ту же секунду, когда фраза была закончена. Неслышный удивлённый вздох. Абсолютно не искушена, что нисколько не мешало мне – ощущения были почти так же ярки и сильны, как во время самого первого, жадного глотка крови. Я старался действовать мягко и осторожно, но нежность тут же превращалась в бешеное желание. Её сердце неистово билось, словно пойманная в ловушку птичка – удары эхом отзывались в моей голове. Я зарычал в ответ на попытку оттолкнуть меня и сильнее прижал её к себе, запустив пальцы в волосы. Она и не думала мне отвечать! В груди будто провернули ржавый кинжал. Это был ад… и немного рая – не знаю, сошёл ли я в преисподнюю, или вдруг взлетел до небес. Чистейшее ликование. Сердце зажали в тиски – казалось, ещё немного и оно забьётся вновь.
Боль!
Чувство не было похоже на горение, скорее из меня пытались кусками вырвать плоть – что-то внутри, очень сильное и свирепое, яростно билось, причиняя ощутимые страдания. Ошибся? Я отстранился, часто дыша, и чувствуя себя до ужаса разбитым. Мутное зрение. Меня шатало. Я дрожал. Неужели?.. Линнет с силой вцепилась в мои плечи, и я запоздало отметил, насколько горячей она была. Словно в лихорадке… Мысли метались, будто хорёк по клетке.
– Деметрий… – посторонние звуки доносились до меня как сквозь подушку. Она шмыгнула носом.
– Ты уже оплакиваешь меня, пташка? – язык заплетался так, словно я действительно хорошо приложился к бутылке. Дьявол, более нелепой смерти и придумать нельзя! Тёплая волна прошла по всему телу, согревая до самых кончиков ног. Хрипло выдохнул. Сознание отмеряло время, отсчитывало неумолимые мгновения.
Слишком долго?
– Господи, какой ты же дурак! – Её пальцы сжались, а потом она и вовсе ударила меня кулаком по плечу. Жест полного отчаянья. – Почему ты не послушал меня? Я ведь… едва…
Едва?
Моргнул. Чёткость зрения была уже удовлетворительной, но не полной; мои глаза видели очаровательную картинку – Линнет была будто бы окружена легчайшим жемчужным сиянием, похожим на отражение лунного света в серебряном зеркале. Слабость исчезала. Да и я не рассыпался – во всяком случае, каждая мышца в теле ощущалась и контролировалась мной в полной мере. Но как же дрожала пташка! Осторожно обнял, легонько поглаживая по спине.
– Почему ты мне не ответила?
Линнет содрогнулась всем телом и подняла на меня взгляд, подействовавший не хуже пощёчины. Не упрёк – боль и ничего кроме боли. Бледность шла ей, придавая блеска тёмным глазам.
– Я могла тебя убить.
– Такая смерть не кажется мне отталкивающей – быть может, только глупой и безрассудной, – пожал плечами.
– Немедленно пусти меня! – Я успел перехватить её запястья, сжав пташку так, что она почти не могла двигаться. – Ты смеешь шутить?!
– Начинаешь жалеть, что не убила меня? – усмешка.
Линнет пнула меня по голени; как неосторожно – могла ведь пораниться. Пошатнулась, несколько обмякнув в моих руках; рваное дыхание начинало внушать некоторую тревогу. С ней было что-то не так.
– Пошёл вон!
– А ты, оказывается, имеешь клычки, – хохотнул я.
– Убирайся. – Её сердце стало отбивать прерывистую, спотыкающуюся дробь.
– Просто согласись, что я был прав.
– Ты прав. Ты мне не безразличен, – её голос зазвенел от злости. Я не мог не улыбаться. – А теперь убирайся ко всем чертям.
– Теперь я точно не уйду. Тем более, если я отпущу твои руки, то получу пощёчину, так что предпочитаю подождать, пока ты не остынешь.
– Невыносимый, тщеславный, высокомерный вампир…
–… который тебе нравится, – я не скрывал удовольствия. – И это я слышу от неуправляемой, своенравной и непокорной девчонки? Хотя, – прищурился, – уже и не такой непокорной. Почти капитуляция.
– Иди ты к чёрту, Деметрий!
Линнет покачнулась, и я почувствовал, как её тело потяжелело в моих руках. Властно, жестом собственника, обнял, и подхватил пташку на руки, прислушиваясь к неровному и слишком частому такту сердца. Ритм словно спотыкался, то убыстряясь, то на мгновения затихая и пропуская удары. Девушка стала бледной, как полотно, и в следующую секунду потеряла сознание, обмякнув, словно марионетка, у которой подрезали верёвочки. Начинать беспокоиться было рано, посчитал я, хотя некоторые опасения всё же были. Нам следует о многом поговорить – и это будет очередное сражение; как известно, противника лучше встречать на известной для себя территории, где будет проще всего расставить ловушки. Я намеревался выиграть войну. Улыбка вышла грустной. Не взяли ли меня самого в плен, выкинув ключи от железной решётки?
Вздох.
Затем пришло понимание, от которого на душе стало скверно.
Её боль предназначалась мне…
_____________________________
[1] Пигмалион - в греческой мифологии скульптор, создавший прекрасную статую из слоновой кости и влюбившийся в своё творение
[2] Феликс и Деметрий играют в покер.Покер — карточная игра, цель которой выиграть ставки, собрав как можно более высокую покерную комбинацию, используя 4 (старый классический вариант), или 5 карт, или вынудив всех соперников прекратить участвовать в игре. Игра идёт с полностью или частично закрытыми картами. Конкретные правила могут варьироваться в зависимости от разновидности покера. Обобщающими элементами всех разновидностей покера являются комбинации и наличие торговли в процессе игры. Требует представлений о теории вероятности.
[3] Идёт, так называемый круг торговли (см. ниже).
[4] Каре - комбинация из четырёх карт одиного достоинства, например, четыре тройки или четыре туза.
[5] Фулл-хаус - три карты одного достоинства и одна пара, например: 10♥ 10♦ 10♠ 8♣ 8♥. Слабее каре.
[6] Стрит - пять карт по порядку любых мастей, например: 5♦ 4♥ 3♠ 2♦ Т♦. Слабее фулл-хауса.
[7] Круг торговли - процесс игры, во время которого игроки делают поочерёдно ставки.После раздачи карт каждый игрок имеет возможность сделать ставку или выйти из игры. Победителем считается тот, чья комбинация из пяти карт окажется лучшей, или тот, кто сможет вытеснить из игры других игроков с помощью ставок или блеф-ставок и останется один до вскрытия карт.
[8] Ривер - пятая карта, положенная на стол в открытую. Знаменует собой то, что проходит последний круг торговли и игра будет вскоре завершена. Такое характерно для разновидности покера под названием Техасский холдем - самая популярная разновидность покера на сегодняшний день.
[9] Деметрий пасует, то есть оставляет победу за Феликсом.
[10] Тройка - комбинация из трёх карт одного достоинства.
[11] Третий закон Ньютона: сила действия равна силе противодействия.
__________________________
И это не вся глава - это чуть больше половины. Оля (мой замечательный редактор) уезжает в отпуск, а так как я обещала главу в конце месяца, то было решено выложить половину - по дописанному пову. Надеюсь, то, что не всё, не особенно расстроит. К середине сентября (по моим оптимистичным прикидкам) появится вторая часть главы)
Спасибо за внимание ^^
Ваш Динозаврик ^^
наконец-то продолжение!!! Прочла на одом дыхании. Жду жду жду продолжения!!! Когда? 
Я уже заждалась
Порви там всех))) *в хорошем смысле*))
)